Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)
Сегодня Юлька была особенно многословна. На то имелись веские причины. Захлёбываясь и перебивая сама себя, она рассказала, что в одном из районов Москвы зафиксирована вспышка неоинфекции.
– Понимаешь, – частила она – среди заболевших ни одного медика! Я слышала, заразу затащили с каким-то южным продуктом!
– Господи, – Анна почувствовала, как в кончиках пальцев начали стынуть колкие льдинки – сколько погибших?
– Не знаю, ничего не говорят. Алик Торопов, помнишь, тот шустрый корреспондентик рассказывал Петьке, что больных куда-то вывозят. За распространение информации в СМИ… Ну, ты поняла. По всем каналам крутят ролики, как зараза проявляется и телефон, куда звонить, если у кого-то заподозришь эту дрянь! Какая-то охота на ведьм!
– Юлька, это не охота на ведьм, это необходимость.
– Анька, я боюсь, – в трубке заскулило, захлюпало.
– Слушай меня внимательно! Запри двери и окна. Постоянно обрабатывай хлорным раствором всё, до чего дотянешься! И не вздумайте никуда высовывать нос! Не открывайте никому. Поняла?
Чёткие указания подругу приободрили.
– Поняла. А скоро ты там… лекарство-то придумаешь?
С Юлькой Анна дружила со школы. Та была добра и простовата, чем очень умиляла Анну. Именно добросердечной простоты ей так часто не доставало в её привычном окружении. Синявская невольно хмыкнула.
– Скоро, Юлька, скоро. Не отчаивайся! Мои физики уже слепили что-то хитрое. Можно проводить качественную дезинфекцию. Прорвёмся!
– Правда? – на другом конце трубки слышались всхлипы, но уже с оттенком робкой надежды.
– Разве не я самая главная по этому делу? – бодрым голосом приврала Синявская. Она несколько опережала события. «Что-то хитрое» должно быть готово со дня на день, но будет ли оно действовать на живучие вибрионы – вопрос. – А теперь дай мне Васильку, соскучилась, сил нет.
– Сейчас.
В телефоне что-то стукнуло, видимо, уронили трубку на деревянную поверхность. Потом окрепший Юлькин голос огласил эфир командирскими нотками: «Васька! Василь!». «У неё не забалуешь!» – удовлетворённо подумала Анна и улыбнулась. Спустя минуту трубка засопела родным до дрожи детским баском:
– Аллё!
– Васенька, это мама! Здравствуй, родной!
– Ага, – сын был по-мужски немногословен.
– Я так соскучилась по тебе. Как ты там?
– Хорошо. – Вдаваться в подробности Василий никогда не любил.
– Чем ты там занимаешься?
– Играем в лётчиков.
– С Колей? – Конопатый враль Колька был сыном Юлии.
– Ага.
– Не обижает тебя Коля? – Анна хотела выспросить у сына всё, начиная с того, что он ел сегодня на завтрак, и заканчивая вопросами эволюции квантово-механических теорий. Всё равно о чём, лишь бы он говорил. Но сын был непреклонен.
– Ну, ма-а-ам, – проныл он в трубку. Анна поняла, разговор закончен. Василя ждали куда более интересные занятия, чем беседа с матерью-занудой.
– Ладно, – вздохнула Синявская. – Я очень скоро приеду. Целую тебя.
– Ага.
– Дай трубочку тёте Юле.
Трубка, постукивая, перешла к подруге.
– Мужик! – заключила Юлька, явно одобряя телеграфный стиль разговора Василя.
– Совсем не скучает, – уныло хныкнула Синявская. – Надо было домохозяйкой быть, а то, небось, и не помнит, как мать выглядит.
– Да ладно тебе, – фыркнула Юлия. – Мой всё время на глазах, а такой же. Это у них теперь мода. Не переживай. А домохозяйкой тебе нельзя, вон ты какая умная. Ты делай там своё лекарство скорее, а то…
– Знаю, – оборвала нависший пессимистический прогноз подруги Синявская. – Стараюсь. Ты держи меня в курсе, ладно?
– Конечно.
Жизнерадостно запиликал другой телефон. Наскоро попрощавшись, Анна схватила трубку рабочего аппарата. Известия, в отличие от Юлькиных, были хорошие – трудолюбивые физики везли готовый прибор для апробации на «реальном материале», так они величали неоинфекцию.
Суетливый седенький академик Жигалов рубил ребром ладони воздух и наскакивал на Синявскую.
– Анна Михайловна, – твердил он в сотый раз – вы же учёный! Как вы не можете понять такой простой вещи?! Я лично должен видеть результат работы нашей группы. Разве вы можете должным образом проанализировать функционирование нашего прибора?
Одержимым блеском в глазах Жигалов напоминал Анне покойного Паршина. С энтузиазмом фанатиков от науки она сталкивалась и даже где-то сочувствовала им, но в случае с Жигаловым оставалась непоколебима.
– Уважаемый Герман Семёнович, – Синявская приложила к груди ладонь – я, возможно, мало что смыслю в физике, зато неплохо, смею вас уверить, разбираюсь в медицине. Я со всей ответственностью заявляю, в лабораторию, кроме меня, никто не войдёт! Я категорически запрещаю. Инфекция столь непредсказуема, что гарантировать вам безопасность я не могу. Обещаю, все результаты я буду тщательно фиксировать и предоставлю подробнейший отчёт.
– Это равносильно тому, что вас попросят поставить диагноз по телефону и назначить лечение! – горячился Жигалов. – Это неслыханно!
– Нет! – рявкнула вдруг неожиданно для самой себя Синявская и, резко развернувшись, пошла к бункеру. Старик её утомил.
– Анна Михайловна, – академик трусил следом – пожалуйста, поймите! Такая интереснейшая работа.
В его интонациях Анна услышала нотки, схожие с теми, что звучат в голосе мальца, выпрашивающего у приятеля конфету: «Дай, а-а-а?». Ей стало смешно. Старика было жаль, но поделать она ничего не могла. В отдалении толпились хмурые физики. Им тоже хотелось проникнуть в святая святых, но они и не пытались упрашивать жестокосердую медичку. Если уж отказано даже их боссу, что говорить о них, рядовых докторах и кандидатах. Сотовый и монитор видеонаблюдения – вот и всё, что им предоставили.
В мобильник сыпались непрерывные рекомендации оставленных «без сладкого» учёных технарей. Да разве способна какая-то врачиха нормально подключить и эксплуатировать хоть один из видов аппаратуры! Вердикт физиков был однозначным и окончательным – не может! Будь она хоть трижды доктор наук, хоть лауреат Нобелевской премии, хоть номинант на звание Золотая Пипетка года. Вычленить из оглушительного гвалта чёткие инструкции Синявской удавалось с трудом. Наконец, она всё же справилась с хитроумной машинкой, которую те привезли с собой. Эксперимент начался. Беловатые, похожие на запятые вибрионы на излучение реагировали вяло, но это было лучше, чем ничего. Простое термовоздействие впечатляло их и того меньше. Из этого следовало, что приборчик можно пускать в производство и в то же время работать над его усовершенствованием. А ещё это означало, что Анна, наконец, сможет взять в лабораторию хотя бы троих лаборантов и свалить на них организационные вопросы.
Синявская слушала, как между физиками вспыхнула настоящая потасовка, обильно сдабриваемая неслыханными для неё терминами. «Похоже, мы растём из одного корня, только расцветаем на разных ветках» – думала Анна Михайловна, глядя с обожанием на расшумевшихся умников.
Плановое совещание комиссии по борьбе с неоинфекцией Синявская снова проигнорировала. Тратить время на дорогу из Подмосковья не хотелось. К тому же все эти посты и кордоны, расставленные на когда-то милых её сердцу дорогах, сильно угнетали. Хватит с неё и конференц-связи. Она приготовилась выслушать очередные новости больше похожие на сводки с мест боевых действий. Выступавшие подробно докладывали о количестве умерших в разных районах страны и о числе вывезенных в карантинные зоны. Синявская уже смирилась с этим новым понятием – карантинная зона. На самом деле это были огромные, тщательно изолированные территории, куда заболевших вывозили умирать. Таких зон насчитывалось уже четыре. Подумывали, не создать ли ещё, чтобы не тащить заражённых неоинфекцией на дальние расстояния. Идея карантинных зон вызывала во всём существе Синявской бурный протест. «Это какой-то лепрозорий! – кричала она, когда впервые услышала о таком решении проблемы. – Это же живые люди!». «У вас уже найдено средство, которое позволит лечить больных на месте?» – весомо поинтересовался председатель комиссии Королёв. Что ему ответить, Синявская не знала. Вывозить больных людей, словно мусор на свалку – это не умещалось в её голове. Но оставить их в населённых районах значило обречь на верную смерть жителей всего города или посёлка. От безвыходности хотелось выть. К тому же, дело с карантинными зонами было решённым. Более того, уже действующим. От неё же ждали только вакцину.
На сегодняшнем заседании в активный лексикон быстро и прочно ввели новое техническое понятие – ЭИС-1, энергоизлучатель Синявской. Анна горько усмехнулась. Надо же было умудриться войти в историю воспетой физиками, а не медиками. Хотя, как знать, работа над вакциной уже приносила кое-какие плоды. По крайней мере, успешно борющееся с новым вибрионом антитела, она выделила. Вот только никак не могла отыскать способ заставить их прижиться в других организмах. Белки (похоже, из иммуноглобулинов) вольготно существовали в её собственной крови и упорно гибли в любой другой. При каких условиях они могли безоговорочно здравствовать и бороться с неоинфекцией, ей пока выяснить не удавалось. Чем уж так уникальна была её кровь, Синявская понять тоже не могла. Кровь, как кровь – лейкоциты, эритроциты, плазма. Ничего примечательного. И всё же в ней функционировал какой-то непривычный глазу белок.
