Владимир Орлов - Останкинские истории (сборник)
Впрочем, отчего же слабость? Неужто музыка дала ему одну слабость? Нет, посчитал Данилов, она дала ему и силу. Хотя бы потому, что он ощущал теперь необходимость исполнить музыку Переслегина и для себя и для публики. А для этого следовало победить и вернуться. То обстоятельство, что и победив он мог не вернуться, Данилов будто бы не принимал в расчет.
Данилов перевел пластинку на браслете, вызвал домового Бека Леоновича. Бек Леонович явился и был бледен. Из Коканда в Москву когда-то он перебрался поездом, на верблюдах и на ишаках, но теперь-то Данилов, беря грех на себя, вынуждал его лететь жутко куда. Да если бы лететь, подумал Данилов. Если бы сейчас насладиться полетом, как при прогулке в свою пещеру в Андах! Нынче было дело, им предстоял не полет, а перенесение. Зубы у Бека Леоновича стучали.
— Вы глаза закройте, — сказал Данилов, — за мою руку уцепитесь — и мы сейчас же будем там. Если со мной что случится, вас вернет домой мой соперник… Ну все… В путь!
И оказались на месте поединка. «О Земля! О жизнь! О любовь! О музыка! Неужто — все?..» — возникло в Данилове, словно бы он находился еще в дороге. Пальцы Бека Леоновича, вцепившиеся в левую руку Данилова, вернули его к заботам.
— Успокойтесь, Бек Леонович, — сказал Данилов. — Вот мы и здесь. Будьте как на Третьей Ново-Останкинской… Можете ходить, можете парить, можете плавать… Глаза откройте… Вот и все…
Было черно, безвоздушно, холодно, но отчего-то сыро. Бек Леонович расцепил пальцы, стал ходить, рукой тыкаясь в пространство, как в стену. Потом он открыл глаза.
— Их нет, — сказал.
— Еще пять минут, — успокоил его Данилов. — Карта при вас?
— При мне, — сказал Бек Леонович.
Имелась в виду карта звездного неба, составленная моим сыном, предмет зависти Миши Муравлева. Данилов посмотрел на сплетения желтых, синих и зеленых линий, на кружочки звездных систем, ткнул пальцем:
— Мы вот здесь. — И добавил: — Может быть. И мел захватили? — спросил он Бека Леоновича.
— Захватил… А вот и фонарик…
В шесть Кармадон с секундантом не явился. Что-то было не так. Данилов чувствовал, что Кармадон где-то рядом, но где? «А вдруг он перенесся невидимым?» — подумал Данилов. Поединки вот уже как семьдесят лет были запрещены, дуэлянтов строго наказывали, может быть, Кармадон в целях безопасности и затуманился? Однако в шесть часов он обязан был явиться к барьеру во плоти. Да и место они подыскали отдаленное, на самой окраине бесконечного мира. Данилов приложил ладонь ко лбу, стараясь разглядеть — нет ли где поблизости Кармадона с секундантом. Потом взял телескоп. Никого. Осветил фонариком карту звездного неба. Вон что! Зеленая линия в их секторе, наткнувшись на желтую, пропадала вовсе. «Ох уж эти мне московские троечники! — в сердцах подумал Данилов. — А я-то что же, растрепай, смотрел раньше!» Конечно, и Кармадона с секундантом по этой карте могло занести в желтую точку. А то и в синюю! Наконец Данилов обнаружил телескопом две мрачные фигуры в плащах. Стояли они далеко отсюда!
Данилов с секундантом перенесся к ним. Бек Леонович робко шагнул к секунданту Кармадона с объяснениями, при этом показывал карту. Фонарь был не нужен. На небе тюльпаном висела угасающая звезда, розовый свет ее был томен и зловещ. Извинения Кармадон принял, только нервно махнул рукой: «Быстрее!» Секунданты взялись устраивать барьер. Барьер вышел, какой требовался, световой и звуковой одновременно, при этом он был обозначен и палашами — на палашах Синезуд укрепил варежки Данилова, связанные ему к прошлой зиме Муравлевой, а между палашами Бек Леонович провел мелом роковую черту. Синезуд был важен, высокомерен, значки разных миров, в том числе и ворошиловского стрелка, вынес на плащ, и теперь они отражали зловещий и томный свет умирающей звезды. Бек Леонович мелом водил старательно и, казалось, забыл, кто он и где. Они с Синезудом двинулись осматривать ракетные установки, при этом Бек Леонович вел себя достойно, не дрожал и даже заметил огрех в системе наведения установки Кармадона. Затем Синезуд и Бек Леонович проверили укрытие, из которого им предстояло следить за поединком. И тут останкинский житель держался молодцом.
Наконец все было проверено и устроено. Секунданты встали между палашами на меловой черте спинами друг к другу. «Марш!» — скомандовал Синезуд. Тут же он и Бек Леонович сделали каждый по одиннадцати шагов, и в местах, где остановились, воткнули в пространство еще по палашу. При этом Синезуду показалось, что шаги Бека Леоновича были шире его шагов и, стало быть, интересы Кармадона ущемлены. Он сам сделал одиннадцать шагов от черты и до палаша Данилова. Вышло, что пространство отмерено честно.
— Сходитесь! — сурово скомандовал Синезуд.
Данилов и Кармадон — каждый от своего палаша — двинулись друг другу навстречу.
У меловой черты они встали. Барьер отделял их. Данилов и Кармадон стояли молча, взглядом пытаясь испепелить противника. Кармадон был грозен и нетерпелив, ни мира, ни пощады ждать от него не следовало. Данилов и не ждал ни мира, ни пощады. Он чувствовал: все в нем может сейчас вспыхнуть, как березовая кора под огненным шилом увеличительного стекла, до того свирепым был взгляд Кармадона! Но выдержал Данилов, выдержал, еще и сам чуть было не вызвал свечение голубых углей, однако отчего-то не отдал взгляду последней силы. Будто скучно ему было закончить поединок теперь же. Или самую малость, но пожалел он Кармадона…
— Расходитесь! — услышал Данилов.
Бек Леонович дрожал, на розовой угасающей звезде вспыхнули желтые волдыри — то Кармадон скользнул по звезде взглядом. Горло у Данилова пересохло, в кончиках пальцев кололо, надо было успокоиться и свежим бойцом выйти на огневой рубеж.
Синезуд взмахнул рукой, и они с Беком Леоновичем отправились в укрытие. Данилов и Кармадон прибыли к своим установкам, еще раз оглядели системы и щиты, включили экраны систем слежения и сообщили о готовности.
— Начинайте, пожалуй! — прозвучала из укрытия команда Синезуда.
Первым стрелять должен был Кармадон. Шестьсот километров отделяло его теперь от Данилова. «Будь что будет!» — отчаянно сказал Данилов, кураж напуская на себя. Пальцы его так и вцепились в пластмассовые рукоятки пульта. Ни точки, ни черточки не возникло на экране. Данилов поднял голову. «Да что же он медлит-то…» И тут Данилов увидел, что прямо перед ним стоит огромный Кармадон. Данилову стало страшно. И зябко. Нет, Кармадон стоял не перед ним, понял Данилов, он был на своем огневом рубеже, но он вырос, он увеличил себя, он стал верст в сто ростом, глаза прикрыл мертвыми веками, холодным великаном готов был раздавить любую мелкую тварь! «Да что он пугает меня! — подумал Данилов. — Что он ужасы-то рисует! Будто я младенец или трус какой…» Данилов возмутился, и чувство возмущения чуть успокоило его, разбудило в нем обиду, а то после напряжений на меловой черте Данилов расслабился и чуть ли не стал благодушным. Белое пятно возникло на экране системы слежения, ракета пошла в сторону Данилова. Данилов быстро выдвинул вперед летучий щит с сетью, челюсти сжал, все теперь зависело от усилий его воли, окажись она слабая, никакой щит не помог бы ему, а разлетелся бы на куски, и в ничто, в пустоту превратилась бы сущность Данилова. Но нет, воля еще была в нем, и не слабей Кармадоновой, она-то и бросила щит навстречу ракете, уперлась на лету в нее или в Кармадонову волю, а потом, когда Кармадон устал и отчаялся, сетью захватила ракету и унесла ее в сторону угасающей звезды. Вдали что-то зашипело, и новый волдырь вздулся на розовом теле звезды.
«Ну и как Кармадон? — подумал Данилов. — Все еще великан или опять сравнялся со мной?» Нет, Кармадон не уменьшился, стоял, голову гордо подняв, глаза открыл и теперь с некоей усмешкой смотрел на Данилова. «Ну-ну! — рассердился Данилов. — Гусарит! Пусть и пеняет на себя!» Однако Данилов чувствовал, что острого желания убивать Кармадона у него нет. Важно было то, что он, Данилов, не спустил Кармадону пошлости, уберег от него Наташу, а вот гибели ему он уже не желал. Он знал, что, если он сейчас промахнется, поединок продолжится до первой крови, и очень может случиться, что кровь эта будет его кровью. Однако злость теперь словно бы вышла из Данилова.
Данилов уселся на жесткое зеленое сиденье, отвел глаза от Кармадона, включил систему наведения, проверил, не изъят ли из ракеты заряд, и нажал на кнопку. Огненные вихри обдали Данилова. Данилов тут же почувствовал, как трудно лететь ракете, как упирается и упорствует Кармадон, Данилов собственной волей толкал, толкал ракету вперед. Шла ракета трудно, как бур в гранитных породах, и были мгновения, когда ракета застревала в сопротивлении Кармадона. Однако остались в Данилове еще силы, остались в нем еще соки, и он гнал, гнал ракету, толкал, оберегая заряд, и вдруг почувствовал, что Кармадон ослаб, что он, Данилов, победил, одолел Кармадона, что Кармадон теперь висит над бездной, вцепившись рукой в корень или камень, и пальцы его вот-вот разожмутся. Следовало еще одним напряжением воли вмять, вдавить ракету в сущность Кармадона, кончить все разом. И тут Данилову стало жалко Кармадона, он выпрямился, челюсти разжал и позволил Кармадону дрожащим щитом отвести ракету в сторону.
