Александр Звягинцев - Принуждение к любви
Она ответила моментально, видимо, ждала моего звонка, хотя я и не обещал ей звонить.
- Это Литвинов, - сказал я.
И поймал себя на том, что жду ее реакции настороженно и внимательно. Прямо так, как Прядко ждал моей.
- О господи, - сказала она.
И добавила:
- Бред какой-то!
Я ничего не сказал, потому что послышались шаги Прядко. Я сунул мобильник в карман. Бояться было нечего, но и лишних вопросов не хотелось.
Сережа опять развалился на диване.
- Слушай, а что это за квартира? - спросил я. - Странная какая-то…
- Корпоративная квартира компании «Крокет», - наставительно объяснил Прядко. - У них несколько таких хат. Селят сюда нужных людей, подальше от чужих глаз. Иногда тут живут сотрудники, если возникает надобность. Иногда ребята просто заезжают сюда расслабиться по полной программе. Есть человек, который следит, чтобы здесь всегда был порядок. Очень удобно.
- А что с этим?
- Эксперты работают, - пожал плечами Прядко. - Травма черепа, несовместимая с жизнью. Ладно, Ледников, давай рассказывай все, что тебе известно, а то на меня сейчас начальство навалится. Мало мне твоего друга журналиста, так еще этот… манекен.
Сережа точно определил Литвинова, он действительно иногда жутко напоминал манекен из самого дорогого магазина.
И я рассказал ему все, что знал про «Крокет». Во-первых, он был мой друг, хотя и прирожденный опер, который оставался им в любой ситуации. Во-вторых, он мог мне сильно помочь. А в-третьих, у меня не было причин скрывать от него информацию.
Я только ни разу не упомянул Разумовскую. Впрочем, и Кошкареву на всякий случай тоже. А что делать? Сережа тоже играл со мной с лишними козырями в рукаве.
- Ну что ж, - повеселел Прядко. - Теперь есть с чем явиться пред светлые очи начальства. История, конечно, темная, да еще и политическая, но пусть сами решают. Посмотрю, как они повертятся, когда увидят, что тут каждый шаг для карьеры весьма опасен. Слушай, а хочешь, мы с тобой к этому Бучме съездим, а? Возьмем его тепленьким, посмотрим, с чем его едят? Что-то он должен знать! - Сережа опять стал прирожденным опером, понимающим, что ситуацию нужно крутить, пока не мешают и клиенты растеряны.
- Думаю, не стоит, - охладил его я. Но признаваться в том, что сам уже нанес такой визит, на всякий случай не стал. - Тут разные люди замешаны. И потом, то, что он знает, он нам никогда не скажет. У него чин такой, что нам не подступиться, пока у нас не будет всех козырей на руках. Или пока кто-то наверху не даст отмашку.
- Ну, это мы посмотрим, - бодро сказал Прядко.
И я знал, что он не просто хорохорится передо мной. Если Сережа Прядко решит посмотреть кино про убийство до конца, он разобьется, но посмотрит. Вот только кино бывает разное.
Когда я уже уходил, Сережа сказал, как бы неожиданно вспомнив:
- Да, Валь, помнишь, ты просил узнать насчет этой… Как ее? Амбивалентности, что ли?
- Эмболии, - поправил я.
На самом-то деле я видел: Сережа просто выискивал момент, когда сообщить мне это известие и попытаться по моей реакции выяснить, что сие означает.
- Ну да, - весело согласился он. - Эмболии. Так вот, следов ее в организме твоего друга не обнаружено. Ты как - разочарован?
- Наоборот, - честно сказал я. - Слава богу, что хоть так.
- Кстати, а что это отсутствие значит?
- Значит, его не пытали.
- Да, повезло мужику, - усмехнулся Сережа.
Нормальная реакция. Ждать от него другой было глупо.
Завтракал я у отца. Выглядел он неважно - вялый, осунувшийся, занятый какими-то своими внутренними болями и проблемами. Но выслушал меня внимательно. А я рассказал ему все. Только о Разумовской опять не сказал ни слова. Честно говоря, не было желания услышать от него какое-нибудь высокомудрое заключение, из которого последует, что она мне просто врет.
- Какая-то нелепая история, - сказал отец. - Как будто кто-то на пустом месте раздувает истерику, всех пугает… И всем становится страшно.
- Ну да, на пустом месте, а два трупа у нас уже налицо.
- Труп трупу рознь. Может быть, банальное, нелепое совпадение. Лет тридцать назад в Киеве пропал довольно крупный чиновник. Отмечал с сослуживцами какие-то достижения на даче, а ночью пропал. Там такое началось! КГБ, МВД, прокуратура… Шпионаж, диверсия, государственная измена! А потом выяснилось, что пошел он ночью проветрить пьяную голову и попал под случайную машину. В машине два мужика тоже пьяные были. Сбили, перепугались до смерти и бросили труп в заброшенный канализационный люк. Мы там носились, как очумевшие, столько мероприятий и экспертиз провели, что тошно уже было. Ну а нашли случайно через полгода…
Отец с легким изумлением покачал головой, будто только что об этом узнал.
- Может, и с Литвиновым так? Никакого удара тупым тяжелым предметом не было? Случайно упал, ударился головой об стол. Полы нынче на кухнях скользкие…
- Ну, это бы экспертиза сразу установила. Никаких других следов крови не обнаружено, только та, что под головой.
- Ну, не знаю, - пожал плечами отец. - Пусть еще раз внимательно все осмотрят. А то ты не знаешь, как они сейчас работают!
Спорить я не стал. На отца накатила хандра, и в таком состоянии он становился человеком тяжелым.
Потому он перебрался в кабинет, а я стал мыть посуду. Закончив, тоже отправился в кабинет.
Там я постоял у окна, полюбовался на парящий золотой купол церкви, на сей раз на фоне позднего зимнего рассвета.
- А что до идеи твоих знакомых… - проговорил вдруг отец, доселе молчаливо сидевший в кресле.
- Какой идеи? - не понял я.
- Ну, ты же сам мне только что рассказал, что у тебя есть знакомые, которые работают над планом превращения Украины в альтернативный центр… Чего ты хочешь от иллюминатов?
- Ты, я смотрю, модных бестселлеров начитался. Господи, да при чем тут иллюминаты?
- Да при том, что, как сказано в Библии, отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. Плевал я на все бестселлеры, но я же явно вижу: иллюминатов давно уже нет, а дело их, как говорится, живет. Нынешние вершители судеб тоже считают, что у них есть право и возможности «двигать историю» в нужном направлении. А сами знать ничего не знают о тех, кем намерены двигать. И знать не хотят. Слушай, я тут потрясающую цитату нашел! Дай-ка вон папку на подоконнике…
Я взял синюю папку и протянул ему. Он вынул из нее пару листов бумаги.
- Вот послушай… «Среди его жителей трудно найти хотя бы одного, чье смирение не было бы притворным и чьей душе не было бы свойственно тщеславие и хвастовство. Они презирают иноземцев и по отношению ко всему, что не принадлежит им, проявляют презрение и высокомерие. Каждый из них в своей душе убежден, что весь свет ничтожен в сравнении с их городом. На всей обитаемой части Земли они не почитают никакой другой страны, кроме своей, и убеждены также, что и для Аллаха нет другой страны и других поклоняющихся, кроме них.
Они надменно и высокомерно влачат полы своих одежд, но не отрекаются от неверного мнения ради божественной сущности, считая, что высшая слава и состоит в том, чтобы влачить свои одежды, и не думают о том, что попадут в ад… Чужеземец не встречает у них никакого снисхождения, его обрекают на двойные расходы. Все жители Багдада относятся к нему не иначе как с лицемерием, будто бы трясут дерево, стремясь получить пользу или выгоду. Кажется, что приверженность к этому скверному занятию является у них условием мира и доброго согласия. Недружественное отношение его сыновей к чужеземцам как бы затмевает прекрасную природу их неба и их вод и уменьшает веру в слышанные здесь предания и увещевания».
- Что-то я не понял - это про что?
- Это описание вечного города Багдада и его жителей… XII век… Как сказано?
- А кто автор?
- Абу-ль-Хусаин Мухаммад ибн Ахмад ибн Джубайр аль-Кинани! - с удовольствием провозгласил отец.
- Мне встать? - осведомился я.
- Сиди, - махнул он рукой. - Был в Испании такой арабский мыслитель и путешественник. XII век…
- А при чем тут Багдад?
- А при том, что американцы, прежде чем лезть в Ирак, могли бы и почитать такие сочинения. Как и перед тем, как создавать на Украине альтернативный центр. Ведь украинцы - народ самостийный.
- А зачем им? - махнул я рукой. - Я тут с американской журналисткой разговаривал. Говорю: нехорошо бомбить другие страны и народы по собственному усмотрению и капризу, это на преступление похоже. А она в ответ: я за Буша не голосовала и даже допускаю, что американская политика может быть неидеальной, но… Но, говорит, вы должны понимать, что американская политика рождается из добрых, а не злых намерений! Представляешь? Какая-то младенческая наивность. Состояние сознания - доисторическое! Как будто ничего не было до них, а слова «Благими намерениями вымощена дорога в ад» никогда не были произнесены. И вообще, бесчисленных примеров того, как «добрые, а не злые» намерения оборачивались чудовищными злодействами…
