Павел Иевлев - Телефон Господень
- Ты, как старший по званию, - (у Успенского успела мелькнуть в голове мысль, что прапорщик сейчас скажет «должен принять командование» – и мысль эта вызвала моментальную панику), однако Борух продолжил – сейчас свяжешься со штабом округа и попросишь подкрепления…
- Сказать, что на нас кошки напали?
- Тогда тебе вместо подкрепления санитаров пришлют… Скажешь буквально следующее: «Гарнизон атакован неизвестным противником, есть потери в живой силе и технике» – и отключишься.
- Потери в живой силе и технике? Но их же…
- Будут. – уверенно сказал прапорщик, и спорить с ним почему-то не хотелось...
Узел связи находился этажом ниже. По штатному расписанию там должен был находиться дежурный, но, по недостатку личного состава, в субботу его не ставили – банный день. В гарнизоне в этот день вообще оставалось человек двадцать… Держа автоматы наизготовку, вся компания ссыпалась, грохоча сапогами, по лестнице и побежала по коридору. Дверь в комнату была приоткрыта…
Лейтенант как-то сразу понял, что они там увидят. Уж слишком все происходящее напоминало кошмарный сон, когда ты бежишь, бежишь, а спасения нет, и ноги начинают вязнуть в сгущающемся воздухе… Предчувствия его не обманули – узел связи был начисто разгромлен. Могучим железным ящикам стационарной радиостанции мало что могло повредить, но все провода были перегрызены или оборваны, а телефонные аппараты проводной связи разбиты. В принципе, грамотный радиомеханик мог бы все это починить за пару часов, но радиомеханика не было – банный день. Впрочем, оказалось, что нет и двух часов – с окраины городка донеслись звуки заполошной автоматной стрельбы. Два или три автомата промолотили безостановочно, непрерывной очередью выплевывая содержимое рожков – и смолкли. Наступила тишина.
- Началось… - тихим безнадежным голосом сказал прапорщик,– страшнее кошки зверя нет…
Не сговариваясь, четыре вооруженных человека бросились к выходу.
Навстречу им по плацу бежал человек – вид его был страшен. Зеленое х/б практически не имело уже рукавов – вместо них свисали полоски разлохмаченной окровавленной ткани, по предплечьям струилась кровь, оставляя темные капли на асфальте плаца. Прапорщик Мешакер узнал своего лучшего сержанта только по лычкам – лицо бегущего превратилась в кровавую маску. Сержант пытался на бегу вытереть заливающую глаза кровь несуществующим рукавом – но только размазывал красные полосы. Бросив это безнадежное занятие, он на ощупь, не прекращая бежать, отстегнул пустой магазин у болтавшегося на шее автомата и начал копаться в подсумке, пытаясь достать новый. Рожок запутался и не желал выниматься – окровавленные пальцы впустую скользили по желтой пластмассе, оставляя на ней красные следы. За ним, накрывая кровавую капель следа разноцветным лоскутным покрывалом, выбегали на плац кошки.
Никогда прежде лейтенант Успенский не видел столько кошек сразу… Да и, наверное, никто из людей – кошки всегда считались не стайными животными. Однако сейчас они бежали плотной массой, плечом к плечу – на плац как будто вытягивался мохнатый ковер, усеянный точками злых зеленых глаз. Стремительность и слаженность их движений поражала и вызывала невольный ужас. Казалось - их здесь тысячи.
- Сергеев, ложись! – заорал прапорщик, вскидывая автомат
Сержант среагировал мгновенно – как подкошенный рухнул на плац и резво откатился в сторону, продолжая лапать правой рукой застрявший в подсумке магазин. Трескучая очередь разорвала воздух над плацем – АКМ как живой бился в руках Мешакера, поливая свинцом плотные ряды нападавших. Через пару секунд вступили в дело автоматы Джамиля и Птицы, и только лейтенант никак не мог сдернуть внезапно вспотевшими руками тугой предохранитель. Несколько секунд, показавшихся Михаилу вечностью, он видел, как оболочечные автоматные пули рвут в клочья маленькие мохнатые тельца, как взлетают фонтанчиками кровь и ошметки шерсти, как, несмотря на потери, накатывается пестрая волна – и тут, когда наконец щелкнул предохранитель, кошки не приняли боя. Лоскутное покрывало распалось на отдельных животных, которые с истинно кошачьим проворством метнулись в разные стороны. Запоздалая очередь лейтенанта бесполезно хлестнула по плацу, выбивая из него асфальтовую крошку.
Пыльная поверхность асфальта теперь была покрыта кровью и кошачьими трупиками, в воздухе висел синий и горький пороховой дым. Поскальзываясь на рассыпанных гильзах, прапорщик бросился поднимать Сергеева. Вытирая ему лицо носовым платком он приговаривал:
- Ничего, ничего, жить будешь… Главное – глаза целы…
- Товарищ, прапорщик, они там всех… Никого не осталось – одни трупы… И у складов, и в столовой, и часовые даже выстрелить не успели… - сержанта трясло от пережитого ужаса, - Они кинулись на нас с крыши – целая куча чертовых кошек… Мы начали стрелять – но все произошло так быстро! Один я уцелел, остальные…
- Потом расскажешь – надо в казарму бегом. Там есть бинты в аптечке, а то истечешь тут кровью…
Лейтенант вспомнил, что в казарме оставалось еще десять человек. Оружейка открыта, но приказа выдать оружие не было – кто знал, что события будут развиваться так быстро? Десять человек безоружных, а он, лейтенант – человек, который отвечает за рядовых – вспомнил о них только сейчас. Михаил развернулся и побежал к казарме, слыша за собой топот ног остальных.
Еще на бегу он услышал жуткие крики и понял – опоздали. Из разбитых окон казармы выскакивали кошки – от их пушистых лапок оставались на белой штукатурке стены бурые отпечатки… Он вскинул автомат, ловя в прицел разбегающихся тварей, и решительно нажал на спуск. Животные кинулись в разные стороны, но несколько кошек остались лежать, запятнав ошметками своих тел белую стену казармы. Сзади заговорили автоматы сержантов – лицо Сергеева было перекошено жуткой гримасой, и он не отпускал спусковой крючок, пока не кончился магазин, поливая длинной очередью разбегавшихся зверей. И все-таки их оставалось слишком много – кошки слишком проворны, и попасть в них непросто. Основная часть успела разбежаться.
Внутри казарма превратилась в бойню – ботинки скользили по кровавым лужам. Рядовой Михайлов, которого совсем недавно так обругал прапорщик, был единственным, кто успел схватить автомат – но не успел даже присоединить магазин. Теперь он лежал головой в оружейке, держась застывшими руками за разорванное горло. Тишина – живых не осталось. Это было действительно страшно – десять человек погибли жуткой смертью буквально за несколько мгновений.
- Набирайте патроны – бесцветным голосом сказал прапорщик Мешакер, - их еще много, а мы остались одни.
- А вдруг, так теперь везде? – сержант Птица высказал вслух ту мысль, которую гнали от себя все…
Вдруг катастрофа не ограничилась затерянным в степи гарнизоном, и сейчас во всех городах течет кровь по полу квартир, и милые домашние любимцы рвут когтями глаза своим хозяевам? Как много на свете кошек? Кто их считал – домашних пушистиков и подвальных крысоловов? Свирепых сиамцев и мягких, как подушки, персов? Корноухих уличных бойцов и толстых домашних кастратов? Что останется от человечества, если ВСЕ они разом выпустят когти и вспомнят, что кошка – быстрый и опасный хищник?
…Поскрежетав стартером, БМДшка неохотно завелась, выпустив клуб черного дизельного дыма. Два сержанта, ефрейтор, прапорщик и лейтенант тряслись в ее железном чреве навстречу заходящему степному солнцу. Крыши немногочисленных домов мертвого гарнизона были усеяны кошками – белыми и серыми, пятнистыми и черными… Они равнодушно смотрели вслед уходящей машине - поле боя осталось за ними. Перебить их силами пяти человек было нереально, оставалось только надеяться, что в городе все нормально, что есть еще где-то люди, которые смогут справиться с бедой, объяснить случившееся, придумать, как не допустить повторения… надеяться…
- Галеомахия – тихо и непонятно сказал прапорщик Мешакер.
Он любил непонятные слова…
Серия «Гонки на телегах»
Рука судьбы
Бывают в жизни неудачные дни. И не надо мне рассказывать, что все это психологический настрой, и что все проблемы в голове - иной раз так не везет, что поневоле в астрологию поверишь… Мол, планеты так сегодня стали, что хоть из дома не выходи. А если выходить надо? Если деваться некуда? Вот тогда и начинаются приключения…
Был в моей жизни период, о котором я вспоминаю с некоторой долей удивления самому себе - куда только жизнь нас не заносит? Короче, торговал я тогда на авторынке всяким железным хламом. Времена были еще дикие, что такое ПБОЮЛ или даже ИЧП никто и не слышал, а слово «налоги» имело значение мятой купюры непосредственно в карман представителю государства. Самое начало «дикого капитализма». Как я туда попал - отдельная история, но смысл был в том, чтобы заработать на машину, поскольку ездил я тогда на дивном оранжевом «Запорожце» в инвалидной модификации, доставшемся в наследство от прадедушки. Одержимый мыслью об улучшении автомобильного благосостояния, я вставал каждый день в пять утра, чтобы в семь занять место в очереди на въезд. Причем в промежутке надо было еще мотнуться в гараж (в Юго-Западный район), взять прицеп с товаром и доволочь его на авторынок (Северный район). В результате я временно становился водителем несусветного транспортного средства «сочлененный ЗАЗ-лимузин», поскольку прицеп был сделан из задней части такого же «Запорожца», с которого была срезана крыша и капот, а взамен наварена сцепка. Конструкция «полтора запорожца» передвигалась небыстро, зато соответствовала девизу Бременских Музыкантов: «Смех и радость мы приносим людям». Равнодушным это зрелище не оставляло никого - на меня показывали пальцами пешеходы, обгоняющие автобусы перекашивались на правый борт от прильнувших к окнам пассажиров, а гаишники салютовали полосатыми палочками, собирая с меня практически ежедневную дань. Кто сказал, что жизнь начинающего капиталиста усыпана розами?
