Джаспер Ффорде - Полный вперед назад, или Оттенки серого
Я посмотрел вокруг.
— Здесь пахнет не так ужасно, как я думал.
— Как можно! — воскликнул Найджел. — Все ямы плотно закрыты. Если вы чувствуете запах, значит, мы плохо работаем. Но если хотите понять, как ужасно оно может пахнуть, суньте нос в цех переработки.
Циан остался в офисе — следить за тем, чтобы процент переработки не спускался ниже установленных 87,2 %, а мы с Найджелом пошли мимо установок для сжижения метана в кирпичное здание. Тут было жарко и резко пахло нагретыми отбросами. Несмотря на невзрачный внешний вид, внутри цех оказался очень чистым, прямо вылизанным, а стальное оборудование — начищенным до блеска. Бетонный пол, видимо, часто поливали из шланга. Двое рабочих закидывали останки животных в дезинтегратор, который питался от электромотора. С одной стороны располагались котел и пресс. Вязкая субстанция — вероятно, желтого цвета — медленно капала в бадью, по мере того как машина нагревала и мяла отбросы, извлекая жир. Я прикрыл рот и нос платком.
— На самом деле это требует большего умения, чем кажется, — смеясь, заметил Найджел. — Переработчики получают дополнительную оплату за человеческие останки — что, в сущности, глупо, ведь это всего лишь наша телесная оболочка. Между прочим, я не такой уж бесчувственный: я не даю им друзей или родственников.
Меня чуть не стошнило от мерзкого запаха, и я поспешил наружу.
— Не для слабонервных работка, — сказал Найджел, выходя из цеха следом за мной. — У нас сегодня выгодное дельце: перерабатываем слона, который, к счастью, пал по эту сторону Внешних пределов.
— Слона? Я слышал, из них получают только низкокачественный жир и прочую чепуху.
Найджел наклонился поближе.
— Все дело в количественных показателях, — ухмыльнулся он. — Слон повышает их до невероятных размеров.
Циан подписал документы на переработку слона и подсчитал размер месячной премии. Мы вышли в открытое поле, где под ветерком слегка колыхалась пшеница. Она занимала большую площадь.
— Так о чем мы говорили? — спросил префект.
— Я предложил создать Клуб вопрошающих.
— Ах да. Я же говорю, у нас уже есть Дискуссионный клуб.
— Да, но он только для хромогенции. А я хочу создать клуб, в котором вопросы сможет задавать каждый.
Циан подозрительно посмотрел на меня.
— Что за вопросы?
— Те, на которые пока нет ответа.
— Эдвард, Эдвард, — покровительственно улыбнулся он, — это нестоящие вопросы. Там, где нужно, давно получены исчерпывающие ответы. А если ты не можешь найти нужный ответ, значит, ты задал неверный вопрос.
Интересный ход мысли! Поначалу мне нечего было возразить. Дорога шла под уклон, и вскоре все городские здания, кроме зенитной башни с молниеотводом, скрылись из виду. Я подумал, что это повод для неплохого вопроса.
— Для чего строились зенитные башни?
— Абсурдный вопрос. Непостижимые пути Прежних давно преданы забвению. Это не наши пути. То были времена материального дисбаланса и разрушительного эгоизма. А теперь у нас — лишь простая чистота хроматической иерархии.
— А почему запрещено изготавливать новые ложки?
Циан изменился в лице. Этот каверзный вопрос обсуждался уже не первый год. Ложки, по всей видимости, не вошли в перечень разрешенных к выпуску товаров, помещенный в Приложении VI к правилам. Самые смелые утверждали, что в Слове Манселла могла содержаться неточность, а значит, Манселл не был непогрешим.
— Вы, псевдорационалисты, все время поднимаете вопрос о ложках. Слово Манселла действует таинственным, непостижимым образом. Ведущие хроматикологи долго и упорно размышляли на эту тему и пришли к выводу, что, поскольку Манселл непогрешим, мы пока просто не можем постичь всей глубины его замысла.
— Какому же замыслу может служить нехватка ложек?
— Вот поэтому Дискуссионный клуб открыт только для хромогенции. — Префект начал закипать. — Свободная дискуссия ведет к ошибочному мнению, будто любопытство — это нечто желательное. Манселл же повторяет много раз, что пытливость — лишь первый шаг на тернистом пути, который ведет к дисгармонии и гибели. Кроме того, задать плохо продуманный вопрос — значит придать ему незаслуженную важность, а пытаться отвечать на него — значит впустую тратить умственные усилия. Лучше задай себе вопрос: как я могу наилучшим образом выполнить свой гражданский долг, чтобы способствовать беспроблемному существованию Коллектива? И вот тебе ответ: не тратить драгоценное время префекта, предлагая создавать бесполезные ассоциации.
Он посмотрел на меня, но не злобно — думаю, в душе ему нравился наш спор. Меж тем мы дошли до кирпичного зданьица в три фута высотой, выстроенного над ямой, откуда извлекали цветной мусор. Деревянная крыша была снята. Внутри копошились двое серых: один стоял у стационарного бронзового зеркала, посылавшего свет добытчикам внизу, другой держал канат — вероятно, он вытаскивал на поверхность бадьи с грязью и цветным хламом. Позади них стояла тележка, наполовину заполненная черноземом. Рядом стояли столы на деревянных козлах, чтобы складывать малоценные предметы.
— Добрый день, Терри, — поздоровался Циан.
— Да, господин префект?
— Есть что-нибудь интересное?
— Сегодня — немного, господин префект. Джимми нашел что-то в направлении 65–32–420, думал, это машина. Но оказалось, только переднее крыло.
— Печально. — Циан скосил глаза на находки. Я заметил, что красных вещей немного, а судя по выражению лица префекта, синего тоже было мало. — Отнесите их в павильон как можно быстрее — цветчик завтра придет с осмотром.
Серый кивнул, и мы пошли дальше.
— На прошлой неделе было обрушение выработки. Это чуть не стоило нам первоклассного добытчика, — сказал Циан. — Мы все едва не лишились цвета. Вот еще одна причина, по которой стоит отправиться в Верхний Шафран. Как насчет двухсот пятидесяти баллов?
— Я подумаю. — На самом деле я, конечно, не собирался в этом участвовать. — А как насчет моего Клуба вопрошающих?
— Хорошо, — ответил он сквозь зубы, так как, согласно правилам, не мог мне отказать. — Считай, что он создан. Мы сделаем для него окно в твоем расписании. — Префект поглядел на меня. — Ты умеешь втирать очки, Бурый, но именно поэтому не должен этого делать. Руководство ассоциацией влечет за собой ответственность. Надеюсь, ты не злоупотребишь ею.
Я заверил его, что нет, не злоупотреблю, и попросил разрешения откланяться, если мы все обсудили. Циан разрешил. Где-то в полях виднелась фигура человека с камерой на треноге. Это явно был Северус, который хотел взять у меня интервью для «Меркурия».
Северус и Имогена
1.1.6.23.102: Повышать голос разрешается только на спортивных соревнованиях и только зрителям. В остальное время следует удерживать его громкость в рамках приличия.
Северус снимал урожай парящих предметов. Я зашагал по полю. Рядом несколько лошадей подбирали то, что оставалось на уже убранном участке. Небольшие предметы вырывались из земли и планировали в низину, где их улавливали длинные куски кисеи, натянутые в ярде над землей.
— Привет! — сказал Северус, наводя свой аппарат на кисейные волны с деревом на заднем плане. — Посмотри сюда.
Он указал на крайне занятную штуку величиной с куриное яйцо — у нее на боку все еще был номер компонента какого-то устройства и несколько проводов. Она оказалась уловлена вместе с другими частями помельче — некоторые чуть ли не с пылинку. Я постучал пальцем по ее вершине. Обычной ценой были десять баллов за минус-унцию. Все эти части тянули на двадцать — тридцать баллов.
— Мы пришли слишком поздно, кое-чего уже не хватает, — сказал Северус, показывая вниз по склону. — В Красном Устье сеть натянута поперек реки, но всего лишь десять лет и улавливает далеко не все.
Я задумчиво поглядел на странные штуковины. Несомненно, они были делом рук человеческих и составляли устройства куда большего размера. Чего именно — никто не знал: парящие предметы имели свойство планировать к морю в поисках наинизшей точки, и потому их всегда не хватало для изучения. В наше время находили только предметы, либо застрявшие в естественных полостях, либо оказавшиеся в земле — случайно или по чьей-то воле.
— И куда же все они попадают?
— Говорят, в море есть плавучий остров и кто-то на нем живет. Но для поселения нужно несколько тысяч кубических метров парящих предметов. Скорее всего, это пристанище для морских птиц, пока под весом гуано он не канет в пучину.
Я перевел взгляд на его камеру — полноценный «Линхоф». Как и в большинстве фотоаппаратов, затвор заклинило много лет назад, но в наши дни эмульсии были медленнее, чем раньше, и выдержка обычно регулировалась снятием крышки объектива на нужное количество секунд. Я не раз просил разрешения сняться вместе с Констанс, но ее мать неизменно отказывала мне — «пока мы не привыкнем к этой мысли». Северус позволил мне посмотреть на изображение, появляющееся вверх ногами на экране видоискателя; кадрирование было в самом деле удачным.
