Иван Ефремов - Туманность Андромеды
Густые и блестящие чёрные волосы Чары падали на затылок и плечи, оттеняя строгий цвет приглаженных и высоко зачёсанных волос Веды.
Чара взглянула на часы в куполе зала и поднялась.
Одеяние Чары поразило африканца. На смуглых плечах девушки лежала платиновая цепочка, оставлявшая открытой шею. Ниже ключиц цепочка застёгивалась светящимся красным турмалином.
Крепкие груди, похожие на широкие опрокинутые чаши, выточенные изумительно точным резцом, были почти открыты. Между ними от застёжки к поясу проходила полоска тёмно-фиолетовой ткани. Такие же полоски шли через середину каждой груди, оттягиваясь назад цепочкой, сомкнутой на обнажённой спине. Очень тонкую талию девушки обхватывал белый, усеянный чёрными звёздами пояс с платиновой пряжкой в виде лунного серпа. Сзади к поясу прикреплялась как бы половина длинной юбки из тяжёлого белого шёлка, тоже украшенного чёрными звёздами. Никаких драгоценностей на танцовщице не было, кроме сверкающих пряжек на маленьких чёрных туфлях.
— Скоро мой черёд, — безмятежно сказала Чара, направляясь к аркаде прохода, оглянулась на Мвена Маса и исчезла, провожаемая шёпотом вопросов и тысячами взглядов.
На сцене появилась гимнастка — великолепно сложенная девушка не старше восемнадцати лет. Под речитатив музыки, озарённая золотистым светом, гимнастка проделала стремительный каскад взлётов, прыжков и поворотов, застывая в немыслимом равновесии в моменты напевных и протяжных переходов мелодии. Зрители одобрили выступление множеством золотых огней, и Мвен Мас подумал, что Чаре Нанди будет нелегко выступать после такого успеха. В лёгкой тревоге он осмотрел безликое множество людей напротив и вдруг заметил в третьем секторе художника Карта Сана. Тот приветствовал его с весёлостью, показавшейся африканцу неуместной — кто, как не художник, написавший с Чары картину «Дочь Средиземного моря», должен был обеспокоиться судьбой её выступления?
Только африканец успел подумать, что после опыта он поедет смотреть картину, как огни вверху погасли. Прозрачный пол из органического стекла загорелся малиновым светом раскалённого чугуна. Из-под нижних козырьков сцены заструились потоки красных огней. Они метались и набегали, сочетаясь с ритмом мелодии в пронизывающем пении скрипок и низком звоне медных струн. Несколько ошеломлённый стремительностью и силой музыки, Мвен Мас не сразу заметил, что в центре пламеневшего пола появилась Чара, начавшая танец в таком темпе, что зрители затаили дыхание.
Мвен Мас ужаснулся, что же будет, если музыка потребует ещё большего убыстрения. Танцевали не только ноги, не только руки — всё тело девушки отвечало на пламенную музыку не менее жарким дыханием жизни. Африканец подумал, что если древние женщины Индии были такие, как Чара, то прав поэт, сравнивший их с пламенными чашами и давший наименование женскому празднику.
Красноватый загар Чары в отсветах сцены и пола принял яркий медный оттенок. Сердце Мвена Маса неистово забилось. Этот цвет кожи он видел у людей сказочной планеты Эпсилон Тукана. Тогда же он узнал, что может существовать такая одухотворённость тела, способного своими движениями, тончайшим изменением прекрасных форм выразить самые глубокие оттенки чувств, фантазии, страсти, мольбы о радости.
Прежде весь устремлённый в недоступную даль девяноста парсек, Мвен Мас понял, что в необъятном богатстве красоты земного человечества могут оказаться цветы, столь же прекрасные, как и бережно лелеемое им видение далёкой планеты. Но длительное стремление к невозможной мечте не могло исчезнуть так быстро. Чара, приняв облик краснокожей дочери Эпсилон Тукана, укрепила упрямое решение заведующего внешними станциями.
Эвда Наль и Веда Конг — сами отличные танцовщицы, впервые видевшие танцы Чары, были потрясены. Веда, в которой говорил учёный-антрополог и историк древних рас, решила, что в далёком прошлом женщин Гондваны, южных стран, всегда было больше, чем мужчин, которые гибли в боях со множеством опасных зверей. Позднее, когда в многолюдных странах юга образовались деспотические государства древнего Востока, мужчины гибли в постоянных войнах, зачастую вызванных религиозным фанатизмом или случайными прихотями деспотов. Дочери Юга вели трудную жизнь, в которой оттачивалось их совершенство. На Севере, при редком населении и небогатой природе, не было государственного деспотизма Тёмных веков. Там мужчин сохранялось больше, женщины ценились выше и жили с большим достоинством.
Веда следила за каждым жестом Чары и думала, что в её движениях есть удивительная двойственность: они одновременно нежные и хищные. Нежность — от плавности движений и невероятной гибкости тела, а хищное впечатление исходит от резких переходов, поворотов и остановок, происходящих с почти неуловимой быстротой хищного зверя. Эта вкрадчивая гибкость получена темнокожими дочерьми Гондваны в тысячелетия тяжёлой борьбы за существование. Но как гармонично она сочеталась в Чаре с твёрдыми и мелкими критско-эллинскими чертами лица!
В короткое замедление адажио вплелись учащавшиеся диссонансные звучания каких-то ударных инструментов. Стремительный ритм взлётов и падений человеческих чувств в танце выражался чередованием насыщенных движений и почти полной остановкой их, когда танцовщица застывала недвижным изваянием. Пробуждение дремлющих чувств, бурная вспышка их, изнеможённое сникание, гибель и новое возрождение, опять бурное и неизведанное, жизнь скованная и борющаяся с неотвратимой поступью времени, с чёткой и неумолимой определённостью долга и судьбы. Эвда Наль почувствовала, как близка ей психологическая основа танца, как щёки её покрываются краской и учащается дыхание… Мвен Мас не знал, что балетная сюита написана композитором специально для Чары Нанди, но перестал страшиться ураганного темпа, видя, как легко справляется с ним девушка. Красные волны света обнимали её медное тело, обдавали алыми всплесками сильные ноги, тонули в тёмных извивах ткани, зарёй розовели на белом шёлке. Её закинутые назад руки медленно замирали над головой. И вдруг, без всякого финала, оборвалось буйное звучание повышавшихся нот, остановились и погасли красные огни. Высокий купол зала вспыхнул обычным светом. Усталая девушка склонила голову, и её густые волосы скрыли лицо. Вслед за тысячами золотых вспышек послышался глухой шум. Зрители оказывали Чаре высшую почесть артиста — благодарили её, встав и поднимая над головами сложенные руки. И Чара, бестрепетная перед выступлением, смутилась, откинула с лица волосы и убежала, обратив взгляд к верхним галереям.
Распорядители праздника объявили перерыв. Мвен Мас устремился на поиски Чары, а Веда Конг и Эвда Наль вышли на гигантскую, в километр шириной, лестницу из голубого непрозрачного стекла — смальты, спускавшуюся от стадиона прямо в море. Вечерние сумерки, прозрачные и прохладные, потянули обеих женщин искупаться по примеру тысяч зрителей праздника.
— Не напрасно я сразу заметила Чару Нанди, — заговорила Эвда Наль. — Она замечательная артистка. Сегодня мы видели танец силы жизни! Это, вероятно, и есть Эрос древних…
— Я теперь поняла Карта Сана, что красота в самом деле важнее, чем нам кажется. Она — счастье и смысл жизни, он хорошо сказал тогда! И ваше определение верное, — согласилась Веда, сбрасывая туфли и погружая ноги в тёплую воду, плескавшуюся на ступенях.
— Верное, если психическая сила порождена здоровым, полным энергии телом, — поправила Эвда Наль, снимая платье и бросаясь в прозрачные волны.
Веда догнала её, и обе поплыли к огромному резиновому острову, серебрившемуся в полутора километрах от набережной стадиона. Плоская, вровень с уровнем воды, поверхность острова окаймлялась рядами навесов в форме раковин из перламутровой пластмассы достаточного размера, чтобы укрыть от солнца и ветра трёх-четырёх людей и полностью изолировать их от соседей.
Обе женщины улеглись на мягком, колышущемся полу «раковины», вдыхая вечно свежий запах моря.
— С тех пор как мы виделись на берегу, вы сильно загорели! — сказала Веда, оглядывая подругу. — Были у моря, или это пилюли загарного пигмента?
— Пилюли ЗП, — призналась Эвда. — Я была на солнце только вчера и сегодня.
— Вы в самом деле не знаете, где Рен Боз? — продолжала Веда.
— Приблизительно знаю, и этого мне достаточно, чтобы беспокоиться! — тихо ответила Эвда Наль.
— Разве вы хотите?.. — Веда умолкла, не закончив мысли, и Эвда подняла лениво приспущенные веки и прямо посмотрела ей в глаза.
— Мне Рен Боз кажется каким-то беспомощным, ещё незрелым мальчишкой, — нерешительно возразила Веда, — а вы такая цельная, с могучим разумом, не уступающая никакому мужчине. У вас внутри всегда чувствуется стальной стержень воли.
— Это мне говорил и Рен Боз. Но вы не правы в его оценке, такой же односторонней, как и сам Рен. Это человек смелого и могучего ума, громадной работоспособности. Даже в наше время немного найдётся равных ему людей на планете. В сочетании с его способностями остальные его качества кажутся недоразвитыми, потому что они как у средних людей или даже более инфантильны. Вы правильно назвали Рена — он мальчишка, но в то же время он — герой в точном смысле этого понятия. Вот Дар Ветер — в нём тоже есть мальчишество, но оно просто от избытка физической силы, а не от недостатка её, как у Рена.
