Бодхи - Твердые реки, мраморный ветер
Мутации и изменения в ДНК – две вещи, невозможные друг без друга, как полагали на протяжении сотни лет. Они были фактически тождественны в головах генетиков. Говоря "мутации" подразумевали "изменения ДНК", и наоборот. Однако еще в начале двадцать первого века выяснилось, что дело обстоит не совсем так. Иногда так случается, что изменения в последовательности ДНК не происходят, но вместо этого другие генетические факторы заставляют гены вести себя по-другому. И если раньше все думали, что только гены предопределяют, что представляет из себя живое существо (включая человека), то сегодня мы уже точно знаем, что всё, что мы делаем, что едим, что пьем, какие впечатления получаем, а главное – испытываем негативные эмоции или озаренные восприятия, и какие именно, и сколько – всё без исключения оказывает воздействие на экспрессию наших генов и генов будущих поколений. Эпигенетика, фактически, вернула нас из мира, в котором очень многое казалось жестко запрограммированным и независящим от нашего образа жизни, в мир, где свободный выбор существует не только в области психической, но и в области генетической.
"Воздействие на экспрессию генов", – с удовольствием повторила Джейн, испытывая наслаждение от того, что еще пару месяцев назад это словосочетание вызвало бы в ней приступ неуверенности в себе, но сейчас она уже знала, что экспрессия – это процесс, в котором наследственная информация от гена, то есть последовательности нуклеотидов ДНК, преобразуется в конкретный функциональный продукт, будь то РНК или белок.
В лабораториях "Страны Бодхи" полным ходом шли исследования того, как озаренные восприятия влияют на экспрессию генов, и это было очень, очень интересно. Оказалось, что интроны – те самые некодирующие участки ДНК, необычно активизируются при ОзВ, а у обычного человека они находятся в спящем состоянии и не оказывают влияние на транскрипцию. Интроны указывают – в какой последовательности те или иные куски генотипа будут собираться, а от этой последовательности зависит очень многое, если не всё. Отсюда вытекало сразу несколько направлений исследования, и Джейн с каждым днем все больше и больше увязала в этом к собственному удовольствию и удовольствию Марты и Джерри.
Одно из направлений состояло в исследовании генетического материала людей, которые испытывают разные озаренные восприятия. Испытуемый устраивал штурм определенной ОзВ или совокупности ОзВ, после чего его ДНК подвергались исследованию. Это может показаться невероятным, и тем не менее оказалось, что даже трех суток упорного порождения ОзВ оказывалось достаточно, чтобы интроны начинали функционировать немного по-другому, и последовательность сборки некоторых белков менялась, что меняло и их свойства. Но до какой степени?
В семьях беженцев и симпатов рождались дети – этот процесс начался еще тогда, когда построение мордо-культуры только начиналось, и первые результаты были вполне предсказуемы – рождающиеся дети были совершенно такими же, как и обычные, и многие из них испытывали неприятие мордо-жизни и возвращались в обычный мир, по ту сторону барьера, разделяющего мир обычных людей и мир людей, стремящихся к ОзВ. Но когда дети рождались от морд, ситуация была иная – преобладание интересных и живых пупсов над обычными было разительным. Именно тогда и зародилась гипотеза о том, что те изменения, которые происходят в организме человека, культивирующего озаренные восприятия, те физические переживания и физические трансформации, через ряд которых он проходит, откладывают отпечаток и на генетический материал.
Другое направление изучало влияние ОзВ, которое испытывает человек, на тех живых морд, которые находились под его влиянием. Еще очень давно стало известным, что если, скажем, морковке проигрывать во время ее роста симфоническую или органную музыку, то рост усиливался, в то время как какофония рока заметно замедляла его и приводила к появлению более чахлых плодов. Аналогичный результат наблюдался, если с цветами говорить ласково или грубо. Но все это не выходило за рамки досужих разговоров, и понятно почему – разве может обычный человек "разговаривать ласково"? Он думает, что разговаривает ласково, а на самом деле в этот момент пережевывает какую-нибудь обиду, или испытывает фоновое чсу и тому подобное. Поэтому стабильных результатов получено и не могло быть. Иначе обстояло дело в лабораториях "Страны Бодхи", где культивирование озаренных восприятий было поставлено на профессиональную основу. И результаты оказались поразительны. Растение, которое было выбрано в качестве озаренного фактора для тех или иных ОзВ, а также в качестве объекта этих ОзВ, явно претерпевало заметные изменения в экспрессии генов. Имело ли это какой-то эволюционный смысл, только предстояло выяснить.
Поразительных результатов добилась группа исследователей, проводивших опыты в подразделении в Намче. Джейн уже перестала удивляться, обнаруживая подразделения "Страны Бодхи" то там, то тут, поэтому она и не удивилась, когда оказалось, что на самой верхушке холма, доминирующего над Кхумджунгом, что в часе ходьбы от Намче, разместилась небольшая биологическая, а точнее зоологическая и ботаническая лаборатории. Выкроив как-то несколько дней, Джейн слетала туда вместе с Мартой – собственный юркий двухместный вертолет оказался страшно удобным, и сразу же после этого путешествия Джейн записалась на курсы пилотирования – Марта управляла вертолетом исключительно свободно. Сидя в прозрачной капле, несущейся среди заснеженных гор, Джейн испытывала такой восторг, в который ей в будущем легко было впрыгивать при одном воспоминании.
Лаборатория в Кхумджунге была исключительно крохотна: на площади в один гектар помещался двухэтажный домик, обрамленный с двух сторон крупными скалами. Сверху в течение всего дня сквозь стеклянную крышу заглядывало солнце. Здесь и жили и работали. Собственно дом занимал совсем небольшое пространство, и большую часть этого гектара занимал рододендроновый лес, увешанный невообразимыми лишайниками и мхами. Именно на территории этого леса и ставились эксперименты, которым в будущем предстояло стать эпохальными. Редко где можно было увидеть таких увлеченных своими исследованиями людей. Проснувшись в пять утра, Джейн уже заставала их за экспериментами или обработкой результатов, а ложась в десять, она уходила от них с сожалением, так как вечерние дискуссии были в разгаре.
Самая интересная для нее ветвь этих исследований касалась прогрессорства. Влияние, оказываемое исследователями этой группы на живую природу, было направленным. Наиболее зримых результатов добилась пара из Чили – мужчина и женщина с чисто немецкой внешностью, работающая с группой ворон. Когда Джейн услышала впервые, как разговаривают эти вороны, она была поражена до невозможности. В это просто трудно было поверить, но вороны и в самом деле разговаривали – между собой, пока что. Они не каркали, разве что изредка. Они издавали сотни разнообразных звуков, которые тщательно записывались и исследовались. Целыми часами напролет вороны сидели на близлежащих деревьях и тренировались в произношении разнообразных звуков. Принципиальной позицией Хёльги (это, как ни странно, оказалось мужским именем) и Лауры было то, что вороны не должны обучаться в неволе. Любые формы обучения в заточении они отвергали, как заведомо искусственные, антиэволюционные и в силу этого бесперспективные. Они хотели заниматься только таким влиянием на ворон, которое было интересно самим этим воронам. По их мнению, только это обеспечивало высокую и искреннюю заинтересованность ворон в саморазвитии и передаче навыков потомкам. И они получили желаемое. Каждая ворона была помечена двухцветной ленточкой на шее, и по сочетаниям цветов даже Джейн научилась быстро их узнавать. Удивительно, но и вороны, как оказалось, легко различают лица людей. Именно лица. Стоило Джейн высунуть в окно свое лицо, как интерес ворон пропадал и они отпрыгивали на соседние ветки. Стоило в окно высунуться кому-то из состава проживающих на базе, вороны тут же проявляли больший интерес. Джейн и раньше читала о том, что вороны – чрезвычайно умные птицы, у которых есть сложные формы игр и социального устройствам. И все же вид сильных, мощных птиц размером с небольшую кошку, которые час за часом, день за днем отрабатывают собственную речь, создают на твоих глазах свой настоящий язык, был поразителен.
Глядя на них, Джейн приходили в голову самые разные мысли и фантазии, начиная от антиутопий старых лет, в которых поумневшие птицы становились агрессивными киллерами, то лубочных идиллий, в которых птицы и люди строят совместно мир, в котором живут существа, культивирующие озаренные восприятия. Откровенно говоря, опасения, несмотря на их кажущуюся малореальность, не отступали, и Джейн поделилась ими с ребятами. Те отреагировали довольно конструктивно, показав ей результаты своих исследований, касающихся именно таких социальных проявлений ворон, которые затрагивали вопросы сотрудничества или соперничества. Оказалось, их тоже беспокоил этот вопрос, и полученные данные были весьма обнадеживающими: на первых этапах обучения птицы вели себя довольно-таки эгоистически по принципу "кто сильнее – тот и прав". Не то, чтобы они дрались за еду – такого почти не наблюдалось, но конкуренция, в которой побеждала более проворная и хитрая птица, была вполне обычной. По мере того, как птицы развивали язык, развивалась и их социальная организация, и к удовольствию и облегчению ученых, развитие это шло в конструктивном направлении – стали часто проявляться дружественность и взаимовыручка. Если раньше птенцов кормили только их родители, то сейчас любая взрослая птица могла отнести в зобу лакомый кусочек печенья и предложить его птенцу, что давало родителям возможность тратить свое время и на обучение, и на прочие птичьи дела. Более усложненными стали и их игры. Усиливалось их доверие к тем, кого они знают. Уже на третий день вороны стали брать еду из рук Джейн, и это было потрясающе. Такая пугливая птица, и так доверчива. Они позволяли себя трогать, перебирать перья, гладить. Джейн ласкала их пушистые головы, перебирала пальцами пух на животе, а птица подолгу стояла и смотрела на нее. В такие минуты подступала яркая радость и симпатия к этим живым мордам.
