Далия Трускиновская - Дурни Вавилонские
— Нет обмана, потому что дверь отворяется, и можно всё видеть и всё понять?
Я задумался. В своей голове я не увязывал воображаемую дверь с теми обманами, которые мы перетерпели со времени прихода в Вавилон.
— Если бы ты попался мне в руки, когда тебе еще не было двенадцати лет, мой осленочек, я бы многому тебя научил. А сейчас уже поздно — и тебе, и мне…
Тут в хозяйскую спальню заглянул Арбук и сказал, что пришли двое разумных и просят их впустить.
— Гони их прочь! Пусть Фош выплеснет им вслед помои! — закричал хозяин. За дверью раздался хохот.
— Впусти нас, почтенный Гумариэль! Мы пришли звать тебя на пир! У нас праздник, мы хотим видеть тебя на празднике! — заговорили наперебой два мужских голоса. — Впусти, мы принесли хорошую новость!
— Входите, ослиные охвостья, — позволил хозяин, и они вошли. Один был толстый, как очень богатый купец, и его зад был как у красивой женщины, которую нужно возить не на осле, а на верблюде, и его плешь, не прикрытая повязкой, была окаймлена черными волосами, как пруд торчащим тростником, а второй был гораздо моложе, худощав, с безумным взглядом и бородой, в которой застряли крошки от десяти трапез.
— Мир дому твоему, Гумариэль, — сказал толстый. — Собирайся и вели своим носильщикам нести тебя к нам на ярус.
— Я слаб и ноги меня не слушаются, — строптиво ответил хозяин. — И мой смертный час близок. Уйдите, дайте мне спокойно умереть.
— Агенор прислал нас за тобой. Без тебя мы не начнем.
— Уйди, Ровоам, я не хочу тебя видеть. И ты уйди, Амалек.
— Не уйду, — сказал тощий. — Клянусь священным скрипом нашей крестовины!
— Вы бы ее маслом смазали… — буркнул хозяин. — Слушать этот скрип — значит приближать свой смертный час и призывать бога-судьбу Намтара.
— А если смажем — спустишься? Тебя ждет целый пир, и вино, и мясо, и мы посадим тебе на колени красивых девушек…
— Убирайся, пока я не запустил в тебя скамейкой!
Амалек рассмеялся.
— Мы ждем тебя, наставник, — сказал он. — Хотя ты и против нашей затеи, но ты же честный человек — ты обрадуешься, увидев, чего мы достигли. Такого еще ни в одной башне не было. Но нас ждет тяжкое испытание — придется всем объяснять, что мы взяли на службу утукки, асакки, этимме, галле…
— Перестань перечислять чертей, мерзавец!
— Собирайся, Гумариэль. Ведь ты не хочешь, чтобы я упал на колени? Если я упаду, то пролечу сквозь пол на третий ярус и тебе придется чинить башню…
— Убирайся, Ровоам! В твои годы пора поумнеть!
Такую беседу вел с гостями мой хозяин, и они наконец ушли. Тогда он сел на постели, свесив ноги, и задумался.
— Для чего этот молодой блудливый козел перечислял чертей, как ты думаешь, осленочек? — спросил он.
— Не знаю, господин.
— Что они там такое затеяли?
Я ничего не ответил. Что я мог ответить?
— Принеси мне тушеной свеклы с подливкой.
Я сходил на кухню к женщине Фош и принес.
— Мне кажется, пахнет жареной рыбой, — сказал он.
— Да, Фош готовит еду для Арбука и Бубука, господин.
— Знаешь что… Принеси мне рыбы… А свеклу унеси!
Я унес и принес.
Он уставился на рыбу — и в его взгляде была тайная ненависть.
— Я понял, — сказал он. — Я не хочу рыбы, я хочу грехов. Пускай Фош очистит мне целую миску! А эту Мерзкую рыбу ешь сам!
Дважды приказывать ему не пришлось.
Потом он долго смотрел на миску с очищенными орехами.
— Знаешь ли ты, осленок, что это такое, похожее на внутренности человеческой головы? — спросил он. — Откуда тебе знать! У вас в деревне они не растут, а в Вавилоне это пища жрецов, простым людям их есть запрещается. Вот что — съешь несколько штук. Они прибавляют человеку разума и памяти.
— А боги не покарают меня, господин?
— Нет, потому что разум тебе нужен. Если ты не получил его при рождении, то нужно добывать как-то иначе, осленочек.
Я съел горсть орехов, но никаких перемен в голове не почувствовал.
Хозяин сгрыз один орех и, судя по лицу, разуму у него прибавилось сразу.
— Что я сижу тут, словно грешный дух в подземном царстве? — спросил он. — Эй, Фош, Арбук, ступайте сюда, помогите мне одеться!
На него надели белое длинное платье, а сверху синее платье, а сверху красное с желтым, так что его тело совсем в этих платьях потерялось. И ему намотали на голову повязку, и спустили длинные концы на грудь, и обули его в сандалии с серебряными бусинами и накладками, и дали ему в руки высокую трость. Мы с Абдадом впряглись в носилки, но он сказал:
— Нет! Пусть Вагад возьмет меня на спину и снесет по лестнице. Я хочу появиться внезапно. Чтобы они не успели меня обмануть. Слышишь, осленочек? Может, орехи помогут тебе понять эту уловку. Появись там, где тебя не ждут, и узнаешь много любопытного.
Я взял его на спину и понес вниз по лестнице. Впереди шел Бубук со светильником.
У двери, ведущей в небольшой храм и к счетному устройству, стоял человек, опираясь лопатками о стену и низко опустив голову.
— Ты что тут делаешь, Евер? — спросил хозяин, встав на ноги.
— Стою.
— Отчего ты не на празднике?
— Это не мой праздник! Кто я теперь при устройстве Самариаха? Никто! Тень! Песок летящий!
— Тебя обидели? — участливо спросил господин Осейф.
— Нет… да! Как будто ты не видишь!
Этот человек, если судить по голосу — совсем не старый, говорил с хозяином грубо.
— Я многое вижу, — согласился хозяин. — Когда я был там в прошлый раз, я видел всех, только не тебя.
— Они не хотели, чтобы я им помогал налаживать печатню. Они вообразили себя богами! Еще бы! Их переманили из той башни за три сотни сиклей!
Я подумал, что ослышался. Три сотни сиклей! Только за то, чтобы они ночью, с мешками за плечами, прошагали несколько часов!
— Я думал, они привезут что-то полезное, — сказал хозяин. — Но в их корзинах с табличками для меня ничего не нашлось. А я так хотел сделать настоящие расчеты по строительству…
— Я знаю, наставник…
И оба они затосковали на лестнице, возле закрытой Двери.
— Если бы главным был я, а не Агенор, я бы сделал Для тебя расчеты, но сейчас я не могу считать даже ночью, ведь они наладили устройство только для нужд печатни, наставник.
— Я так и думал. Слишком мало табличек?
— Те таблички, что были у нас, не поладили с теми, которые привезли Ровоам и Амалек, пусть бы их унесли демоны.
— Вот почему они так долго возились. А мне ни слова не сказали.
— Им запретил сам знаешь кто.
— Да, знаю… Пойдем всё же, посмотрим, что там у них получилось.
— Я видел, как это работает, и держал в руках пробные оттиски. А ты ступай, наставник. Когда увидишь, что у них получилось, то поймешь, из-за чего вся суета и кому это нужно.
— А ты так и будешь стоять на лестнице?
— Я пойду вниз и потом поднимусь на пятый ярус, в харчевню. Лучше пить в харчевне с честными носильщиками и разносчиками, чем с этими…
И он поспешил вниз по лестнице.
— Отворяй дверь, осленочек, — сказал хозяин. — Этот человек меня раззадорил. В самом деле, на что они употребили всю силу счетного устройства? Ты, Бубук, постарайся никуда не совать нос, иначе выставлю, и будешь меня ждать на лестнице. И если стянешь хоть одну табличку — скажу Арбуку, чтобы он тебя хорошенько выпорол. А ты, Вагад, просто стой у самой двери.
Мы вошли.
Оказалось, что между помещениями, где разместилось счетное устройство Самариаха, и теми помещениями храма, которые примыкали к Трубе, была перегородка, и ее убрали. Это не были его главные залы с алтарями, но изваяний Мардука и крылатых богов хватало. Там были накрыты столы, а между окнами, выходящими в Трубу, я увидел большое сооружение с колесами и веревками, достигающее потолка. Рядом с ним стоял длинный стол, у стола — огромное корыто с сырой глиной.
Все, кто в тот миг стояли в храме и готовились сесть за столы, были ярко и красиво одеты. Я заметил среди них несколько женщин, из которых только две были одеты как жрицы, и одна из них оказалась Таш, чему я совершенно не удивился. Она держалась возле того мужчины, а он вел себя как хозяин храма, хотя рядом стояли и шестеро жрецов. Я их не знал, Я за то время, что трудился в Другой Башне, побывал только в храме Асторет на седьмом ярусе и чувствовал себя там очень неловко: седьмой все-таки, туда богатые люди ходят, ткачи и гончары, даже наш Зубастый.
А что было на столах! Я никогда не видел столько жареного мяса и таких больших жареных рыб! Стояли блюда с такими лакомствами, что я даже не знал, как они называются, а на женщинах были платья таких цветов, какие я видел впервые, и голоса у них были звонкие, нежные, певучие, не то что у бедной Лиш, которой приходится целый день кричать в своей харчевне.
— Наконец-то! — сказал господин Агенор Лути. — Как хорошо, что мы еще не возлегли за столы! Эй, Аршак! Покажи наставнику Гумариэлю, как работает печатня. Гляди, друг, такого ты еще не видал!
