Александр Проханов - Человек звезды
Прокурор, продолжая улыбаться своей лунной фарфоровой улыбкой, смотрел на Маерса, ожидая похвалы.
— Восхитительно! Вы настоящий злодей! Принимаю вас в Орден Тьмы! Своим рассказом вы подтверждаете, что русские — истинные злодеи. О, горе вам, пришельцы из космоса! Вас, неразумных детей Света, поглотит русская Тьма! Кто следующий?
Полковник Мишенька обратил к Маерсу свое простодушное крестьянское лицо, на котором цвели чудесные васильковые глаза, какие бывают у обитателей «страны березового ситца».
— Разрешите доложить, господин полковник?
— Докладывайте, — не возражал Маерс.
— Я ведь в начальники вышел из народа, без всякой мохнатой лапы. Мы от сохи, и звания себе добывали харкая кровью. Я в Первую чеченскую с ОМОНом стоял под Ведено. На блокпосты становились. Зачисткой занимались. Пару раз в горы на боевые ходили. А был у нас в отряде капитан, «Рыжий» звали, потому что голова была рыжая и глаза зеленые, как у кошки. Отношения с ним были нормальные, выручали друг дружку, под огонь попадали. Раз ведем зачистку в селе. А дома у чеченцев хорошие, не чета нашим деревенским, где гнилушки да деревяшки. У чеченцев — кирпич, ворота железные, крашенные зеленым или синим. Ковры, газовые плиты, посуда дорогая. Вхожу в дом, хозяев никого, попрятались. И вижу, стоит телевизор «Панасоник», новенький, с большим экраном. А я давно о таком телевизоре мечтал, да не было денег купить. Только собираюсь брать, чтобы в бэтээр загрузить, входит Рыжий с тремя бойцами. «А ну, говорит, поставь. Я его раньше тебя заметил». «Уйди, говорю. Вещь моя. Ступай в другие дома». А он автомат к моему животу приставил. Глаза злые, зеленые, как у рыси. Волосы рыжие торчком. Вижу, сейчас выстрелит. И другие, которые с ним, пальцы на спусковые крючки положили. «Черт с тобой, бери. Не долго будешь смотреть». И такая во мне была обида, такая к Рыжему ненависть, что пожелал я ему смерти. Ладно, проехали. Воюем дальше. А был у меня знакомый чеченец Ахмат, который иногда в часть приезжал, овощи привозил. Я ему помаленьку патроны сбывал, пару гранат, пачку пластида. Он хорошо платил. Куда он потом их девал, не мое дело. Раз посылают группу, в которой Рыжий был старшим, на спецзадание, домик один в соседнем селе проверить, по наводке, будто бы там один полевой командир укрылся. Группа должна уйти завтра, а вечером ко мне Ахмат заявился, привез огурцы, помидоры. Я ему говорю: «Заплачу тебе не деньгами, не патронами, а информацией». И рассказал о спецзадании Рыжего, указал маршрут, состав группы. Утром группа ушла, а через час по рации Рыжий просит поддержки. Группа попала в засаду, оба бэтээра подбиты. Меня посылают на помощь. Не скажу чтобы я торопился. Когда приехал на место, на трассе два бэтээра дымятся, кругом бойцы лежат, у каждого в голове дыра, так они раненых добивали. А на броне бэтээра стоит отрезанная голова Рыжего. Волосы торчком, зеленые глаза открыты, а в них огоньки блестят. «Что, капитан, телевизор смотришь? Хорошая марка, «Панасоник».
Мишенька тихо смеялся, и, казалось, его голубые глаза видят не обугленные, лежащие на дороге тела, а ржаное поле с чудесными васильками.
— Прекрасно! — хлопал в ладони Марс. — Еще один безупречный рыцарь Ордена Тьмы. Вам слово, сударь мой, — обратился он к вице-губернатору Находкину, — надеюсь, вам есть что рассказать.
— Уж не знаю, достопочтенный Виктор Арнольдович, сумею ли я соответствовать высоким требованиям, отрывающим дорогу в аристократический орден. — На узкой змеиной головке Находкина открылся ротик, и быстрый язычок облизнул сухие губа, а изумрудные глазки вдруг полыхнули рубином. — Был у меня один случай, когда я работал в инспекции по землеотводам и ездил на своей подержанной «Ниве», — не чета сегодняшнему «мерседесу», — ездил по нашим бедным селам, где уже не осталось людей, а только одни гнилушки. Под вечер, на лесной дороге, пробило у меня сразу два колеса. Одно сменил на «запаску», а другое кое-как подкачал и с грехом пополам доехал до деревушки. Не деревушка, а одна избенка, а рядом с избенкой церковь, деревянная, высокая, с шатром. Постучался в избушку. Открыл старик с бородой, в подряснике, лицо худое, истовое, какие на иконах пишут. Оказался священник, который один живет и лет десять эту церковь возводит, бревно к бревну. У него была такая же «Нива», и он мне запасное колесо одолжил, чтобы я потом вернул. Была уже ночь на дворе. Отец Василий, так его звали, меня в дом завел, ужином угостил и историю свою рассказал. Десять лет назад жена у него умерла, которую очень любил, и в память о ней решил он церковь поставить. Верующих никого, последняя старушка три года назад съехала на погост. А он все церковь строит. «Не для себя, говорит, а для Бога. И в память о ненаглядной жене». Уложил он меня за печь, на теплое место, накрыл, сам перед лампадкой молится. А меня что-то жжет, не дает уснуть. И какая-то ярость во мне, ненависть к отцу Василию. Он здесь подвиг вершит, из последних сил венцы строгает, окна в церкви стеклит, чтобы восславить Бога и памятник жене воздвигнуть, а я за всю свою жизнь ни одного доброго дела не сделал, людей обсчитывал, взятки брал, начальству угождал, жил, как червяк. И он своим подвигом мне укоризна. Он герой, подвижник, Богу угоден, а я слизняк, ничтожество, все людям противен. Так и не заснул всю ночь, проворочался, как на углях. Утром отец Василий перекрестил меня, пожелал ангела хранителя и проводил в дорогу, а сам пошел в церковь молится. Я еду, а самого ненависть жжет, будто кто-то в меня вселился и скребет когтями. Развернул машину, подъехал к церкви, вынул канистру. Плеснул бензин и поджег. Она загорелась сразу, вся смоляная, горючая. Факел до неба. Я на машину, и гнать. Оглянулся, и вижу, что из пламени, огромный, красный, до неба, встал человек с бородой, перекрестил меня и улетел вместе с огнем за лес. Потом я узнал, что отец Василий сгорел в церкви. Может, он в это время за меня молился. А мне легче стало, некому меня укорять.
Вице-губернатор Находкин растворял свои узкие губы, и в них трепетал змеиный язычок.
— Ну вы, батенька, всем нам урок преподали, — восхищался Маерс. — А ведь тот, кто в вас той ночью вселился, он и теперь в вас живет. Он-то и есть магистр нашего Ордена Тьмы. В вашей душе, батенька мой, находится престол сатаны, — Маерс шутливо поклонился Находкину, и у того из глаз брызнули красные лучики.
— Ну а ваша история мне известна. Чудесная, скажу вам, история, — Маерс похлопал Иону Ивановича по голому плечу. — И вы, мой прекрасный рыцарь, приняты в Орден Тьмы. Все мы с вами — цветы Зла, собранные в великолепный черный букет. Мы должны окончательно вырваться из рабства добра и света. Но для этого проследуем в парилку.
Маерс стянул с себя звездно-полосатые трусы и важно, покачивая жирной грудью и рыхлым животом, отправился в парилку, увлекая за собой остальных членов ордена.
Тесно уселись на лавке, касаясь друг друга голыми плечами и бедрами. Маерс схватил ковши, черпнул из деревянной баклажки воду.
— Господи благослови! — ловко, как заправский банщик, плеснул ковшом на пепельно-седые камни. Последовал шумный взрыв, туманный вихрь пронесся под потолком, ударил в стену, метнулся к полу, вновь взмыл к потолку, попутно овевая голые животы и спины. Охали, крякали, крутили головами, наслаждаясь бодрящими ожогами.
— А не поддать ли еще? — Маерс озорно крякнул, черпнул ковшом. — Али мы не русские? — и плеснул сверкнувшую воду на камни, которые жахнули, как пушка. Раскаленный змей полетел по бане, жаля голую плоть, которая издавала стоны, тонкие вскрики, болезненные вопли. Ерзали на лавке, сгибались, прикрывались руками, а огненная змея жалила их под мышки, в пах, в спину, и на месте укусов выступали красные пятна.
— Что-то стало холодать, ни пора ли нам поддать? — воскликнул Маерс, берясь за ковш.
— Пожалейте, Виктор Арнольдович, невмоготу! — взмолился вице-губернатор Находкин, слабый телом и духом.
— Отставить разговоры! — прикрикнул на него Маерс. — Опустили носы. Начали считать капли. Будем, как сказал великий Чехов, вытапливать из себя по капле раба.
Все наклонили головы, свесили носы, на которых выступали капли пота, падали на деревянную доску между раздвинутых ступней, образуя темные лужицы.
— Слава России! — патетически крикнул Маерс, метнул ковш, на мгновение пропадая в раскаленном облаке, и вновь появляясь, бодрый, бравый, веселый, с багровым пучком лучей, бьющих изо лба. Смотрел, как хлюпают ягодицами ошпаренные члены ордена. Иона Иванович с ужасом взглянул на мучителя, который черпал очередной ковш, и сквозь розовый туман заметил, как вокруг Маерса поблескивают и переливаются ледяные кристаллики, защищая от пара его полное тело.
— Спаси и сохрани! — и снова грохот, свист пара, вопли истязуемых. Иона Иванович почувствовал, как кто-то приподнял его с лавки, сильным пинком под зад выкинул из парилки, и он, пролетев мимо бутылок и рюмок, плюхнулся в бассейн, издав нечеловеческий вопль. Все остальные падали в бассейн, остужая обожженные чресла, как кидаются в озеро звери, спасаясь от лесного пожара.
