Хольм Ван Зайчик - Дело лис-оборотней
– Здорово, – согласился Баг, покончив наконец с половиной рыбы на блюде и убирая палочки. Взялся за чайник. В чашку потекла почти чёрная ароматная жидкость, – А вот про такую травку, или, может, корешок, или ещё что – “лисья рыжинка”, не слышали ли вы, преждерожденный Большков?
– Рыжинка? – Лекарь нахмурил лоб. – Рыжинка… Лисья? – переспросил он. Баг кивнул.
Большков снова погрузился в суму. Долго там шуршал, сосредоточенно бормоча: “…приготовляющий лекарства делает из них смесь… рыжинка… рыжинка…” На свет появилась ещё одна склянка, побольше, в ней копошились потревоженные пиявки. – Точно не хотите? – ткнул он пиявками в сторону Бага. – А то как по заказу есть свежие.
– Гм… Может, Емеля хочет? – с опаской спросил Баг. Михаиле заинтересованно обернулся, но лишь топот да стукнувшая дверь были ему ответом: грохоча сапожищами и подхватывая мешки, пятёрка бородатых преждерожденных с неясными воплями вынеслась вихрем прочь, на улицу.
– Нет, про рыжинку лисью не слышал, – помотал русой головой лекарь. – Первый раз слышу про такое снадобье.
Да что ж за рыжинка такая?!
Приятно отяжелевший от обильной пищи Баг вышел из “Пустынника Онуфрия” и, коротая незначительное время, оставшееся до прибытия сампана, медленно двинулся через реку по узким мосткам – слева расстилалась богатая мелкими островками Кемская губа, а справа, на омываемом двумя протоками острове побольше, высился Собор Успения Пресвятой Богородицы. Баг замедлил шаги, любуясь строением. На ум пришли строки великого Су Ши…
– Красота!
Баг живо обернулся.
Недалеко от него стоял, опираясь на перила, незаметно подошедший преждерожденный, неясного возраста: низенький, явно склонный к столь порицаемому лекарем Большковым чревоугодию – круглое лицо его лоснилось в лучах солнца, зайчики прыгали по стёклам небольших круглых очочков; маленькие, слегка заплывшие глазки с большими мешками под ними смотрели, однако ж, внимательно и цепко; преждерожденный как-то приторно улыбнулся Багу, огладил длинную, по пояс, бороду и кивнул на собор.
– Красиво, говорю.
– Да, – согласился Баг, удивляясь простоте и открытости местных жителей: в Александрии обратиться вот так запросто, без надлежащего приветствия и серьёзного повода, к человеку незнакомому было немыслимо – разве что к прислужникам в харчевнях да в лавках, да и то прибавив вначале непременное “простите, что беспокою вас”. Так на то они и прислужники. – Очень красиво.
– Хоть и новодел, а всё равно сердце тает. – Нежданный собеседник размашисто перекрестился на ярко горевшие на солнце кресты. – Старый-то сгорел в начале восемнадцатого столетия, – пояснил он. Ткнул коротким пальцем в сторону собора. – Но стоял аккурат тут же.
Баг промолчал. Взглянул на часы.
– Из столиц к нам? – поинтересовался толстяк.
– Из Александрии, – коротко ответил Баг. “Вот ведь какой любопытный…”
– На острова?
– И не только.
– Путешествуете?
“Ну что пристал?!”
– Да.
– Могу показать сказочно красивые места, – оживился, блеснув очками, толстый. – Покажу, где ловят и заготавливают знаменитую беломорскую сельдь. У меня свой катер недалеко…
“Милостивая Гуаньинь, да это, похоже, самодеятельный местознатец, мечтающий получить с приезжих несколько лянов!”
– Нет, спасибо. – Баг повернул к берегу.
– Нигде такого больше не увидите! – устремился следом за ним толстяк. – Никто вам больше такого не покажет! – ухватил Бага за рукав.
“Экий хищник!”
В столь упорной навязчивости усталому Багу померещилось даже нечто подозрительное – словно, проведав, что Баг из самой Александрии, сей чуждый церемоний подданный загорелся идеей заполучить его во что бы то ни стало.
– Вот что, преждерожденный. – Баг решительно, одним движением высвободился. Строго, неприязненно посмотрел на приставалу. – Лов сельди меня не интересует. Всего наилучшего.
Толстый поспешно отступил.
– Ну ладно, ладно! – услышал издали Баг, ступая на гранитную набережную. – Но если что, спросите на Савватьевской дом Виссариона!
“Десять Яньло тебе повсеместно…” – гневно подумал Баг.
С трудом было проклюнувшееся приличное настроение оказалось подпорчено. Баг повернул к морскому вокзалу.
Из-за навязчивого лысого преждерожденного он немного запоздал: водомётный сампан уже притёрся боком к широкой ленте причала и немногочисленные прибывшие шли навстречу ланчжуну и берегу. Баг шагнул было к кассе купить билет, но тут взгляд его остановился на удивительно знакомой фигуре: фигура приближалась сбивчивой трусцой и вослед ей поспешали ещё четверо – два высоких и могучих преждерожденных в монашеском одеянии и двое пониже, в знакомых, давно не попадавшихся на глаза ланчжуну степных шапках.
– Богдан!
Забыв про билет, Баг рванулся навстречу другу; в середине причала они сошлись. Богдан, не сумев сдержать бега, врезался с налёту в широкую грудь ланчжуна; Баг заботливо подхватил его.
– Еч…
– Вот и ты…
– Рад тебя видеть.
– А я-то как рад…
“До чего он осунулся! Бледный, как придворная красавица! Что за мешки под глазами!” – думал Баг, вглядываясь в лицо сановника.
“Ну вот, теперь всё будет хорошо… Теперь, когда он приехал…” – думал Богдан, улыбкой отвечая на взгляд.
Бежавшая следом за минфа четвёрка почтительно остановилась поодаль.
– Ты погано выглядишь, – разжав объятия, сообщил честный человекоохранитель Богдану, – совсем изнурил себя покаянием. Дрожишь весь и дышишь еле-еле, а ведь пробежал всего ничего. Нет, еч, вот вернёшься домой, и я заставлю тебя заняться здоровьем. Душа – она, знаешь ли, в теле держится. Начнём с гимнастики, потом перейдём к копьям…
– Ладно, ладно, – согласно махнул рукой Богдан и отёр обильный, несмотря на прохладу, пот со лба. – Обязательно пофехтуем. Потом, всё – потом…
– Да ты посмотри, на что ты похож! Ровно явившаяся днём душа умершего! Какое “потом”…
– Баг! Баг! – остановил его минфа. – Подожди… Ты узнал о том, что я просил?
– Про Кипяткова?
– Какого Кипяткова?
– Ну ты же сам мне словесное описание послал…
– Ну?!
– Так это преждерожденный Кипятков Ким Семёнович, начальник отдела жизнеусилительных средств Лекарственного дома Брылястова. У меня к нему куча вопросов. Только что он здесь-то делает? Йошка… – Баг осёкся, потом хмыкнул и продолжал: – Его доверенная помощница сообщила, что Кипятков сейчас где-то на байдарках плавает.
– Так вот оно что… – На бледном лице Богдана отразилась деятельная работа мысли. – Ну конечно же! Теперь ясно. Стало быть, получается, лекарственных дел мастер Заговников убивает и калечит лис… – Он осёкся и довольно немощно хлопнул себя по лбу, а потом поправил пальцем сразу соскочившие на кончик носа очки. – Господи! Да не просто лис, а – здешних лис!
– Заговников?! – Баг непонимающе уставился на Богдана. Интонация, с коей еч произнёс “здешних”, его просто поразила. “Что же это за лисы тут? Особо крупных размеров? Со слона, что ли?”
– Ну здесь, на Соловках, этот… Кипятков назвался паломником Заговниковым. Крестьянином с Кубани. А на самом деле он здесь ставит ловушки на лис, а потом… – Богдана передёрнуло, – что-то вырезает из них.
– Вырезает?.. – Баг тоже начал понимать. – Так вот откуда берётся “лисья рыжинка”!
Теперь уже настала очередь Богдана смотреть на друга с недоумением.
Присев на грубую каменную лавочку, каковые в изобилии были натыканы по сторонам причала, и нисколько не замечая текущего из гранита тяжкого холода, ечи наперебой принялись делиться сведениями и предположениями; Богдан рассказал Багу о поисках того, кто резал лис, умолчав, правда, о Жанне, а Баг – о своём неудачном частном расследовании, – также не обмолвившись ни про смерть Кати Ци, ни про принцессу-студентку. Потом Богдан спохватился, неловко вскочил и представил ланчжуну своих молчаливых спутников: тангутов, а также Бориса и Арсения. С последним Баг раскланялся подчёркнуто любезно: в своё время человекоохранителю повезло взять несколько уроков “смертельной животухи” и он не понаслышке знал, какое это трудное, изнуряющее бойца искусство. Чтобы достичь такого уровня постижения “животухи”, какого достиг Арсений, требовались годы упорных тренировок и недюжинное упрямство, а стойкие в достижении цели люди всегда вызывали у Бага безусловное уважение. Он и сам был таким.
Вэймины, почувствовав в Баге степняка, были, очевидно, обрадованы встрече, на лице младшего даже проступила скупая улыбка; старший лишь потеплел глазами: гнетущая его внутренняя забота не позволяла пока большего.
– …И выходит, что этот самый Кипятков, прикидываясь Заговниковым, который год уж паломничает на островах, на самом деле охотясь на здешних лис, – разглагольствовал Богдан, методично вышагивая взад и вперёд перед скамьёй, на которой рядком сидели тангуты, Арсений, Борис и Баг. – Что-то у лис вырезает… наверное, то самое, чем лиса вырабатывает поцелуйное зелье, не зря ж именно после поцелуя, когда жидкости телесные начинают обмен, мужчины рассудок от страсти теряют… – Последние слова Богдана прозвучали как-то не в меру напряжённо и уж слишком тихо, будто сам с собой разговаривал. Баг покосился на друга, но ничего не спросил.
