Мазуччо Гвардато - Причуды любви: Сборник эротических рассказов
Я не находил себе места в кабине, грыз ногти и в конце концов принял лошадиную дозу хлорпромазина — я ждал возвращения Стетсона и его отчета. Я надеялся, что Ева наконец займется делом.
Но когда он вошел ко мне в каюту, он был сконфужен и подавлен.
— Ну как? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Мы прилегли. Потискались, вдоволь нацеловались. Но что касается остального… она отказалась… она не позволила мне… Ах! док, что это за экипажную девицу вы нам раздобыли на этот рейс?
Я дал ему успокоительное и освободил на час от службы. Некоторое время я сидел, разглядывая обгрызенные ногти, потом принялся рисовать эротические символы, размышляя, что делать дальше.
Ситуация обострялась, а я сидел и бездельничал. Вскоре мне позвонили с астронавигаторского поста. Звонил главный астрогатор Хэммель, и он был в ярости.
— Харпер, что творится с этой экипажной девицей?
— Что вы хотите сказать? — невинно осведомился я.
— Черт подери, вы знаете, о чем я говорю. Мы прокладывали курс будущего перехода, когда я заметил, что Маккензи на пределе. Я освободил его от службы и послал облегчиться к Еве. В его отсутствие я проверил работу и нашел ошибку в две минуты. Конечно, компьютер исправил бы ее, но вопрос не в этом. Маккензи вернулся и сообщил, что Ева все еще не в форме. Послушайте, Харпер! Как вы рассчитываете добраться до Сириуса, если экипажная девица разыгрывает целку?
Мы не могли этого сделать. Я сообщил ему об этом с блеяньем в голосе. И добавил:
— Я как раз хотел доложить капитану Баннистеру.
Вопрос должен быть решен Советом Пяти.
Совет Пяти собирается в самых экстренных случаях, чтобы решить неотложные проблемы навигации. В него входят капитан, офицер-психолог, врач, астрогатор и член экипажа. Мы собрались в каюте капитана, сели полукругом и уставились на бледную растерянную Еву Тайлер.
— Ева, нужно разобраться в ситуации, — заявил капитан.
Голос у него был ровный, сдержанный, и я невольно восхищался им, ибо знал, что он с радостью сунул бы меня вместе с Евой в реактор. — Вы утверждаете, что нанялись на работу, чтобы выполнять все функции экипажной девицы?
— Не… все, капитан, — едва слышно ответила она.
— Другими словами, вы сознательно пошли на обман. С какой целью?
Она уставилась на носки туфель. Я жалел ее даже в это мгновение. Она пробормотала:
— Мой жених мобилизован и находится в секторе Сириуса. Могут пройти годы пока он вернется в солнечную систему. А может и не вернется никогда. Я хотела… встретиться с ним.
— И именно поэтому вы пошли на сознательный обман? — переспросил Баннистер.
— Гражданских в зону боевых действий не пускают, — боязливо ответила она. — Это была единственная возможность прилететь к нему. Я знаю, что поступила дурно и искренне сожалею об этом…
— Сожалеете! — взорвался лекарь Толбертсон. — Она сознательно приговорила нас к смерти, лишив жизненно необходимых услуг, а теперь, видите ли, сожалеет!
— Попрошу вас, Берт, — прервал его Баннистер. Потом так гневно посмотрел на меня, что я буквально распластался в своем кресле. — Вы соображаете, какую роль играет экипажная девица для персонала звездолета? Речь идет вовсе не о разврате, если использовать устарелую терминологию. Дело в том, что все мы являемся рабами нашей биологической организации. Мы созданы, чтобы искать облегчения; конечно, многие из нас могут обходиться без женщины восемь месяцев и больше, но для других такое воздержание имеет иные последствия. Люди начинают мечтать в разгар дня. Падает сосредоточенность. Растет несовместимость с прочими членами экипажа. Каждое из этих действий может привести к роковой ошибке.
— Я не подумала об этом, капитан, — прошептала бедняга.
— Еще бы. Мы слишком далеки от Венеры, чтобы вернуться, но еще не так уж далеко, чтобы не найти какой-то выход. Если вы осознаете свою ответственность и приступите к выполнению своих обязанностей, мы забудем об этой беседе. Вы согласны на это?
Она отрицательно покачала головой.
— Капитан, должна вам признаться… я… я еще не знала мужчины. Я хотела… для жениха…
Она замолчала. Баннистер побелел и бросил на меня испепеляющий взгляд. Я бы с удовольствием удалился, сняв с себя форму. Чтобы знающий, якобы компетентный офицер-психолог нанял на работу экипажную девицу-девственницу, такое не лезло ни в какие ворота!
Баннистер ледяным тоном обратился ко мне:
— Харпер, есть некоторые физиологические обязанности, которые должна исполнять экипажная девица. Устав требует представления документов, свидетельствующих о квалификации кандидатки. Итак?
— Она предъявила необходимые медицинские свидетельства, — безнадежно прохрипел я. — Подписанные сертификаты. Не понимаю, как…
Я глянул на Еву. Она спокойно заявила:
— Это фальшивка. Я заплатила фальсификатору пятьдесят кредитов за паспорт и прочие бумаги.
— Отлично, Ева, — сдавленным голосом проговорил Баннистер. — Лучше вам отправиться к себе в кабину и оставаться там.
Она удалилась, не обернувшись. Воцарилось тягостное молчание. Капитан нарушил его, рявкнув:
— Харпер, придется закрыть глаза на совершенную вами глупость, ибо наказание не решает проблемы. Жду, господа, чтобы с ваших уст сорвались мудрые золотые слова.
— Мне кажется, — начал Толбертсон, — здесь не о чем дискутировать. Несмотря на наше уважение к эмоциям и внутренним запретам девушки, мы либо немедленно пускаем ее в работу — если надо силой — либо бросаем ее в реактор и молимся богу, чтобы живыми добраться до Сириуса.
— Это единственная альтернатива? — спросил Хэммель.
— Можем ли мы выкрутиться, не покушаясь на жизнь Евы?
Толбертсон затряс головой.
— Если она останется среди нас и по-прежнему будет всем отказывать, ситуация станет взрывоопасной. Лучше вообще не иметь женщины, чем иметь динамистку!
Я глянул на Баннистера. Я знал, что капитан был джентльменом до кончиков ногтей. Для него будет почти невозможным подвергнуть девушку чему-то сходному с регулярным насилием в течение будущих восьми месяцев, а кроме того, это не решит наших проблем. Не решится он и отправить ее на смерть.
И все же Баннистер печально процедил:
— Боюсь, что Толбертсон прав. Присутствие Евы Тайлер на борту более опасно в данном настроении экипажа, чем вообще отсутствие экипажной девицы. Придется отдать приказ о ее ликвидации.
— Нет! Подождите! — во мне все кипело от чувства вины, и я отчаянно искал выход из сложившейся ситуации. Я выдавил жалкую улыбку. — Признаю, что меня обвели вокруг пальца. Из-за ее хорошенькой мордашки я не провел углубленных психотестов. Во второй раз в жизни я допускаю ошибку, веря историям женщины… Впервые это было четверть века назад на Земле. Но хватит угрызений совести. У нас есть средство использовать Еву Тайлер в качестве экипажной девицы, не разрушив ее личности на всю оставшуюся жизнь.
Глаза Баннистера превратились в щелочки.
— Как так?
Есть одно лекарство, — разъяснил я. Толбертсон знает о нем. Не буду называть его, но в моей аптечке имеется солидный запас его. Оно имеет некоторые снотворные качества и производит временное короткое замыкание логических центров, к тому же не создает привыкания.
— Действительно, — подтвердил Толбертсон. — Это неприятно, но…
Я продолжил:
— Можно дать Еве это лекарство. Поддерживая ее в таком состоянии в течение восьми месяцев, мы обеспечим ее функционирование в виде своего рода постельного робота. В конце путешествия мы прекратим обработку, гипнотически внушим ей, что она девственницей совершила все путешествие, а потом вручим женишку. Никто ничего не узнает, никто не пострадает, а мы обзаведемся экипажной девицей.
Леонарде заметил:
— Плохую шутку мы с ней сыграем. Она будет беззащитной, как… ребенок. Придется кормить ее с ложечки. И кто-то должен будет ее ежедневно одевать.
Я пожал плечами.
— Эта идея мне не нравится. Но не хочется и умирать. Однако, будучи офицером-психологом с достаточным уровнем компетенции, заявляю — на корабле царит атмосфера заразительного страха. При таком положении дел не хотелось бы уменьшать наши шансы на выживание при выполнении предстоящих ста тридцати переходов!
Минут двадцать мы обсуждали проблему со всех сторон. Никому не нравилась эта идея, но никто не видел иного решения. Баннистер поставил вопрос на голосование — все пятеро проголосовали «за».
Мне было поручено дать лекарство Еве. Я зашел к ней без стука и не удивился, застав ее в нервном припадке. Она хныкала, сжавшись в комок на постели.
Я сел рядом с ней, погладил по волосам, успокоил ее, словно она была моей дочерью, а не — Бог мне простит! — экипажной девицей на борту звездолета. Потом сказал ей:
