Владислав Крапивин - Тополята
Игорь Игнатьевич смотрел на Кабула, нагнувшись. Как любопытный дятел. Не обернувшись, он спросил:
– Почему мальчик раздет?
– Дмитрий Дмитриевич, почему он раздет? – взвизгнула Анна Леонтьевна. – Я сколько раз говорила, что эти ваши методы…
Незнакомый Игорь Игнатьевич произнес прежним тоном:
– Верните одежду мальчику.
– Дмитрий Дмитриевич, где его одежда? Сию же минуту…
В коридоре затопали, загомонили, тут же в руках у Красавчика появился камуфляжный сверток. Дима протянул его мимо незнакомца Кабулу. Игорь Игнатьевич перехватил пятнистый тючок на полпути, брезгливо бросил назад, за порог:
– Я сказал про его одежду…
– Но… его мать, кажется, увезла костюм с собой… Дмитрий Дмитриевич!
– В каптерке его костюм, – угрюмо сообщил Красавчик.
– Велите принести!
– Но кладовщик где-то…
– Найти немедленно!
Опять суетливо заговорили, затопали в коридоре. И все это время непонятный Игорь Игнатьевич смотрел на Кабула. Затем шагнул, провел пальцами по его стриженой голове. Сказал тихо – ему одному:
– Прочитал я твое письмо… Натерпелся, малыш?
Он был с виду совсем не симпатичный, колючий такой, с очками, как у чиновника из старого фильма. Но эти его слова оказались такие… такие непохожие на все, что Кабул слышал от взрослых в последние дни. В них было обещание свободы… Кабул не выдержал, всхлипнул и приткнулся лицом к его пиджаку. Как истосковавшийся маленький мальчик к возникшему рядом отцу…
«Прямая дорога»
Мишени были крупные – полметра в диаметре. Широкие красно-белые кольца с черным кружком в центре. В этот кружок – размером с блюдце – стрелы Кабула втыкались, как заколдованные. Брат Нефед сказал с ласковым удовольствием:
– Ощущается в тебе истинно славянская душа. Оттого и послушен тебе лук. Он исконно славянское оружие.
Излишняя приторность Нефеда не нравилась Кабулу, и сейчас он не сдержался:
– Почему славянское? Монгольские луки били в два раза дальше русских, я читал…
– Это байки тех, кто злыми вымыслами пачкает нашу историю… К тому же стрелы монголов несли разорение и горе, а наше оружие всегда служило правому делу…
«Так уж и всегда…» – хотел сказать Кабул, но смолчал. Последнее время он избегал споров, быстро уставал от них. Начинало мутить и кружилась голова…
Подростковый православный лагерь назывался «Прямая дорога». Кабул вовсе не хотел оказаться в нем, но так получилось.
Из детприемника его стремительно и даже с каким-то злым азартом освободил омбудсмен Игорь Игнатьевич Спарин. Тот, который недавно занял эту должность вместо застреленного Красикова. И дело было не только в письме, которое Кабул написал по совету Пантелея (а тот как-то сумел передать его!). Кабул узнал потом, что омбудсмена подняла на ноги классная руководительница пятого «Г». Инна Игоревна – сухая, всегда с недовольным лицом – не любила Владислава Переметова. Но она была учительница и, несмотря на неласковый нрав, понимала, что отвечает за всех своих учеников. За нелюбимых тоже. Про то, что «забрали» Переметова, она узнала в последний день учебного года и наставническим тоном изложила историю его «преступления» классу, но тут встала аккуратная и справедливая Нина Гаврина.
– Инна Игоревна, извините, но это все неправильно. Я как раз хотела рассказать вам…
– Что неправильно, Гаврина?
– Переметов ничего не разбивал. Разбили Дымчиков, Лафиткин и Шкариков. А подставили Переметова…
– Как подставили? Что за уголовные словечки!
– Ну, так и подставили. Сказали полиции, что это он виноват, его и увезли…
– Врет она!! – хором завыли Артур, Костян и Шкарик, и хор этот был трусливым и ненатуральным.
Что оставалось делать Инне Игоревне? Только спросить:
– Откуда это тебе известно?
– От брата, от Андрюшки, который в четвертом «А». Эти трое, они такие тупые, что даже не стали молчать. Потерпели несколько дней, а потом начали хвастать, как засадили «интернатского». Только не в школе болтали, а на дворе. Андрюшка и услышал. А они с Переметовым друзья, он вчера вечером все мне и рассказал, говорит «надо помочь»…
– Да врет он!! – снова взвыли трое. И так фальшиво, что каждому стало ясно, кто врет на самом деле.
Да, не очень жаловала Переметова Инна Игоревна. Однако сейчас, видимо, представила, что испытал в эти дни ее ученик, и содрогнулась.
– Ты можешь пригласить сюда брата?
– Да, он в школе!
Андрюшка Гаврин появился через минуту. Стоя у доски, он внятно и безбоязненно поведал, как дымившие сигаретой в беседке «вот этот Артурян и его дружки» вчера вечером хихикали над интернатским Кабулом, которого ловко сплавили в ментовку. Андрюшка никак не обругал их, чтобы не спугнуть, помчался домой, дождался сестру из художественной школы и все рассказал…
– Спасибо, Андрюша, – со старательной ласковостью произнесла Инна Игоревна. – Пока иди. Возможно, мы позовем тебя еще…
– А его отпустят?
– Будем разбираться…
Трое недругов Кабула уже не голосили, сидели съеженно. Инна Игоревна вынула мобильник.
– Могу я поговорить с уполномоченным по правам детей? Извините, забыла фамилию… Да-да, господин Спарин, извините еще раз. Я учительница сорок шестой школы, и у меня в классе ЧП. Думаю, что необходимо оперативное вмешательство, речь идет о судьбе одного мальчика… Прямо сейчас? Очень хорошо… Нина, предупреди брата, что он через полчаса понадобится снова…
Полчаса прошли в обычном разговоре: об итогах года, о книгах, которые следует прочитать летом… Лишь изредка слышались бубнящие безнадежные слова Артура, Шкарика и Костяна: «Ну, че… Врут они все. Мы пошутили, а они…» Затем появился похожий на колючую нахохлившуюся птицу мужчина в маленьких блестящих очках. И снова позвали Андрюшку. И он слово в слово повторил свой рассказ. И спросил опять:
– А Владика отпустят?
– Думаю, что да, – сказал похожий на птицу дядька. И класс, который никогда не любил Переметова, на этот раз отозвался обрадованным шепотом.
Омбудсмен Спарин достал из плоского портфеля три чистых листа.
– Инна Игоревна, потрудись дать каждому из «героев происшествия» бумагу. Пусть они подробно и правдиво изложат события. От степени правдивости зависит их дальнейшая судьба… Вы это поняли, голубчики?
– А что нам будет? – хныкнул Шкарик.
– Благодарность в личном деле… Пишите, вам сказано! – не выдержала Инна Игоревна…
…Кабул, конечно, не знал подробно, как шла дальнейшая «раскрутка». Чтобы изменить судебное решение, могли понадобиться долгие дни, а то и месяцы, но здесь Кабулу повезло. У судьи, которая отправила его под арест, было «рыльце в пуху». То есть на ней уже висели обвинения в других скороспелых и неправедных решениях. Игорь Игнатьевич деликатно напомнил ей об этом, и она быстро выписала бумагу об освобождении. Не хватало еще из-за какого-то сопливого шестиклассника лишиться полномочий и загреметь из состава славного судейского корпуса Империи…
Спарин ей сказал:
– Вы даже не сочли нужным навести справки у охранника «Тропиканы», который вовсе не утверждает, что стекло разбил Переметов…
– Это обязанность полиции. Я действовала на основе их протокола…
– Насквозь нелепого и фальшивого… Адресованное мне письмо мальчика полностью опровергает протокол… Советую вам направить в полицию отношение суда, чтобы там сняли стружку с этих деятелей…
– Игорь Игнатьевич, – вкрадчиво сказала судья. – Согласитесь, что я пошла вам навстречу и приняла решение максимально быстро. Однако должна заметить, что выступать с советами в адрес суда запрещено. И вообще… вы ведете себя неосторожно. Как и ваш предшественник…
– Да, Борису Глебовичу Красикову тоже говорили, что он неосторожен. Однако он отвечал словами Корчака… Кстати, слышали о польском писателе Януше Корчаке?
– Кажется, он один из тех, кто недавно разбился в самолете польского президента?
– Нет, он погиб гораздо раньше, во время войны с фашистами. Он был заведующим детским домом еврейских сирот, и немцы повезли этих ребятишек в лагерь. Точнее, в крематорий. А Корчаку разрешили остаться – слишком уж известная была личность. Однако он не бросил детей, а немцу сказал: «Господин офицер, не надо думать, что все люди мерзавцы»… Эти же слова говорил своим «доброжелателям» Красиков…
– Судя по всему, вы избрали тот же путь?
– А какой путь избрали вы?
Судья промолчала. Затем сказала вкрадчиво:
– Кстати, я слышала, что на вас жалуются региональные органы опеки. Казалось бы, у вас и у них одна задача: защищать права детей, а вы постоянно вставляете этим сотрудникам палки в колеса.
– Ну, не постоянно, а изредка, – усмехнулся Спарин. – Видимо, потому, что защиту и права я и эти дамы иногда понимаем по-разному… Позвольте откланяться.
Омбудсмен, уполномоченный по правам детства, – член губернского правительства. Но в то же время он не подчинен даже и ему. Подчинен непосредственно столице. Поэтому в детприемнике не сказали ни словечка против и суетливо забегали, когда Спарин явился за «воспитанником Переметовым». Только спросили:
