Виктор Пелевин - Empire V
— А как он к этому пришел? - спросил я.
Иштар наморщилась.
— Его наркотики довели, вот что я думаю, если честно. Наркотики и книги всякие глупые. С ним ты досыта наговоришься. Он мозги засирать умеет не хуже Энлиля, только с другого боку…
Она засмеялась. Мне показалось, что на нее уже действует выпитый коньяк.
— Что такое "баблос"? - спросил я.
— Тебе Энлиль ничего не говорил?
— Он мне начал рассказывать. Про жизненную силу, которую человек излучает в пространство, когда думает о деньгах. Агрегат эм-пять. Но сказал, что остальное расскажут… Здесь. Если сочтут достойным.
— Ой не могу, - хмыкнула Иштар. - Сочтут достойным. Двойные проверки, тройные проверки. У меня ни от кого секретов нет. Хочешь знать, спрашивай.
— "Баблос" - это от слова "бабло"? - спросил я.
Иштар захихикала. Я услышал, как за ширмой тихо смеются девушки.
— Нет, - сказала она. - "Баблос" - это очень древнее слово. Может быть, самое древнее, которое дошло до наших дней. Оно одного корня со словом "Вавилон". И происходит от аккадского слова "бабилу" - "врата бога".
Баблос - это священный напиток, который делает вампиров богами.
— Поэтому у нас такие имена?
— Да. Иногда баблос называют красной жидкостью. А Энлиль выражается по-научному - "агрегат эм-шесть", или окончательное состояние денег.
Конденсат жизненной силы человека.
— Баблос пьют?
— Пьют коньяк. А баблос сосут. Его мало.
— Подождите-ка, - сказал я. - Тут какая-то путаница, мне кажется.
Энлиль Маратович говорил, что красная жидкость - это корректное название человеческой…
— Крови, - перебила Иштар. - Со мной можно.
Но мне самому уже трудно было произносить это слово.
— Он говорил, что вампиры перестали пить красную жидкость, когда вывели человека и заставили его вырабатывать деньги.
— Все правильно, - сказала Иштар. - Но мы все равно вампиры. Поэтому уйти от крови совсем мы не можем. Иначе мы потеряем свою идентичность и корни. Что такое деньги? Это символическая кровь мира. На ней все держится и у людей, и у нас. Только держится по-разному, потому что мы живем в реальности, а люди - в мире иллюзий.
— А почему? - спросил я. - Неужели все они такие глупые?
— Они не глупые. Просто так устроена жизнь. Человек рождается на свет для того, чтобы вырабатывать баблос из гламурного концентрата. В разные века это называется по-разному, но формула человеческой судьбы не меняется много тысяч лет.
— Что это за формула? - спросил я.
— "Иллюзия-деньги-иллюзия". Знаешь, в чем главная особенность людей как биологического вида?
— В чем?
— Люди постоянно гонятся за видениями, которые возникают у них в голове. Но по какой-то причине они гонятся за ними не внутри головы, где эти видения возникают, а по реальному физическому миру, на который видения накладываются. А потом, когда видения рассеиваются, человек останавливается и говорит - ой, мама, а что это было? Где я и почему я и как теперь? И такое регулярно происходит не только с людьми, но и с целыми цивилизациями. Жить среди иллюзий для человека так же естественно, как для кузнечика - сидеть в траве. Потому что именно из человеческих иллюзий и вырабатывается наш баблос…
Дался им этот кузнечик, подумал я. Было все-таки что-то очень утомительное в постоянных попытках старших вампиров общаться со мной на понятном мне языке.
— А что означает жить в реальности? - спросил я.
— Это хорошо сформулировал граф Дракула, - ответила Иштар. - Он говорил так: "имидж ничто, жажда все".
— У вампиров тоже есть формула судьбы?
— Да, - сказала Иштар. - "Красная жидкость-деньги-красная жидкость".
Если забыть про политкорректность, это означает "кровь-деньги-баблос".
Красная жидкость в формуле человеческая, а баблос нет.
— А почему "красной жидкостью" называется и баблос, и человеческая…
Ну, вы поняли?
— А потому, - ответила Иштар, - что это одно и то же на разных витках диалектической спирали. Не только по цвету, но и по содержательной сути.
Как, например, пиво и коньяк…
Произнеся слово "коньяк", она поглядела на стол, потом на меня и подмигнула. Я понял, что от меня требуется. Стараясь не звякнуть стеклом о стекло, я вылил остатки "Hennessy XO" в стакан и перелил его голове в рот.
Она снова ловко поднырнула под стакан, и на пол не упало ни капли.
Было непонятно, куда уходит выпитый коньяк. Видимо, в шее Иштар существовало какое-то подобие зоба. Алкоголь уже действовал вовсю. Ее лицо покраснело, и я заметил возле ушей невидимые прежде нитки пластических шрамов.
За ширмой выразительно прокашлялась невидимая девушка. Я решил, что больше не дам Иштар спиртного.
— Но разница заключается в концентрации этой сути, - продолжала Иштар. - В человеке пять литров красной жидкости. А баблоса из него за всю жизнь можно получить не больше грамма. Понимаешь?
Я кивнул.
— И это белый протестант в Америке дает грамм. А наши русачки - куда меньше… Надо тебя угостить. Эй, девочки, у нас баблос есть?
— Нет, - долетел из-за ширмы девичий голосок.
— Вот так, - сказала Иштар. - Сапожник без сапог. Сама его делаю, и не имею.
— А как вы его делаете?
— Тебе весь технологический цикл нужно знать? - спросила Иштар. - Хочешь залезть ко мне под юбчонки? Баблос - это мое молочко…
Видимо, мне опять не удалось полностью скрыть своих чувств. Иштар засмеялась. Я укусил себя за губу и придал лицу серьезное и почтительное выражение. Это развеселило ее еще больше.
— Тебе ведь Энлиль дал рисунок с доллара, - сказала она. - Там, где пирамида с глазом. Вот это и есть технология производства. И одновременно мой аллегорический портрет. Ну не лично мой, а любой Иштар в любой стране…
— Вы симпатичнее, - вставил я.
— Спасибо. Пирамида - это тело богини, в котором конденсируется баблос.
А глаз в треугольнике - обозначение сменной головы, которая позволяет возобновлять связь с людьми и видеть их после любой катастрофы или перемены в их мире. После любого "до основанья, а затем". Глаз отделен от пирамиды, поэтому вампирам неважно, во что люди будут верить через сто лет, и какие бумажки будут ходить в их мире - доллары или динары. Мы как глубоководные рыбы - нам не страшен никакой ураган на поверхности. Он нас не затронет.
— Понимаю, - сказал я.
— А насчет того, что я симпатичнее… Ну не умеешь ты притворяться.
Смешной ты все-таки… Кстати, спасибо за мысли про мою прическу. Учту…
Я ничего не говорил ей про прическу, но понял, что первое впечатление успело запечатлеться в моей красной жидкости.
— Извините пожалуйста, - сказал я смущенно.
— Я не обижаюсь, не дура. Все правильно. Просто мне тоже скучно бывает.
Мне ведь и телевизор надо смотреть, и журналы читать, теперь вот еще интернет. Там столько всего разного рекламируют! И объясняют - ты, мол, достойна! Не сомневайся…
Иштар засмеялась, и я понял, что она уже совсем пьяная.
— Я и не сомневаюсь, - продолжала она. - Понятно, что достойна, раз весь гешефт на мне держится. Но ведь я не могу самолет купить. Или яхту…
То есть могу, конечно, но что я с ними делать буду? Да какая яхта… Я тут рекламу видела давеча. В журнале, вон там, посмотри…
Она кивнула на стол.
Лежащий на его краю глянцевый журнал был раскрыт на развороте, занятом большой цветной фотографией. Невеста, вся в белом, стояла у свадебного лимузина, утопив лицо в букете сирени. Кавалькада машин сопровождения терпеливо ждала; задумчивый жених крутил ус у открытой дверцы. Фотограф мастерски поймал завистливый женский взгляд из встречной малолитражки. Под фотографией была надпись: "Прокладки "ОКсинья". Победа всуХую!" Только тут до меня окончательно дошел смысл слов Энлиля Маратовича про bush, которого нет. Шутка показалась мне безобразно жестокой.
— Я даже такую вот победу не могу себе купить, - сказала Иштар. - Знаешь, как в песне - "и значит нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим…" Фронтовики говорят, здесь смысл не в том, что денег много, а в том, что ног нет. Вот так и я. Могу разве прическу сделать. И макияж. Ну сережки в уши вдеть. И все. Ты уж не смейся над старой дурой.
Мне стало стыдно. И еще стало ее жаль. Слава богу, что я заметил шрамы от фэйслифта уже после укуса. Пусть думает, что хоть это ей сделали хорошо.
Раздался писк мобильного телефона.
— Да, - ответила Иштар.
Послышалось тихое кваканье мужского голоса из кнопки наушника в ее ухе.
— У меня, - сказала Иштар. - Говорим, да… Хороший мальчик, хороший.
Подрастет, я его вместо тебя назначу, старый боров, понял? Что, зассал?
Ха-ха-ха…
Наушник в ее ухе опять заквакал.
— Ну ладно, - согласилась она. - Пусть идет, раз так.
Она подняла на меня глаза.
— Энлиль. Говорит, тебе наверх пора.
— А как мне подниматься? - спросил я.
