Влада Воронова - Пути предназначения
— Это на Западном материке, высокочтимый. Огромная проплешина мёртвой земли между Валларским нагорьем и Пиррумийскими лесами. Земля омертвела очень давно, ещё до Раскола. Никто не знает, почему. Там почти ничего не растёт, самая настоящая пустыня. И вода плохая, и даже воздух. Ещё в эпоху становления ордена Белого Света туда начали отправлять ссыльнопоселенцев. Сначала только еретиков, тех, кто вместо пресвятого Лаорана поклонялся поганой богине Таниаре и называл её матерью-всего-сущего. Вместе с еретиками ссылали бунтовщиков и заговорщиков. Позже начали отправлять мелких и средних уголовников, опальных придворных. Уголовников, заговорщиков и бунтовщиков ссылают на установленный судом срок, вельмож — до прощения, а еретиков там держат до тех пор, пока они истинную веру не примут. Так что в пустоши многие таниарские посёлки по десятку столетий насчитывают. Поганые еретики упрямей любого осла, держатся за лживую веру крепче, чем за собственную душу. За порядком на пустоши, как и в тюрьмах или на каторге, надзирает жандармерия. Только жандармов туда направляют самых тупых, таких, которые вообще ни на что полезное не годятся.
— А мятежи в пустоши бывают? — заинтересовался координатор.
Лайтвелл мелко и сладенько рассмеялся:
— Высокочтимый, мятежи там и не прекращаются. То один, то другой посёлок бунтует. Часто поднимается целый сектор. Нередко — весь округ. Тогда жандармерия присылает карательные войска. Практически каждые три года бунт охватывает всю пустошь, тогда к жандармам присоединяется имперская армия. Самое скверное, высокочтимый, что горцы и полесцы всегда охотно укрывают у себя беглых предводителей мятежей, да и вообще всех мало-мальски заметных бунтовщиков. А прятаться и прятать умеют так, что ни с какими собаками не найдёшь. И на деньги они не падкие, за награду беглецов выдают крайне редко.
— В кои-то веки болтовня наших курьеров оказалась правдой, — снисходительно улыбнулся координатор. — Гирреанская пустошь действительно забавное местечко. — И добавил деловым тоном: — А сейчас я хочу посмотреть плантации.
— Но, высокочтимый, — осторожно возразил Лайтвелл, — уже темнеет, москитов полно. Вечера в тропиках не особенно приятны, особенно в сезон дождей. Плантации лучше осматривать с утра, тем более, что завтрашнее утро должно быть солнечным.
— Хорошо. Сейчас я ознакомлюсь с экспертными заключениями о вашей продукции, а завтра осмотрю плантацию.
— Как будет угодно высокочтимому, — с изысканной почтительностью поклонился Лайтвелл и мысленно добавил длинное матерное ругательство.
— И ещё, — добавил координатор, — у вас есть заверенное императорской Финансовой канцелярией разрешение на торговые сделки с иностранными партнёрами?
— Да, конечно же, высокочтимый, — торопливо ответил плантатор. На этот раз даже ругательств не было. Зато голову разрывало болью резко подскочившее давление.
Мерзкая бумажонка, именуемая «Разрешением на торговлю с иностранцами», была не более чем пустой формальностью, которую не соблюдал никто и никогда, но толстый капитан оказался занудой. «Такого и девки не умаслят», — обречённо подумал Лайтвелл.
Добыть «Разрешение» требовалось немедленно. Придворный покровитель, способный за сутки оформить нужный документ, у Лайтвелла был. Плантатор со всей возможной почтительностью попрощался с координатором, передал его на попечение девиц и бросился в кабинет звонить Варкеду Панимеру, блюстителю внешних церемоний при дворе его величества Максимилиана, богоблагославенного императора Бенолии. Но неизменно доброжелательный покровитель разговаривать не захотел, беседовать пришлось с референткой. Униженными мольбами и щедрыми посулами плантатор добился, чтобы та записала его на вечерний приём к Панимеру.
В космопорт Маллиарвы Лайтвелла доставили быстро, на собственном пассажирском аэрсе, а вот дальше на личном транспорте ехать нельзя, разрешения нет. Пришлось прыгать из такси в такси и молиться пресвятому, чтобы не застрять в пробке и не опоздать на аудиенцию. После было два часа мучительного, нетерпеливого и напряжённого ожидания в тесном фойе, под презрительными взглядами и ехидными комментариями маллиарвских дам и кавалеров. Все эти безденежные, но по-столичному изысканные аристократишки и мелкие канцелярские чиновники провинциала узнали сразу и сполна воспользовались случаем отмстить плантатору за собственную нищету и его богатство.
Лайтвелл сцеплял зубы и терпел, терпел, терпел, ибо затеять разборку означало потерять право на встречу с Панимером. Болела голова — сказывалась разница в часовых поясах, от антисонных таблеток жестоко пекло желудок. Но все жертвы оказались напрасными. Внешнеблюститель остался при дворе и уведомить, когда вернётся домой, не соблаговолил.
= = =Максимилиану, богоблагославенному владыке и повелителю Бенолии, нравилось смотреть, как взлетают и садятся зведолёты. Поэтому свои покои — спальня, кабинет, небольшие столовая и гостиная, несколько вспомогательных комнат — он приказал обустроить на верхнем этаже самой высокой дворцовой башни. Отсюда виден космопорт при Алмазном Городе — императорской резиденции в центре Маллиарвы. Жил император по-холостяцки, легко и быстро менял любовниц и любовников, а давно надоевшая и никому не интересная супруга императора обитала где-то в дальнем крыле дворца.
Миновал полдень, а вскоре и дождь закончился, выглянуло яркое, но не жаркое сентябрьское солнце и позолотило бледную листву парковых деревьев. По дорожкам гуляли придворные дамы и кавалеры, радовались хорошей погоде: на суровом и неприветливом Круглом материке ранняя осень — лучшее время года. Император, среднерослый лысоватый шатен пятидесяти восьми лет — объёмистое брюшко, лицо блеклое и невыразительное — тщательно рассмотрел девушек в бинокль, затем глянул на секретаря — голубоглазого блондина девятнадцати лет, гибкого и грациозного словно котёнок. Парнишка сидел на пятках на специальном коврике в углу кабинета, руки изящно сложил на коленях. Камзольчик и узкие брюки из тонкого бледно-лилового шёлка выгодно обрисовывают безупречную фигуру, золотистые волосы сияют мягким блеском — элегантная стрижка подчёркивает красоту лица, его юную мужественность. Прелестная игрушка, живое украшение интерьера. Когда-то он казался Максимилиану похожим на эльфа из любимых императором книжек-фэнтези. Но теперь юноши надоели, очарование исчезло, и парнишка стал просто заурядным смазливчиком, каких полным-полно среди придворной обслуги. Император снова принялся разглядывать гуляющих в парке девушек, особое внимание уделяя беркандам — человеческой красотой он тоже пресытился. Секретарь судорожно вздохнул, сцепил пальцы. Если император лишит его своей милости, он вновь окажется среди придворных пятнадцатого, низшего ранга, к которому по «Табелю» относятся секретари. Вместо императорских покоев жить придётся в десятиместной комнате подвального этажа, под кухнями и прачечными, а соседями будут посудомойщики и полотёры.
На столе императора пискнул селектор. Референт доложил, что аудиенции ожидает внешнеблюститель. Император поморщился: опять эти длинные скучные разговоры о том, на каких гражданских и церковных церемониях, происходящих вне Алмазного Города, он должен присутствовать, что сказать, куда и как посмотреть. Но и не принять старого зануду нельзя, директор службы охраны стабильности каждый день твердит, что почтение черни к императорской персоне падает, что недовольство высказывают даже люди из среднего сословия. Находятся и такие, кто сомневается в богоблагословенности императорского права вершить судьбу Бенолии и всех её жителей. В последнее утверждение Максимилиан не верил категорически, но и ссориться с главой охраной службы не хотел. Ведь в первую очередь он отвечает за неприкосновенность императорской жизни. И если быть совсем честным, то никому, кроме директора, императорскую жизнь беречь и не хочется. Кругом одни предатели и воры…
Так что внешнеблюстетеля придётся принять. Директор говорит, что участие императора в общественной жизни поднимает рейтинг власти, хотя и не уточняет насколько высоко. Но ведь поднимает! Ради этого можно перетерпеть и внешнеблюстителя.
— Пусть войдёт, — бросил император. Глянул на секретаря и добавил: — Хотя, нет… Пусть подождёт.
Мальчик ещё мог быть приятен. Есть одна разновидность секса, которую Максимилиан находил очень увлекательной, с наслаждением смотрел посвящённые ей фильмы и фотографии, но реализовать решался крайне редко. Даже по меркам Алмазного Города, где императору позволялось творить всё, что только заблагорассудится его богоблагословенному величеству, эдакий секс вызывал всеобщее возмущение и осуждение. Но если секретари и секретарши добровольно на него соглашаются и дают клятву молчать о том, что проделывал император в тайной спальне при кабинете, можно было и поразвлечься. Главное, не слишком увлекаться — выйти из кабинета живые куклы должны только собственным ходом, тогда никто ни о чём не догадается.
