Ксения Таргулян - Корабль уродов
— Сделай шаг в сторону.
Кораблист помялся немного на месте и подчинился. Не дожидаясь, пока он передумает, Джек протолкнулся в образовавшийся проход, вырвался к дверям, распахнул их и спрыгнул с крыльца в ночь.
За шиворот хлынул промозглый ветер, и Джек едва устоял на ногах — такая дрожь внезапно захватила всё его тело. Но расслабляться было еще рано. Чувство защищенности вне Замка — в сущности, не более чем иллюзия.
Он забрался в машину, завел ее и, взметая ошметки грязной земли, газанул прочь. Ни о какой тропе или тем более дороге в этом лесу речи не шло, и ехать приходилось, ориентируясь только по направлению, но это направление Джек знал как свои пять пальцев. Возможно, если бы не частые дожди, здесь бы даже виднелись следы от его (и только его) шин… Но, видимо, больше им здесь не появляться.
Вскоре он выбрался на трассу и по ней доехал до поселка. Здесь заправился, купил несколько соблазнительно поблескивающих бутылок и рванул прочь по федеральной магистрали.
Ночной кошмар | 1
— Бедная девочка, она совсем не выходит из комнаты…
Голос звучал взволнованно, почти надрывно. Было давно за полночь, и Алита то переходила на шепот, боясь разбудить детей, то срывалась и начинала говорить громко и на высокой ноте.
Алексей молчал, опустив взгляд. С каждым днем, что они заставляли эту девушку, Вренну, делить с ними квартиру, он всё больше сомневался в разумности такой идеи. Она внушала ему подсознательный страх, эта Вренна. Она ничего не делала, почти ничего не говорила — просто сидела на кровати в отведенной ей комнате, словно аутист, но тем не менее — она пугала его.
— Ну, поговори с ней, — неуверенно предложил он.
— А ты думаешь, я не пыталась? — вздохнула она, по-своему сверкнув глазами. — Может, ты попробуешь?
— Я?!
— Но ты же приучил меня к этому миру, — улыбнулась она.
Он предпринял несколько бездарных попыток вывернуться из узлов ее красноречия, но в итоге смирился и пообещал «поработать над этим».
Весь следующий день он то и дело цеплялся мыслями за нерешенную задачу, а вечером отправился в магазин электроники и купил довольно дорогой смартфон. Алита не оценила идею, так что вручать подарок пришлось тоже ему самому.
Узкоплечее малохольное существо на кровати подняло взгляд и вцепилось им в Алексея, стоило ему приоткрыть дверь. Он протянул ей телефон и сухо прокомментировал:
— Вот. Чтоб не так скучно было.
Девушка приняла подарок аристократичными пальцами и тихо усмехнулась.
— Покажите, как пользоваться.
С того дня сидение Вренны на кровати приобрело более осмысленный характер: она читала, играла, смотрела фильмы и делала первые шаги по просторам интернета. Но Алиту такой результат по-прежнему не устраивал, и она не переставала жаловаться, что Вренна ее к себе не подпускает. «А ты хорошо ладишь с детьми», — проникновенно улыбаясь, говорила она.
И вечером, в начале марта, он решился снова зайти в домашний филиал психбольницы.
— Хм… Как вам телефон? — кое-как заговорил он, с трудом обращаясь на «вы» к девочке-подростку.
— Хорошо, — Вренна пожала плечами — лицо в сумрачной комнате освещено только мерцанием экрана. — Спасибо.
Алексей зашел, прикрыл дверь. Включил свет. Несколько раз открывал и закрывал рот, но так и не находил, что сказать. Вренна наконец удостоила его внимания, оторвав взгляд от телефона. Несколько секунд рассматривала непрошенного гостя.
— Вы правда верите моей матери? — серьезно спросила она, по-другому усаживаясь на кровати. — То есть… неужели в такое в самом деле можно поверить?
— А зачем ей вас обманывать?
— Ну… может, я льщу себе, — она отложила телефон, — но мне показалось, она просто хочет стать мне «мамой» — вернуть упущенное время, так сказать. Вот и выдумала эту сказку, чтобы забрать меня из Гвоздя.
Алексей вздрогнул, как от холода — она словно читала его мысли.
— Алита и правда очень беспокоится о ваших взаимоотношениях, но…
Он замялся — и слишком надолго.
— А вас она обманывает, чтобы вы меньше волновались о ее прошлом. И не боялись расправы.
— Не надо, я верю ей…
— То, что она говорит, невозможно, — холодно продолжала Вренна. — Даже если правда или ложь не изменит вашу жизнь — некрасиво с ее стороны вам лгать, а?
— Мир изменчив — мы не знаем, что возможно, а что нет, — не очень уверенно откликнулся Алексей.
— Послушайте… всем будет лучше, если вы отвезете меня домой, в Замок, — она выразительно заглянула ему в глаза.
— Нет, — мотнул головой Алексей, думая об Алите. — Всем будет лучше, если вы хотя бы попытаетесь ужиться в этом мире.
— Я не приспособлена к местной жизни.
— Вы совсем молоды — вы приспособитесь, вы можете стать, какой захотите.
Она повела головой.
— Какой захочу? Есть вещи, которых не изменить. Я убийца, — она выставила руки перед собой ладонями вверх и уставилась на них, собираясь продолжить.
— Если вы говорите об этом… так говорите… значит, — он всплеснул руками и сорвался: — Слушай, ну твоя мать такая же! Тоже Вентедель, тоже убийца. И нормально живет в этом мире. Твое прошлое ничего не значит. Это был не твой выбор, не твое решение, и, значит, не твоя вина! И то, что ты переживаешь об этом, делает тебя лучше миллионов людей, которым с малолетства вдалбливали в головы понятия морали — и всё без толку!
Глаза Вренны медленно расширились, она фыркнула и отвернулась.
Он потер пальцами лоб. Эта тирада опустошила его, он чувствовал себя нелепо, но нужно было продолжать.
— И… Ну подумайте… с какой стати вы обязаны подчиняться каким-то древним безумным порядкам? Вы…
Вренна тихо засмеялась. Тихо, вкрадчиво и жутко.
— Еще неизвестно, чьи порядки безумней. Ну а что до меня… вы не знаете, на что я способна, — она долго смотрела мимо него, но уточнять не стала. — Переживаю? — подытожила она. — Я переживаю лишь о том, что не вписываюсь в ваш мир. А мать не пускает меня вернуться в мой.
Миссия была близка к провалу.
— Что ж… — он скрестил руки на груди. — Не хочу вас разочаровывать, но прямо сейчас вы прекрасно вписываетесь в образ среднестатистического, обыкновенного подростка: ни с кем не общаетесь и целыми днями сидите в телефоне.
Вренна едва заметно сжалась, опустила глаза и замерла, страстно желая остаться в одиночестве.
— Может быть, вы…
Вренна задрожала.
— Ну пожалуйста, уйдите, хватит! Не лезьте мне в душу, вы меня не знаете! — она закрыла лицо рукой. — Отпустите меня! Я хочу домой, я просто хочу, чтобы всё было как раньше!
— Прости, я не хотел тебя задеть…
— Задеть? — она опустила ладонь. — Да кого вы во мне видите? Вы не понимаете… Убирайтесь!
IIГлаза постепенно привыкали к темноте, и вот уже стали заметны контуры гардероба и пары пуфиков, казавшихся в полумраке спящими зверьми. Гладкий, как лед, ламинат приятно холодил босые ступни, и они бесшумно шагали по нему вглубь коридора. Будто чужие, длинные белые пальцы легли на дверную ручку, чей металлический мороз на секунду сковал ладонь, и, надавив, повернули ее.
На деревянной тумбочке в дальнем углу комнаты мягко переливался ночник в форме соловья. Его бледно-золотые лучи бежали по комнате, вороша пушистый багряный ковер и лаская теплую поверхность мебели.
Вренна моргнула и чуть вздрогнула, заметив позади светильника, там, куда не падало его солнечное сияние, бледное лицо. К тумбочке протянулась серая ручка и выключила соловья. По детской разлился густой мрак, и Вренна поняла, что придется подождать, прежде чем глаза снова адаптируются.
— Ну что? Мы можем начинать? — прозвучало в недрах темноты.
— Если ты не сдрейфишь, — буркнула Вренна, силясь что-нибудь разглядеть.
— Я? — насмешливо удивился Вадим. — Ни за что. Говори наконец что за церемония.
— Хорошо.
Она начала различать очертания кроваток и огромные складки на зашторенных окнах. Худой шестилетний мальчик, немного напоминающий саму Вренну, стоял у одного из них. Тело почему-то ныло, как старое — странной болью сводило лопатки и поясницу, и Вренна с удовольствием опустилась в огромное кресло возле закрытой двери.
Она принялась объяснять и внезапно, будто вырванная из реальности, очутилась мыслями на собственном посвящении. Она была даже младше Вадима тогда…
На ней было пышное ало-красное платье в пол с нашитыми цветами, со сверкающей россыпью стеклышек, с огромными рукавами-фонариками, больно трущими нежную кожицу рук. Перед ней разноликий зрительный зал, и по щечкам ползет румянец от десятков пар глаз. Раздаются привычные чуть слышные щелчки, и воздух на мгновение вспыхивает белым светом вылетающих птичек. В третьем ряду горит красный огонек включенной камеры, но, кажется, объектив направлен не на нее, а мечется по залу…
