Александр Казанцев - Ступени Нострадамуса
Несколько удивленный Нострадамус провел незнакомца в свою комнату, где по ночам предавался при мерцании свечи своим загадочным виденьям, воплощаемым в катренах, однако оцененных лишь сотни лет спустя, когда совпали предсказанные сроки революций и казней королей.
— Вот это к вам меня и привело, — продолжал старец по — французски, но как — то странно, необычно, как будто бы читая белый стих без рифм, как Нострадамус часто позволял себе. И он не удивился такой манере гостя говорить.
— Из дальних стран? Иль я ошибся? — заговорил он с ним, как с самим собой, готовый счесть появление незнакомца обычным для себя видением.
— Казалось бы, издалека, но я живу здесь рядом с вами, цветет где сопредельный мир.
— Не знаю я страны подобной. Вы — чернокнижник иль колдун? А может быть, больны душевно? Иль вам хотелось пошутить? — осведомился врач.
— О нет, любезный доктор мой! Я к вам пришел с душой открытою, ценя и восхищаясь тем, как проникаете вы взором в Космос, где Времени Слои хранят былых событий запись, она и служит прорицаньем. Ведь то, что минуло у нас, у вас еще когда — то будет. Считал так древний Пифагор: «Все в мире повторится должно!»
Нострадамус вскочил, перекрестился, перекрестил старца и, убедившись, что тот не исчез, стал взволнованно ходить по комнате:
— Иль я схожу с ума от горя, иль вы пришли из наших дальних дней?
— Я не из ваших дней грядущих. Мой мир незримый — ваш сосед. Но в жизни он ушел вперед, а мир ваш путь тот повторяет.
— Вы не заставите вам верить! «Неощутимый псевдомир!» — с сарказмом воскликнул Нострадамус.
— Любой католик допускает незримо рядом рай и ад.
— Так вот откуда вы! Из ада! — остановился перед старцем Нострадамус. — Вам душу не продам, не ждите!
— Душа мне ваша не нужна. Она принадлежит всем людям. И мир мой потому неощутим, что в плоскости живет другой. И пропасть лет лежит меж ними, хотя дотянешься рукой, как в верхнем этаже над вами, куда ступени не ведут.
— Как это в жизни может быть? Понять мне это невозможно! — с горечью заявил Нострадамус. — Я знал: грядущие события мне помогает видеть Бог.
— Не дни грядущие в виденьях, а то, что пережил наш мир, и вам, идущим параллельно, придется позже повторить. Как в море повторятся волны.
— У нас еще когда — то будет, у вас — преданья старины? — допытывался прорицатель. Как ученый, он не мог верить только словам, ему нужны были доказательства того, что перед ним существо из другого, более разумного и древнего мира. И он потребовал доказательств.
Пришелец согласился.
Он подошел к столу, за которым сидел доктор, и положил на его поверхность обе руки. Нострадамус почувствовал, что гость делает какое — то внутреннее усилие.
Стол задрожал почти неощутимо и, к испугу и удивлению хозяина, вдруг приподнялся сам собой и завис в воздухе.
Старец снял руки, и стол рухнул на свое прежнее место.
Нострадамус недоуменно смотрел то на стол, то на «чудо творца».
— Поверьте же, здесь чуда нет! — заверил старец. — Как исчезает масса вещества и тяжесть, потом готов я объяснить.
— Хочу поверить в разум высший, но где же он? Скажите мне!
— Миры друг другу параллельны и не сомкнутся никогда.
— Раз параллели не сойдутся, как вы могли попасть сюда? — нервно теребил свою бородку Нострадамус. Ему казалось, что он видит жутковатый сон.
— Перемещение такое я образно представлю вам, — пообещал старец. — Меж плоскостями — «коридор». По обе стороны миры, и к ним закрыты крепко двери. Я вышел из одной из них, и лишь в нее могу вернуться. И, двигаясь по коридору, могу войти в любую дверь и оказаться среди вас или потомков ваших дальних. И я ищу средь вас героев. Хочу великих видеть сам.
— Так вот что вы найти хотите?
— Понять, как люди шли в походы, неся иль находя там смерть. Мы сходны в мыслях, вы — в катренах, в событьях давних — вывод мой. Мы отвергаем с вами войны, насилие, разбой, убийства, несправедливости властей. Мудрец у вас народам скажет:
«Мир всем — культуры добродетель, но преступление ее — война!»
— Как будут звать и чтить его?
— Виктор Гюго, француз, как вы. В архивах древних неомира хранятся письмена его. Вы повидать его могли бы в своих видениях ночных.
— Но почему ваш неомир не виден?
— Хоть за пределом зренья он, но вами все же предугадан. Ваш мир становится иным в тысячелетьях «Конца Света».
— Я чувствовал, я верил, знал, катрен об этом сочиняя, — и Нострадамус вдохновенно прочитал:
Придет мир иной с «Концом Света»,
И вытеснит дружба вражду,
Повсюду зима станет летом
И счастье заменит беду.
— Но пролетят тысячелетья, чтоб сбылся этот ваш катрен.
— Две тысячи двести сорок лет, — коротко ответил Прорицатель. — Насколько понял я, для встречи вы шли во времени назад.
— Увы, мне время неподвластно, хоть мир ваш вижу я вблизи.
Нострадамус слушал гостя с изумлением, стараясь овладеть собой. А тот продолжал:
— Не предков собственных я вижу, а тех, кто повторяет их.
— Зачем явились вы ко мне? Кого вы ищете в минувшем?
— Ищу героя, что способен несчастья наши обойти, чтоб светлой мудрости достиг мир без всепланетных катастроф.
— Успеха вам, но я при чем, любезный гость из «близкой дали»?
— Чтобы в поисках не заблудиться, без вас никак не обойтись.
Как человек глубоко религиозный, но чуждый предрассудков, Нострадамус рассудил:
«Если Господь Бог наделил меня, еврея — выкреста, способностью видеть будущее, как мои предки, великие пророки, то почему бы Творцу не позволить созданным им мирам общаться между собой?»
И он стал деловито обсуждать со старцем его невероятное путешествие в далекие тысячелетия, как поездку в соседние провинции Франции.
— Давал я клятву Гиппократа и всем обязан помогать.
— Так я на это и надеюсь. Катрен ваш станет маяком.
— Катрены — маяки найдутся, — удовлетворенно произнес Нострадамус, — я прочитаю их сейчас. — Он стал читать, и Наза Вец ощутил отсвет глубокой древности, стараясь угадать, о ком идет речь, —
Он выбрал яркой славы миг,
Отвергнув долголетья серость.
Владеть сердцами, не людьми,
Мечтал он, в Царство Света веря.
— То Александр Македонский! Достоин изученья он! — воскликнул Наза Вец.
— Появится правитель дерзкий в далекой северной стране на грани двух тысячелетий и двух значительных культур. Вниманья вашего достоин катрен, написанный о нем:
Рубил бороды, головы, мачты.
Русь поднял, как коня, на дыбы.
Любил пляски, веселье, был счастлив,
Что стране выход к морю добыл.
Нострадамус еще порылся в бумагах, вынутых из бюро, и объявил:
— Вот во втором тысячелетье — по два катрена трем вождям:
Пройдут две тысячи бездонных лет.
Кровавые победы будут те же.
Поверженным врагам пощады нет.
Разбой и грабежи не станут реже.
— Второй катрен вождя представит:
В Италию ведет мост смерти или славы.
Лишь за бесстрашным по нему пройдут войска.
Он герцогов и королей за горло сдавит,
Отнимет все, накопленное за века.
— Наполеон! «Преступный» гений! — увлеченно произнес Наза Вец.
— Сто лет спустя двоих направит в несчастный век злой Сатана, — нахмурясь, сказал Нострадамус, —
Кровавый фанатик идеи безглавых
Польстится на щедрый Востока простор.
В дурмане злодейства, насилья и славы
Он жадную руку над миром простер.
— Я написал еще о нем, об этом гнусном негодяе:
Германия утратит мощь.
Полмира — в рабстве, горько стонет.
Но пепел городов и рощ
Испепелит вождя на троне.
— Какой отмечен мрачной краской несчастный тот двадцатый век! — с горечью заметил Наза Вец.
— «Всемирный вождь» там станет богом, творя злодейские дела, — ответил Нострадамус, беря последние листки, —
Свершилось! У власти вождь третий.
Свиреп, как не снилось царям.
Убийства. Тюремные клети
Его же поднявшим друзьям.
— Его Антихристом сочтут, но разгадать его не смогут:
Страшна Антихриста тройная сущность.
Он двадцать семь лет истреблял всегда.
В крови земля. Трусливо и бездушно
На муки, смерть людские гнал стада.
— Гитлер, Сталин — исполины зла. История их ставит рядом, — назвал Наза Вец неизвестные доктору имена будущих диктаторов.
— Мне безразличны эти имена. Вернее выразиться — клички.
— Итак, пять исполинов определили ваш маршрут?
— Мне это очень важно, доктор. Позвольте мне все записать.
Нострадамус достал заточенное гусиное перо, чернила, бумагу и песочницу, пододвинув к столу для гостя стул.
Наза Вец уселся и стал прилежно записывать то, что принял на слух, но вздрогнул от резкого стука в дверь.
