Владимир Ильин - Возвращение рэнера
Кабинет доктора Родеса был направо.
— Сегодня мы идем в другой кабинет, — ответила она.
В этом другом кабинете на потолке жужжали лампы дневного света. Я видела, как они мигают. Когда-то папа говорил мне, что лампы дневного света мигают шестьдесят раз в секунду, потому что электрический ток шестьдесят раз в секунду меняет свое направление. Еще он сказал мне тогда, что большинство людей этого не замечает. Сам он замечал, но его это не раздражало.
А меня раздражало.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как мигают лампы, но от шума никуда не деться. Лампы жужжат словно пчелы, словно надо мной проплывает стайка ярких рыбок, как тогда, когда я поднималась со дна океана.
Я слышала, как повернулась дверная ручка, а когда открыла глаза, передо мной стоял доктор Родес. Он был высоким мужчиной с коричневыми волосами, всегда в белом халате.
— Привет, Анни, — сказал он. — Рад тебя видеть.
— Я тоже, доктор Родес, — ответила я.
Доктор Родес научил меня, что на приветствие людей полагается отвечать так же. Он улыбнулся.
Я закрыла глаза и сказала ему с закрытыми глазами:
— Мне нужно вам кое-что сообщить. На берегу…
— Погоди, Анни, — прервал он. — Почему ты закрыла глаза?
— Мне не нравятся эти лампы, — ответила я. — Они мигают и жужжат.
— А если не закрывать глаза, как еще ты могла бы забыть про них? — спросил он.
Я начала раскачиваться, меня это всегда успокаивало и отвлекало от внешних раздражителей. Правой рукой я обхватила левый локоть и сжимала его в ритм раскачиваниям. Это тоже очень помогало.
— Хочешь, я выключу свет, Анни? — спросил он, и неожиданно ужасное жужжание прекратилось. В комнате стало совсем тихо, если не считать слабого шума кондиционера. Словно кто-то скребет малюсенькими коготками по камню.
— Открой глаза, Анни, — попросил доктор Родес.
Я открыла глаза. Свет в комнату проникал через открытую дверь из холла и еще через окно. Лампы в холле тоже мигали, но они были далеко и не так раздражали меня.
— Молодчина, — сказал доктор Родес. — Так что ты хотела мне рассказать?
Шум кондиционера усилился. Коготков стало больше, и все они скребли по камню. Это напоминало мне те ощущения, которые я испытывала от соприкосновения кожи с махровым халатом. Все кругом скребется, скребется, скребется. На секунду я забыла, что должна была сказать ему, я вся сосредоточилась на халате и своей коже, на шуме кондиционера.
Но забывать было нельзя. Я продолжала раскачиваться, а тем временем припоминала все подробности, которые могла рассказать доктору Родесу. Так трудно выбрать, что нужно говорить, что нет; все казалось мне важным, а шум кондиционера мешал сосредоточиться. Я вспомнила лодку мужчины, пробоину в ее корпусе, вспомнила самого мужчину, он лежал на песке и рассказывал мне о Золушке.
— Вы знаете сказку о Золушке? — спросила я у доктора Родеса. Я смотрела на руки и пыталась сосредоточиться.
— Да, Анни, знаю.
— Ну так вот, на моем острове…
— Ты можешь смотреть на меня, когда говоришь, Анни? — спросил доктор Родес. Говорил он тихо, из-за кондиционера я едва-едва слышала его.
— Я хотела сказать вам, что на моем острове… — сказала я громким голосом, чтобы он меня услышал наверняка, но не смотрела на него. Я вся сосредоточилась на том, что мне нужно сказать.
— Смотри на меня, Анни. Помни, ты должна вести себя адекватно.
Я посмотрела на него.
— Хорошо, — промолвил он. — Когда люди смотрят друг другу в глаза, это считается адекватным поведением.
Я смотрела на доктора Родеса, губы у него шевелились, и это настолько отвлекало меня, что я уже забыла о том, что должна сказать. Я снова перевела взгляд на свои руки, тут же вспомнила, что должна смотреть в глаза тому, с кем говорю, и поспешно взглянула на доктора Родеса.
— Ты умница, Анни, — похвалил он меня.
Хотя сам он не все время смотрел мне в глаза, постоянно переводил взгляд с одного предмета на другой — то смотрел на меня, то вверх или вниз, потом снова на меня. Брови у него тоже при этом двигались, мне трудно было смотреть на все это, но я знала, что он хочет, чтобы я смотрела на него. И хотя я не могла одновременно смотреть на него и думать, я все же делала так, как он требовал. Мне так хотелось снова оказаться в своем роботе, чтобы просто отключить визуальные рецепторы. Я даже пыталась расфокусировать взгляд, но все равно передо мной стояли его движущиеся брови.
Именно так нейротипичные люди разговаривают друг с другом. Они смотрят друг на друга, потом переводят взгляд на что-то другое. Если я буду неотрывно смотреть на доктора Родеса, он скажет мне, что это неприлично. Нейротипичные люди не пялятся друг на друга, они смотрят. Все это так сложно, словно танцуешь какой-то запутанный танец. Посмотри наверх, в сторону, улыбнись, моргни — все это для них очень существенно.
Но я этот танец не понимала. Я спрашивала маму, зачем люди смотрят друг на друга, но она не сумела мне этого объяснить. Она не смогла научить меня сложному танцу взглядов, которым пользовались нейротипичные люди. А доктор Родес хочет, чтобы я смотрела ему в глаза.
— Что ты хотела рассказать мне, Анни? — спросил доктор Родес.
Я забыла, я следила за тем, как шевелились его губы, как двигались глаза.
— В последний раз ты рассказывала мне о крабах на берегу, — сказал он. — На берегу еще есть крабы?
— Да. — Я продолжала раскачиваться и думала о том, чтобы смотреть доктору в глаза.
— Можешь рассказать мне о крабах и смотреть при этом прямо на меня? — спросил доктор Родес.
Я попыталась. Мне удалось рассказать ему, что у некоторых крабов была одна большая красная клешня, которой они беспрестанно размахивали.
Доктор Родес пояснил мне, что это крабы-скрипачи, что у самцов крабов имеется большая красная клешня, с помощью которой они подзывают самок и отпугивают других самцов. Еще он рассказал, что изучал в университете биологию и много занимался именно крабами, а уж только потом стал детским неврологом.
Он расспрашивал меня о крабах, а я старалась на все ответить, хотя мне очень мешал шум кондиционера и то, что приходилось смотреть на подвижное лицо доктора.
Наконец он сказал, что мне пора идти в гимнастический зал, наша встреча закончена. В течение сорока пяти минут я занималась на тренажере, потом сорок пять минут плавала в бассейне, а затем вернулась в свой резервуар и проспала там всю ночь.
Доктор РодесЕе отвлекали лампы на потолке. Он совсем позабыл о них. Обычно он встречался с Анни в своем кабинете, там секретарь заменил потолочные лампы дневного света на напольные лампы накаливания. Они давали более теплый, уютный свет. Но сегодня в его кабинете чинили кондиционер, и ему пришлось перенести встречу с Анни в один из конференц-залов компании «Атлантис».
И все же он считал, что его оплошность помогла ему в данном случае кое-чему научить Анни. Он дал ей возможность ясно высказать то, что она чувствовала.
Ему казалось, что проект идет успешно. В течение последующего месяца он проведет оценку того, как время, проведенное Анни в одиночестве в теле робота, сказалось на ее способности взаимодействовать с людьми, находясь в собственном физическом теле. Он был доволен тем, что Эрик Вестерман, президент компании «Атлантис», предоставил ему возможность изучить терапевтический потенциал телеприсутствия.
Жаль, что шторм уничтожил камеры, с помощью которых он обычно наблюдал за всеми действиями Анни на острове. Он уже подал две заявки на ремонт камер ответственному за оборудование на острове, но пока не получил никакого ответа. Но даже такой пробел данных не помешает дальнейшему ходу эксперимента. Гораздо важнее учет изменений в поведении Анни во время их терапевтических встреч. Сегодняшняя встреча была, несомненно, успешной.
РоботЯ снова в своем роботе и поэтому очень счастлива. Я открыла глаза с первыми лучами тропического солнца и вышла из домика подзарядки. Только увидев на берегу Эвана Коллинза, я поняла, что забыла рассказать о нем доктору Родесу. Я честно пыталась, но у меня ничего не получилось.
Мужчина спал, положив голову на свой оранжевый спасательный жилет. Выглядел он неважно. Пораненная щека раздулась и покраснела. Все тело было покрыто красными пятнами, это его покусали песочные блошки. Он расчесал укусы до крови. Во сне он обхватил себя руками, словно пытался согреться, но все равно дрожал от холода.
Бутыли с водой, которые я принесла ему из лодки, лежали пустые на песке. Я принесла ему кокос, проделала отверстия в скорлупе своими мандибулами. Так ему хоть будет что попить.
А потом отправилась работать, сортировать свои камни. Но я не переставала думать о мужчине. Мысли о нем настолько поглотили меня, что на обратном пути на остров я даже забыла взять камень для крабов.
