Аркадий Стругацкий - Чрезвычайное происшествие
— Мне стыдно за вас, товарищи, — объявил он.
— Ему стыдно за нас! — Лидин так и взвился.
— Да, стыдно. Я понимаю, это было неожиданно и… по-человечески страшно…
— Да вы представляете, — сказал Лидин, — что будет, если хоть одна муха попадет в земную атмосферу?
— Вы знаете, как они размножаются? — спросил штурман.
— Знаю. Видел. Это все чепуха. — Малышев перешагнул через скафандр и сел в кресло. — Выслушайте меня. Жизнь в Космосе иногда бывает враждебна земной жизни, это правда. Глупо это отрицать. Если бы мухи угрожали жизни или хотя бы здоровью человека, я бы первым потребовал отвести корабль подальше от Земли и взорвать его. Но мухи неопасны. Небелковая жизнь не может — не может, понимаете? — угрожать белковой жизни. Меня поражает ваша неосведомленность. И ваша, простите, нервозность.
— Малейшая ваша неосторожность, — упрямо сказал Лидин, — и они расплодятся на Земле. Они сожрут всю атмосферу.
Малышев презрительно щелкнул пальцами.
— Вот, — сказал он. — Пусть они даже расплодятся на планете, я берусь в два дня вывести двадцать две расы азотно-кислородных вирусов, которые уничтожат и мух, и споры, и двести двадцать поколений потомства. Это во-первых. А во-вторых, мы пробовали и леталь, и буксил, и петронал, и еще что-то. Но я уверен, что эффективнейшим средством против наших мух были бы простые слюни.
Туммер захохотал.
— Черт знает, что вы говорите, — проворчал Станкевич.
— Ну, не слюни, конечно, но простая вода. Обыкновенная аква дистиллята. Я уверен в этом.
Малышев обвел межпланетников торжествующим взглядом. Все молчали.
— Но вы по крайней мере понимаете, что нам повезло? — спросил он.
— Нет, — сказал Станкевич. — Еще нет.
— Нет? Ладно, — сказал Малышев. — Во-первых, в наших руках, — он похлопал себя по карману, — уникальнейшие экземпляры небелковых существ. До сих пор небелковая жизнь воспроизводилась только искусственно. Понимаете? Оч-чень рад. Во-вторых. Представьте себе завод без машин и котлов. Гигантские инсектарии, в которых с неимоверной быстротой плодятся и развиваются миллиарды наших мух. Сырье — воздух. Сотни тонн первоклассной неорганической клетчатки в день. Бумага, ткани, покрытия… А вы говорите — в реактор.
Биолог замолчал, извлек пластмассовую коробочку и поднес ее к уху.
— Гудят, — сообщил он. — Уникальнейшие существа. Редчайшие… Редчайшие.
Глаза его вдруг округлились, на лице появилась растерянность.
— Моя улитка, — сказал он и кинулся из рубки.
Межпланетники переглянулись.
— Биология — царица наук, бортинженер, — сказал Туммер.
— Много я знаю о небелковой жизни! — сказал Лидин брезгливо.
Капитан поднялся.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал он, не глядя на Туммера. — Если мне еще кто-нибудь когда-нибудь станет болтать про угрозу из Космоса… Кто вахтенный?
Виктор Борисович поглядел на часы. «Мама моя, — подумал он, — еще не кончилась моя вахта! Неужели прошло всего три часа?»
Сменившись с вахты, он зашел к Малышеву. Биолог горестно вздыхал над донышком стеклянного баллона. Во время вакуумной чистки внутреннее давление разорвало и баллон, и титанианскую улитку, и высушенные Пространством клочья слизняка присохли к стенам и потолку каюты.
— Это был такой экземпляр, — жалобно сказал Малышев, — такой экземпляр!
— Зато у вас теперь есть мухи, — сказал штурман. — А в следующий рейс я привезу вам другого слизняка. Пойдемте в медотсек и покажите мне, что там с микротомом. Понимаете, нам еще не приходилось им пользоваться.
