Роберт Энсон Хайнлайн - Чужой в стране чужих
Смит сразу заметил, что это существо отличается от других. Он сравнил то, что видел, с картинками, которые доктор Нельсон показывал ему на пути от дома до этого места — картинками, призванными пояснить странную форму тела этой человеческой группы. Подумалось, что это была «женщина».
Он почувствовал и странное возбуждение, и разочарование одновременно. Он подавил и то и другое, чтобы постараться грокнуть все до конца и вместе с тем не потревожить доктора Таддеуса, не спускающего глаз со своих приборов в соседней комнате.
Но когда он перевел для себя последний вопрос, его захлестнула такая волна эмоций, что он чуть было не позволил своему сердцу забиться быстрее. Он унял его и выругал себя, как ругают непослушного птенца. Потом проанализировал свой перевод.
Нет, он не ошибся. Это существо предложило ему воды. Оно желало сблизиться с ним.
С громадным усилием, с трудом подыскивая подходящие для церемонии слова, он сказал:
— Благодарю вас за воду. Желаю вам всегда пить досыта.
Джил озадаченно взглянула на него.
— Ишь ты, как пышно! — Она нашла стакан, наполнила его и протянула Смиту.
— Сначала вы, — сказал он.
«Не думает ли он, что я хочу его отравить?» — сказала она себе. Но в его в словах была неотразимая сила. Она отпила глоток, после чего он сделал то же самое и откинулся на подушки с таким видом, словно совершил нечто очень важное.
Джил подумала, что приключения, пожалуй, не получилось.
— Ну, если вам ничего больше не надо, я пойду к себе.
Она направилась к двери.
— Нет, — донеслось с кровати.
— Что?
— Не уходи.
— Ну… мне пора уходить, и побыстрее. — Она снова подошла к нему. — Вам что-нибудь нужно?
Он оглядел ее.
— Ты… «женщина»?
Вопрос привел Джил Бодмен в замешательство. Она хотела уже сказать что-нибудь резкое, но неподвижное лицо Смита и его странный взволнованный взгляд остановили ее. До нее начало доходить, что невозможная вещь, которую ей сказали про этого пациента — правда. Он и впрямь не знал, что такое женщина.
— Да, я женщина, — как можно более дружелюбно ответила она.
Смит продолжал ее разглядывать, и Джил понемногу начало одолевать смущение. К тому, что на нее глазеют мужчины, она давно привыкла, но этот изучает ее, словно под микроскопом.
— Ну? Я что, непохожа на женщину? — нервно спросила она.
— Я не знаю, — медленно ответил Смит. — На что похожа женщина? Что делает тебя женщиной?
— Час от часу не легче! — Меньше всего это напоминало разговоры, которые Джил привыкла вести с мужчинами с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет. — Не хотите же вы, чтобы я скинула одежду и показала вам!
Смит замолчал, чтобы проанализировать эти понятия и перевести их. Первая группа совсем не поддавалась грокингу. Это мог быть один из формализмов, так часто используемых людьми… Хотя, произнесено это было с такой силой, словно было последним общением перед последним уходом. Возможно, он сильно ошибся и связал себя узами братства с существом, готовящимся к рассоединению.
Он не хотел, чтобы существо умирало, хотя это было его правом и, возможно, его долгом. Резкий переход от водного ритуала к ситуации, когда только что обретенный водный брат мог уйти и даже рассоединиться, едва не поверг его в панику, но он усилием воли взял себя в руки и решил, что если существо умрет сейчас, он сам тоже умрет. Он не мог сделать другого теперь, после водной церемонии.
Вторая часть содержала понятия, с которыми ему уже приходилось встречаться. Он не совсем точно грокнул саму идею, но это, похоже, был способ избежать кризисной ситуации… если пойти навстречу подразумеваемому желанию. Возможно, если женщина снимет свою одежду, для них обоих отпадет необходимость рассоединения. Он счастливо улыбнулся.
— Пожалуйста.
Джил открыла рот, закрыла, снова открыла.
— Будь я проклята!
Смит грокнул эмоциональную насыщенность этой фразы и понял, что вновь сказал не то, что нужно. Он начал готовить свой мозг к рассоединению, счастливый и благодарный за все, что он пережил и видел, но все еще держал в поле внимания это женское существо. Он почувствовал, как женщина склоняется над ним, и каким-то образом понял, что существо не собирается умирать. Оно заглянуло ему в лицо.
— Поправь меня, если я что-нибудь не так поняла, — произнесло оно. — Ты попросил меня снять одежду?
Инверсии и абстракции требовали тщательного перевода, но Смит все же справился с этим.
— Да, — ответил он, надеясь, что это не вызовет очередного кризиса.
— Я так и поняла. Ну, братец, да ты вовсе не болен. Слово «брат» было произнесено впервые… как напоминание о том, что вода соединила их. Он попросил птенцов своего гнезда помочь ему понять желания своего нового брата.
— Я не болен, — согласится он.
— Тогда будь я проклята, если понимаю, зачем тебя держат здесь. Я не собираюсь раздеваться и ухожу, — она выпрямилась и шагнула к боковой двери. Потом остановилась и обернулась к нему с лукавой улыбкой. — Ты можешь попросить меня снова, только при других обстоятельствах. Мне самой любопытно, что я тогда сделаю.
Женщина ушла. Смит расслабился, комната начала блекнуть. Он испытывал спокойный триумф от того, что вел себя как надо и поэтому исчезла необходимость в их совместном рассоединении… но надо было грокнуть еще очень многое. Последние слова женщины содержали новые понятия, а те, что были не новы, употреблялись таким образом, что их трудно было понять. Но он был счастлив, вспоминая сладкий вкус общения водных братьев… хотя и тронутый чем-то тревожным и очень-очень приятным. Он думал о новом брате, о женском существе и чувствовал странную дрожь. Примерно то же он испытал, когда ему впервые разрешили присутствовать при рассоединении: он чувствовал себя счастливым и не знал, почему.
Ему захотелось, чтобы здесь оказался его брат доктор Махмуд. Столько надо было грокнуть, а начинать приходилось почти что с нуля.
Джил никак не могла оправиться от изумления. Перед ее глазами все стояло лицо Человека с Марса, а из головы не шли его сумасшедшие речи. Нет, не сумасшедшие… Ей приходилось работать в психиатрическом отделении. Она внезапно поняла, что Смит вовсе не похож на помешанного. Пожалуй, самым подходящим определением для него было слово «невинный». Потом она решила, что и это не совсем так: его лицо было невинным, но глаза — нет. У людей не бывает таких лиц.
Одно время Джил работала в католической больнице… Вдруг она представила лицо Человека с Марса, обрамленное чепцом сестры милосердия, монахини. Мысль была совершенно дикой, ведь в лице Смита не было ничего женского.
Она уже окончила работу и переодевалась, когда одна из сестер просунула голову в дверь.
— Тебе звонят, Джил. Джил включила звук без изображения: она еще не переоделась.
— Это Флоренс Найтингейл?[2] — спросил баритон.
— Говорите. Это ты, Бен?
— Мужественный сторонник прессы собственной персоной. Маленькая, ты занята?
— А что ты собираешься предложить?
— Я собираюсь скормить тебе кусок говядины, напоить тебя допьяна и задать один вопрос.
— Ответ все тот же: «Нет».
— Не этот вопрос.
— Вот как, ты знаешь какой-то другой? Говори.
— Попозже. Сперва мне надо, чтобы ты размякла.
— Настоящая говядина? Не синтетика?
— Гарантировано. Ткни ее вилкой, и она замычит.
— Ты, похоже, хапнул где-то изрядный кус, Бен.
— Это к делу не относится. Так как?
— Ничего не поделаешь, уговорил.
— Крыша медцентра. Через десять минут.
Джил повесила платье в шкафчик и надела другое, для выходов. Оно было притворно строгим, но просвечивало почти насквозь, с юбкой и лифом, создающими эффект, будто на ней совершенно ничего нет. Джил с удовольствием оглядела себя и вошла в трубу лифта.
Наверху она огляделась в поисках Бена Кэкстона. Служащий тронул ее за локоть.
— Вот ваша машинам мисс Бодмен… Вон тот «тальбот».
— Спасибо, Джек. — Она увидела такси, стоящее на отправочной площадке с открытой дверцей. Джил села, собираясь сказать Бену какой-нибудь двусмысленный комплимент, и тут заметила, что его нет в машине. Такси было на автопилоте; дверца закрылась, машина взмыла в воздух, описала круг и полетела через Потомак. Оно остановилось на посадочной площадке «Александрия», и в него влез Бен Кэкстон. Такси снова взмыло в воздух.
— Ух ты, какие мы важные! — Джил смерила Бена взглядом. — С каких это пор ты посылаешь за своими женщинами робота? Он похлопал ее по колену и мягко сказал:
— Тому есть причины, маленькая. Никто не должен видеть, как я забираю тебя…
— Однако!
— … и ты не можешь позволить себе роскошь маячить рядом со мной. Так что прикуси язычок. Это было совершенно необходимо.