Роман Злотников - Прыжок
— О, Боги Бездны, ты прав! — вскинулся Ликоэль. — Идем со мной, иначе, похоже, я могу не пережить ее возмущение.
И они двинулись в сторону Интенель, которая смерила Ликоэля крайне недовольным взглядом. Но тот, скорчив крайне виноватую рожу, тут же попытался отвлечь подругу, переключив ее внимание со своей опростоволосившейся персоны на другую, как он надеялся, не менее интересную для нее тему, громко спросив приятеля:
— И чем ты нас сегодня собираешься попотчевать?
— О-о-о это будет совершенно особенное блюдо! — воодушевленно воскликнул Тиэлу, моментом уловив хитрость Ликоэля. — Оно называется… — Тут мастер над вкусом напрягся и с некоторым трудом произнес: — Архиерейская уха.[12]
— Как? — удивленно переспросила Интенель, явно заинтересовавшись столь необычным названием.
— Архиерейская уха, — снова повторил Тиэлу.
— Это ваше новое вкусовое сочетание?
— Оно не мое, вернее, не совсем мое. Я внес кое-какие изменения в его рецептуру, но основа ее предоставлена мне Товарищем старшим инструктором.
— А кто это? — удивилась Интенель.
— Он — один из тех, кто выдернул меня из медико-реабилитационного центра, — пояснил Ликоэль. — Такой высокий, с голубыми глазами.
— Инопланетник? — удивилась Интенель. — Но… разве они разбираются во вкусовых оттенках?
— Мне показалось — да, — уважительно произнес Тиэлу. — К тому же это блюдо — не лично разработанный им вкусовой код, а традиционная, причем, насколько я понял, праздничная еда его родины.
— Хм. — Глаза Интенель возбужденно заблестели. — Вы правы, мастер, это будет интересно попробовать. Тем более что к нему приложили руку и вы.
Тиэлу молча поклонился и отошел. А Интенель встрепенулась, окинула поляну удивленным взглядом и, повернувшись к Ликоэлю, озадаченно спросила:
— Но я не вижу «куба». Как же мастер собирается готовить это блюдо?
Ликоэль пожал плечами:
— Не знаю. Давай подождем и посмотрим.
На самом деле он лукавил. Горевший костер и установленные по обеим его сторонам рогульки ясно показывали, как мастер над вкусом Тиэлу собрался готовить это странно называющееся блюдо. Уж что-что, а приготовить пищу в полевых условиях был способен любой руигат. И хотя в лагере разводить костры до последней ночи было категорически запрещено, но во время маршей и полевых выходов все они готовили пищу на открытом огне.
Впрочем, на маршах костры были не такие, как на этой поляне, а очень небольшие. Чаще всего их разжигали в выкопанных ямках или, там, скальных расщелинах, причем, за этим инструктора следили очень строго… В боевой шлем каждого руигат был встроен разведывательно-прицельный комплекс или РПК, позволяющий засекать и обрабатывать тепловые, звуковые, запаховые и еще полдесятка иных сигнатур, так что костер требовалось разводить таким образом, чтобы сенсоры этого комплекса не улавливали тепловое изучение костра уже шагов за тридцать от него. Хотя для соблюдения этих условий частенько надо было буквально встать на уши, мало-помалу подобными навыками овладели практически все. В основном потому, что в случае несоблюдения данного требования инструктор, который с помощью собственного РПК проверял, на какой дистанции комплекс засекает костер, объявлял отделение «демаскированным». После чего оное по умолчанию считалось попавшим под удар, и инструктору оставалось только объявить процент потерь. А он никогда не был менее половины.
Хотя и таких заскоков, когда одному из отделений объявили, что потери составляют восемьдесят процентов, так же было не особо много… Тогда парням, которым назначили такие потери, пришлось через два дня после подобного «залета» вместо дня отдыха несколько раз проходить стандартный десятикилометровый (как они к концу обучения начали его называть, «разминочный») маршрут, волоча на загривке по четыре своих товарища. Потому что с самого начала, с первого тренировочного лагеря, в головы новобранцев вбивалась мысль, что руигат своих не бросают, и с боевого задания обязательно должны вернуться все, кто на него ушел. В живом или, если не повезет, мертвом виде. Ибо точно понять, действительно ли боец убит, или просто без сознания, в горячке боя часто невозможно. Так что если убитых не выносить — есть вероятность оставить на месте боя кого-то из живых. Вот ребятки и имитировали весь день перенос «тел убитых», меняясь после каждой десятикилометровки. Восемьдесят процентов потерь как раз и означали, что двадцать процентов выживших волокут на себе всех «условно погибших». И они бегали до тех пор, пока все по очереди не перетаскали на себе все тела причисленных к таковым. В лагерь они тогда еле приползли…
Однако сейчас Тиэлу разложил костер, очень похожий на те, которые они зажгли в последнюю ночь в лагере. То есть его пламя было практически открытым и, кроме необходимой для приготовления пищи температуры, одаривало всех присутствующих еще и своей своеобразной красотой вырвавшейся на свободу первобытной стихии. На Интенель бьющиеся языки пламени, похоже, подействовали завораживающе: она прижалась к Ликоэлю и уставилась на огонь, надолго затихнув. И просидела так до того момента, пока на поляне не появились действующие лица. Это были трое руигат, поднявшиеся по косогору от озера.
— Что это они несут? — удивленно спросила Интенель, когда парни подошли к костру.
— Это? Котел и… рыба?
— Рыба? — Интенель слегка наморщила лоб, вглядываясь в то, что представлялось ей парой каких-то непонятных бело-серых веретен, но тут ее глаза внезапно расширились и она пораженно прошептала: — Вы… вы ее убили?!
— Кого?
— Рыбу!
Парни, усмехнувшись, переглянулись. После чего один пояснил:
— Ну… у нас это называется «поймать и выпотрошить».
— Но вы же поймали ее живой? — не согласилась Интенель.
— Ну, да.
— А потом она стала мертвой, — заявила девушка. — Значит, вы ее убили. Значит, — тут она обвела всех присутствующих, — вы — насильеры.
Ликоэль с Тиэлу обменялись быстрыми взглядами, после чего Ликоэль мягко спросил:
— Кстати, Интенель, ты говорила, что эти самые насильеры интересовались мною?
— Забудь о них! — категорично отрезала Интенель. — Я не собираюсь больше встречаться с ними и тебе не позволю. Они — не настоящие насильеры, а просто манерные выпендрежники и ничего более. Настоящие насильеры — вы.
— Ну, меня-то они, в общем, не особенно интересуют, — поспешно продолжил Ликоэль, — но я рассказал о них Тиэлу, и мастер выразил желание познакомиться с ними поближе.
— Мастер? — Интенель удивленно воззрилась на него. Тот несколько смущенно улыбнулся:
— Да, мне хотелось бы посмотреть на их обряды. Судя по тому, что мне рассказал Ликоэль, вполне возможно, они просто не совсем верно интерпретируют некие древние обычаи приготовления пищи. А я в последнее время интересуюсь таковыми. Сами видите. — И он кивнул в сторону котла, подвешенного над костром.
— Вы… — Интенель запнулась и несколько раз перевела взгляд с костра и висящего над ним котла на пару рыбин, лежащих на траве рядом с костром, а затем с восхищенным придыханием продолжила, — вы собираетесь готовить эту вашу арх… ахри-ри… а-а-а, короче это ваше блюдо древним способом? То есть на открытом огне?
— Да, — кивнул Тиэлу.
Из горла Интенель вырвался восторженный крик:
— О-о, Ликоэль, я тебя люблю! — Она повисла у него на шее, едва не задушив любимого, а потом уставилась своим возбужденным взглядом ему прямо в глаза и прошептала: — У меня еще никогда в жизни не было такого приключения!
Глава 11
— Вы — Тиэлу?
Мастер над вкусом молча кивнул. Стоящий в проеме двери Деятельный разумный весьма впечатляющих габаритов сделал шаг назад и приглашающее махнул рукой. Тиэлу наклонил голову и шагнул внутрь прохода… сразу же упав на пол и перекатившись вперед и вбок. По пути он взмахом ног опрокинул на привратника второго Деятельного разумного, скрывающего за приоткрытой дверью, и добавил тому подъемом стопы по нижним ребрам, после чего попытался вскочить на ноги. Однако сразу сделать этого не удалось. Красивая накидка из миссированного кантароеля, которую он сегодня надел, зацепилась за какую-то хрень, висящую на стене, и Тиэлу повело влево. Он отчаянно дернулся, разрывая накидку и чувствуя, что не успевает, подставляется, что еще доля секунды, и в его тело с противным чмоканьем вонзится клинок, или оно вздрогнет от удара баллистического луча, а затем… медленно разогнулся, озадаченно уставившись на два тела, все еще валяющихся у самого входа.
Тиэлу сделал осторожный шаг назад и, продолжая удерживать в поле зрения эту парочку, быстро огляделся. Никого. Он снова перевел взгляд на привратника, в настоящий момент со стоном пытающегося подняться. Второй, который до того, как мастер шагнул внутрь, таился за дверью, шумно сопя, елозил где-то под ногами, бестолково возя по полу темным мешком, который он держал в руках.
