РОБЕРТ ХОЛДСТОК - Lavondyss_Rus
Он поколебался и добавил:
— Хорошая защита от пожирателей падали.
Таллис вздрогнула. И не только от звука его голоса. Он говорил по-английски! Она ожидала услышать чужую речь лесных созданий, мифаго. Эта неуклюжая, но понятная речь удивила ее.
— Ты говоришь по-английски, — зачем-то сказала она.
— Конечно. Это язык моего отца.
Таллис задумалась.
— А на каком языке говорит твоя мать?
— Амбориосканти, — ответил Не-Боярышник.
Таллис сглотнула.
— Никогда не слышала о таком.
— Ничего удивительного. В этой земле на нем не говорят уже многие поколения. Амбориосканти означает тени-в-камне. Так называл себя народ, построивший огромные каменные сооружения; там из каждого камня глядит лицо мертвого. Моя мать была легендарной дочерью их великого предводителя. Ее звали Элефандиан. Быть может в вашем мире еще рассказывают о ней истории, хотя мой отец в этом не уверен. Тем не менее ее история ужасна, и ужасно закончилась. Отец знал ее совсем не долго, несколько лет; потом сердце леса призвало ее и она исчезла. У меня остались о ней очень слабые воспоминания...
— Как печально... — прошептала Таллис. Ее глаза привыкли к темноте, и она сообразила, что юноша — тот самый Юный Олень, которого она видела год назад и в честь которого назвала Ручей Охотника. Однако сейчас на нем было больше одежды: мешковатая рубашка, быть может шерстяная, и короткие штаны, сшитые из неровных полосок кожи и льна, странный и нескладный наряд.
Но этот голос... он все еще шептал в ней. Она уже слышала его, точно. Она знала этого человека, по другому месту, и, возможно, даже сейчас она могла бы вспомнить, где оно находится, но все произошло так неожиданно...
— Последний раз, когда я видела тебя, — сказала она, — на тебе были только маска и сапоги.
Юный Олень засмеялся.
— Тогда я не знал тебя. В тот момент я провел в этом запрещенном мире всего несколько дней, и умирал от голода. Тот олененок спас мне жизнь.
— Но почему на тебе почти ничего не было?
— Почему? Во время охоты рога и маска помогают мне думать как зверь, а сапоги из звериной кожи — двигаться, как зверь. Земля, покрывающая кожу, помогает мне прятаться. Только так можно убить оленя.
— А сейчас, ты тоже охотишься? — храбро спросила Таллис. — Почему ты носишь маску?
Он снял маску, блеснули зеленые глаза. Он обеспокоено поглядел на девочку, увидел ее изумление и слегка улыбнулся, одними губами.
— Значит ты знаешь меня...
Пораженная Таллис застыла, глядя на него широко открытыми глазами, почти испуганно.
Что она должна сказать? Что она может сказать? Что несколько дней назад она видела его лежащим у подножия дуба, почти мертвым? Что чувствовала, как уходит его жизнь?
Юный Олень — Скатах! Голос выдал его, и сейчас, при свете луны, она видела те же самые гордые, но нежные черты лица, ту же самую силу, тот же огонь в глазах.
Что она должна сказать?
— Ты знаешь меня? — спросил он.
У Таллис закружилась голова. Она видела его смерть и вот он вернулся из смерти, чтобы найти ее. Но, возможно, все не так: она создала эти видения, новый талант. То есть видела будущее. И вот Скатах, ни о чем не знающий, спокойно стоит перед ней, и только она знает об огненном погребении...
— Скатах... — прошептала она, глаза наполнились слезами. Человек перед ней вздрогнул.
Он не успел сказать ни слова, как снаружи раздался чей-то голос. Подойдя к окну, он что-то крикнул на странном языке. Заржала лошадь. Еще один крик, более требовательный.
На лице Скатаха появился испуг.
— Времени почти нет, — сказал он, поворачиваясь к девочке. — Что-то произошло... ты что-то сделала... мы больше не можем оставаться в запретном мире, слишком опасно...
Опять это выражение. Запретный мир.
— Мы должны идти, — сказал Скатах. — И мне нужна твоя помощь...
— Что такое запретный мир? — спросила Таллис.
Скатах нахмурился, ошеломленный вопросом.
— Этот, конечно. Разве есть другой?
В сознании девочки расцвела ложная идея.
— Ну конечно! Ты мифаго. Я создала тебя. Мои мечты создали тебя. Как написано в дневнике.
Юноша тряхнул головой.
— Я мифаго? Хотел бы я точно знать, кто я такой. Но, кем бы я ни был, ты меня не создавала. Я очень долго добирался до этого места. Много лет. Я разбил лагерь рядом со святилищем и провел здесь год, исследуя этот мир и наблюдая за тобой.
— Ты наблюдал за мной?
Он кивнул.
— Да. Мне потребовалось время, но, в конце концов, я понял, кто ты. Я видел габерлунги, женщин в масках. Вот они — мифаго. Я видел, что они следуют за тобой. Я видел, что они помогают тебе творить оолеринны, ворота, некоторые простые, а некоторые дикие... очень опасные... поэтому я открыл для тебя Книгу.
Открыл Книгу? Вот теперь Таллис поняла. Он имел в виду дневник, и лист, которым он заложил нужную страницу.
— Так это был ты? Ты открыл ее на той странице?
— Да, — прошептал Скатах. Крики снаружи не прекращались. На мгновение Скатах отвлекся, потом повернулся к Таллис и заговорил, очень озабоченным голосом. — Ты не должна была забирать Книгу из святилища. Она для тех кто, как и я, путешествует между мирами. И мне потребовалось много времени, чтобы отыскать ее. В ней сосредоточена огромная сила. Ее нельзя было забирать.
На какое-то мгновение она растерялась, потом поняла.
— Разрушенный дом? — спросила она. — Ты имеешь в виду разрушенный дом в лесу? Это твое святилище?
Скатах медленно кивнул.
— Об этом месте говорится в легендах.
— Обыкновенные старые руины.
— Это первый Лодж, место первой мудрости, первого прозрения. Человек, который написал слова Книги, родился от союза земли с берега реки и корней ив, которые растут там. У него был глаз, который видит и ухо, которое слышит; он был голосом, который пропел первые истории, и рукой, которая писала слова. Из его снов возник лес; из леса вышли его пророчества.
— По словам Кости он был трясущимся от старости чудаком...
— Ты не должна был брать Книгу, — твердо сказал Скатах. — Она принадлежит Теневому Лоджу и обвитому плющом ящику.
Странный рассказ потряс Таллис. «Книга» — самый обычный дневник, написанный ученым (по всем отзывам — очень эксцентричным человеком), и оставленный гнить в разрушенном доме. Но для Скатаха она — икона; Грааль; предмет, наделенный огромной мистической силой.
— Я дам ее тебе, — ответила она, — и ты вернешь ее на место.
— Ты должна вернуть ее на место, — резко сказал он. — Ты взяла ее. Положить обратно в обвитый плющом ящик, где она была. Потом ее найдут другие, те, кто захочет знать, что написано на ее страницах.
— А ты? — нерешительно спросила Таллис. — Ты нашел то, что искал?
Скатах на мгновение замолчал. Потом его глаза сверкнули и он поглядел на нее.
— Нет, — признался он. — И не думаю, что мог. Я пришел в святилище по странным причинам, очень личным. Я хотел найти кое-что, но даже сейчас я не уверен... мое ли это место? Или оно на самом деле запрещено для меня? Я часто спрашивал себя об этом, но ответа так и не нашел. Однако я знал, что испугался и должен найти тебя. Оказалось, что самое главное — найти тебя.
— Меня? — сказала Таллис. — Почему?
За окном опять кто-то сердито закричал.
— Джагутин беспокоятся, — прошептал Скатах, повернулся и уставился в ночь.
— Джагутин... — повторила Таллис, глядя на трех всадников; один из них держал черного жеребца Скатаха.
— Мои друзья... из сердца леса. Когда-то их было двенадцать... замечательная компания.
И тут он вскрикнул, от удивления, от ужаса. За всадниками, недалеко от Ручья Охотника, появился белый силуэт, выше деревьев. Судя по всему он увидел его в первый раз.
— Время вышло, — прошептал он. — Ты действительно сделала что-то такое и разрешила этой твари появиться здесь. — Он повернулся к Таллис и схватил ее за плечи. — Какое у тебя гурла? Как ты призвала его?
— Какое что?
— Животное! Твой проводник! — Скатах с ужасом посмотрел на нее, и внезапно вскрикнул, как если бы что-то понял.
Таллис смущенно отступила в полумрак комнаты. Она вспомнила о Земле Призрака Птицы. Неужели ее простое действие — отпугивание стервятников от тела принца — призвало эту кошмарную тварь?
— Почему тебе было так важно найти меня? — спросила она.
— У тебя талант к оолерингу. Созданию путей. В тебе есть что-то шаманское. Ты можешь открывать ворота. Но я сомневаюсь, что без гурлы ты можешь проходить через них. А я... Этот мир поймал меня в ловушку. Я надеялся на твою помощь, что вновь попасть в свой мир. Безусловно этот мир — мир моей первой плоти — не мой, в отличии от отца. Джагутин могут вернуться в сердце леса, но не я. Я не принадлежу этому миру. И этот лес — он тоже не мой. Я не могу проникнуть в место за краем леса, о котором говорил отец — в святилище лошади. Лес отвергает меня. А мне нужно вернуться в дом отца...
