Джон Бойд - Повесы небес
— Пусть его утопят и четвертуют, — предложил Ред, перетасовывая карты. — Это будет чуть-чуть драматичней и чуть-чуть удобнее для ребят из хранилища органов.
— Жестокие и необычные наказания запрещены Уставом Флота, — напомнил я ему.
— Ох, уж эта книга! Но моя проблема тоже неотложная. Такие постановки так просто не случаются. Их планируют. Я должен подбирать исполнителей уже сейчас… Как ты думаешь, Кара смогла бы сыграть роль Марии Магдалины?[114]
— Ей бы это понравилось, — сказал я, — но кто видел когда-либо еврейку-блондинку?
— Ну, я ввел бы в диалог объяснение, что ее отец был пиратом-викингом… Какая потрясающая сцена! — лицо Реда сияло, когда он поднял его от карт. — Представь себе таверну
где-то в районе иерусалимских притонов; пьяную оргию в матросской манере; Мария хвастается, что может перепить любого иудея, пока тот первым не свалится под стол. Видишь ли, это в ней говорят скандинавские гены… Вот это необузданность! И вот входит Иисус. В таверне наступает тишина. Мария Магдалина разглядывает новоприбывшего. Она захвачена им, обращена сразу же… И вот — порыв. Как ей выразить свое немое, немного грубоватое чувство? Танцуя! Ну, так вот, Джек. Все, что она может танцевать — это шимми. Пританцовывая, она подходит к Иисусу и начинает этот очаровательный танец живота…
— Очень чувственный танец, а, Ред?
Он положил восьмерку пик ниже девятки бубен, и я понял, что резкость в моем голосе задела его.
— Харлечианские девушки могут танцевать шимми. Ты заметил, как колышутся их бедра, перед тем как им предстоит подпрыгнуть? Но у Кары это должно получиться сценично… в духе святой непристойности…
— Я не разрешу моей жене играть на поверхности, — прямо сказал я, — потому что ценю ее жизнь. Я не разрешу ей танцевать шимми на сцене внизу перед каким-то язычником, исполняющим роль Христа, потому что высоко ценю ее бессмертную душу.
Он воззрился на меня безмятежным взглядом.
— Это будет самая подходящая роль для Кары, потому что моим Иисусом станет ее муж.
— Что?
— Ты рожден для этой роли, Джек. У тебя удлиненное лицо, отмеченное печатью праведности, ты можешь отрастить бороду и, обладая такой силой, ты легко сможешь снести крест на Голгофу.
— Для меня кощунственна сама мысль — воплотиться в Иисуса.
— Нисколько. В старинных пьесах о Крестовых муках на эту роль всегда подбирали самого набожного человека.
— Играй сам своего Иисуса, — упирался я. — А я знаю, что недостоин этого.
— Решено, — ухмыльнулся Ред, — но я ведь еще менее достоин.
— Решено!
На его сторону легла шестерка бубен, а единственная семерка по ряду была трефовой.
— Бита, — проговорил Ред.
— Почему ты не перекладываешь шестерку бубен на семерку треф, — спросил я.
— Не предполагает ли Джек Адамс, что я мухлюю?
— Для Реда О'Хары не мухлевать — уже мошенничество.
— Ничего подобного, — возразил он, покачав толовой. — Только не в твоем присутствии. Твой дух глубочайшего мира и душевной безмятежности обескураживает меня… Ну, а как идет крестовый поход за распространение учения Христа?
— Слабо. Нет ни одного обращенного. Кара говорит, что харлечиане боятся нашего христианского ада.
— Тогда соблазняй их небесами.
— Ред, слушай и думай, — у меня кончалось терпение. — Нессер будет осужден, если не организовать таких судебных прений, которые изменили бы взгляды коллегии.
— Почему тебя так беспокоит тело парня? Твое дело — его душа.
— Чаши души, твоя и моя — равнозначны. Мы несем ответственность за убийцу и за смерть парня…, — начал было я.
— Как бы не так, — прервал меня Ред. — Нас не было в туалете, когда удавили Крейла.
— Причиной преступления стало сексуальное расстройство, — настаивал я. — Когда мы вмешались, эти гуманоиды собирались пожениться.
— Если у Нессера было расстройство, то ему следовало, как любому нормальному парню, писать на стенках туалета грязные слова. Джек, посмотри на это дело так: нам обоим нужна эта казнь, чтобы преподать урок закона и порядка, а для тебя это еще и редкостный благоприятный случай. Как только Нессера осудят, он станет более восприимчивым и постарается позаботиться о спасении души, как никогда прежде. А какой звездой в твоем венце станет то, что первый преступник на Харлече станет также и первым обращенным в веру на планете. Расскажи ему об ангелах в раю, если он сексуально расстроен, но не вдавайся в подробности. Подумай, каким примером он станет для твоего движения, показав, что даже самому ничтожному из харлечиан не отказано в божественном милосердии.
Его энтузиазм захватывал бы, если бы не одна загвоздка.
— Не представляю себе этого парня первым христианским мучеником, — сказал я. — Он же публично объявленный негодяй без всяких угрызений совести. Он даже просил тебя отрежиссировать показ экзекуции по телевидению.
Ред снова собрал карты и начал их тасовать.
— Ну, это не такая уж плохая идея. Включим это как приманку для обращения в христианство. Это будет очень драматическая сцена: Нессер, медленно взбирающийся на виселицу, и ты — рядом с ним, с Библией в руке, в черных одеждах; и медленно и монотонно напевающий "Те деум"…
— Я не пою "Те Деумы".
Ред погладил ладонью стол и задумчиво потрогал подбородок.
— Итак, у Иисуса была рыжая борода… Слушай, Джек, а какие у парня плечи?
— Ред, не распнешь же ты этого парня на кресте?
— А что? Это придало бы пьесе штрихи реализма О'Хары, — ухмыльнулся он.
— Будь посерьезней, — сказал я. — Меня не интересует драматургия, и я не хочу, чтобы мальчик умер. Я хочу, чтобы ты подал просьбу о помиловании, так как ты — единственный мастер обмана на этой планете, который может вытащить из лап смерти этого парнишку.
— Не был ли Нессер студентом курса по религии-1?
— Да, он проявлял поверхностный интерес к религии. Он был прислужником у алтаря во время моего бракосочетания.
— О, я помню его. Он что — душевнобольной?
— Юридически — нет. Он сошел со сцены из-за преступления.
— Я учил его заповедям, — вздохнул Ред. — Нет, Джек, я не могу защищать этого парня.
— Я не прошу тебя защищать его. Он сознался в преступлении… Я хочу, чтобы ты убедил Рено в том, что Нессера не надо вешать.
Ред на минутку задумался.
— Хорошо. Я буду защищать парня за вознаграждение.
— За какое?
— Ты сыграешь Иисуса и позволишь Каре сыграть Марию Магдалину.
— Ред, это против моих принципов — играть Иисуса.
— А против моих принципов — защищать парня, нарушившего мои заповеди. Меняемся: принципы — за принципы.
— Не меняю золото на свинец, — сказал я, вставая. — Продолжай свое картежное плутовство.
Когда я повернулся и проходил через дверь, Ред бросил мне вдогонку:
— Подумай же, Джек, и обсуди это с Карой.
Когда я пришел домой, Кара на кухне готовила суфле. Услышав, как открывается дверь, она прибежала встретить меня в библиотеке и я обнимал ее до тех пор, пока подошвы ее ног не начали ласкать мои лодыжки. Только тогда я отпустил ее.
— Ты взволнован, муж мой?
— Это опять Ред, Кара, — я повел ее в кухню, взяв за руку. — Этот пройдоха смущает меня.
Кара придвинула мой стул к столу и налила мне пива.
— Расскажи мне, Джек. Долг жены — ублаготворять любимого мужа.
— Когда Ред и я были соседями по комнате в Мэндэне, наши личностные характеристики были подобраны компьютером, — начал я. — Нам полагалось иметь иметь индивидуальные, но равноценные характеристики, не допускающие ссор. Такая подборка предполагала, что мы не будем действовать друг другу на нервы во время долгого полета, когда окажемся предоставленными самим себе. Иначе у кого-нибудь из нас могла развиться мания преследования, форма космического безумия, когда человек охотится на своего спутника и убивает его. Ред и я были отобраны компьютером, но по временам я думаю, что это — ошибка компьютера.
— Тебе не нравится Ред? — в ее голосе слышалось изумление.
— Конечно же, он мне нравится, но иногда это требует усилий. Я ходил и просил его стать адвокатом Нессера. Это человеческое требование по человеческим побуждениям, разве не так?
— Да, Джек. Ты благороден.
— Что же делает Ред? Он подбирает исполнителей для Пасхального представления. Ему нужен исполнитель на роль Иисуса, который смог бы нести крест и отрастить бороду. И вот он пытается заманить на эту роль меня. Он знает, что нужен мне для защиты Нессера, и потому умасливает меня сыграть Иисуса… И даже добавил прекрасную роль для тебя. Он знал, что ты понравилась мне в роли ангела в рождественской инсценировке. Кстати, он притворялся, что поражен моим сходством с Иисусом. Но ведь никто не знает, как выглядел Иисус!
