Артем Матюшенко - Станция-Крепость(СИ)
Рассудив, что раз его вещи пропали, а на дереве висит бесхозное, он решил снять его и пошарить внутри. Трофим расстегнул крупную пластмассовую молнию и начал выкладывать содержимое прямо на траву. Носовой платок, чистый, отглаженный. Черные носки в маленьком целофановом пакетике. Зубная щетка, тюбик с пастой. Две зажигалки крикет и блок сигарет — парламент. Часы наручные. Небольшие, корпус из металла, ремешок черная кожа. На циферблате надпись Tissot 1853, секундная стрелка бесшумно описывает круг, две других показывают десять минут двенадцатого.
— Может так и есть, в смысле по времени. А ниче, котлы! — И Трофим одел часы себе на руку. Главной находкой в рюкзаке оказался сверток с легкой кожаной курткой темно коричневого цвета. Отличная выделка, воротничок стоечка, укороченный фасон, все говорило, что курточка не из дешевых.
— Из бутика френчик! Кто ж тут был такой забывчивый? Фраерок явно не из бедных.
Трофим еще с минуту повертел куртку в руках, оглянулся еще раз проверить — не появился ли хозяин. Нет, никого! Потом стянул свою старую, обремхавшуюся на рукавах китайскую ветровку и одел найденную. Обновка сидела идеально.
— Ну ни хрена! Как портной мерку снимал. — Посмотрел на свои не новые коричневые ботинки и поношенные черные джинсы, вышарканные на коленях.
— А чего, щас даже так модно, вон половина молодежи в рваных щеголяет! — И остался доволен. — Жаль посмотреться некуда, зеркала нет. Свою ветровку он бережно свернул и уложил в рюкзак.
— Хм, вроде все вынул а тяжеловат. Опа! А кармашек — то не проверил. — И Трофим стал расстегивать вместительный наружный карман, скорее даже второе отделение.
Сверху лежал нож. В черных тесненых ножнах, наборная деревянная рукоять с блестящим металлическим навершием.
Трофим расстегнул кнопку фиксатора и вынул нож. Не маленький, больше тридцати сантиметров. Скорее кинжал с обоюдострой заточкой. На одной стороне надпись — КО‑2, на другой — Кизляр. Серьезный ножик. Под ножнами с кинжалом, лежала небольшая картонная коробочка и сверток из серой промасленной тряпицы. Какое то нехорошее предчувствие, овладело Трофимом, даже в висках заломило. Но он все же потянул тряпичный сверток наружу. Внутри был небольшой плоский пистолет, без всяких надписей, с черными пластиковыми накладками на рукоятке.
— Суууки! — Почти завыл Трофим. — Подстава мусорская! Бля да чегож это делается! Ведь он только откинулся, от звонка до звонка пять лет! И ведь не за хрен собачий отмотал! Прицепом, потому как рецидивист! А ведь зарекался с бывшими друзьями дело иметь! Нет, чтобы пять лет назад к брату в поселок сразу уехать, решил погулеванить со старыми корешами, так и взяли на хате всех. А кто будет разбираться, что ты просто выпить зашел! С его то тяжелыми статьями и тремя сроками за спиной! Вот и влепили пятерик, прокурор вобще по макимуму просил, как неисправимому и угрозе для общества! Ну ведь ученый уже, и билет до поселка купил — три часа и у братана, в старом родительском доме. Сууууки! Чтож вы творите!
И Трофим принялся лихорадочно стирать свои отпечатки с пистолета и ножа. — Бля… и рюкзак как прорезиненный, что тоже весь вытирать придется?! А часы! А сигареты? А куртка? Да хрен тут за час все ототрешь! Вытереть нож, да пистолет и бежать? И он еще на раз протер оружие, завернул в тряпицу, метнулся к дальним деревьям, положил у корней и начал лихорадочно нагребать ветки и мусор.
— Теперь бежать! От рюкзака и куртки позже избавлюсь! — И он побежал к просвету в деревьях. Через несколько минут показалась опушка.
— А ведь, если подстава, то сразу бы взяли, как внутри покапался! А минут десять уже прошло и никого. — Трофим огляделся. Слева виднелись горы. А совсем вдали, даже пара снежных шапок на пиках. Справа лесостепь с жиденькими перелесками. И никого! Трофим глянул на часы, почти половина одиннадцатого и судя по яркому солнцу совсем не вечера.
— Ну и чего делать — то? Ментов не видать, собак бегущих по его следу не слышно! А может все это сон, марь? Пьяный или наркотический угар?
Трофим сел под дерево на опушке.
— Да нет какой угар, голова как стеклышко! А ведь его брат ждет, он еще с утра позвонил что выезжает. Ждет? А нужен он брату? Так просто, жалость проявил. У него семья мал — мала меньше. Это у Трофима ни кола, ни двора, ни ребенка, ни кутенка! А ведь сорок шестой год идет, а выглядит он за пятьдесят. Ага, из этих сорока шести — двадцать по ту сторону колючки! Жизззь блатная, чи — чи га — га гони гусей! А ведь хотел завязать пять лет назад еще. Думал, все кончился Трофим, здравствуй Игорь Владимирович Трофимов! Так, как говорится человек только предпологает. Последний срок почти полностью в лечебном учреждении сидел. С сердцем что — то, сказали не лечится. Тюремным лепилам та на мазуриков положить с прибором. Но был один доктор, профессор, уже на пенсии давно, лет под семьдесят, консультировать приезжал. Так он ему все про витамины и лекарства говорил, но дорогие они лекарства эти. Что если курить меньше, да спиртным не злоупотреблять и принимать их вместе с витаминами, то ничего страшного, еще лет двадцать, а то и больше моторчик протянет.
А вообще хороший мужик был. Вроде даже известный в медицине. Трофим последний срок чтением увлекся. На этой почве они и сошлись. Сначала профессор был удивлен, что Трофим читал много произведений, которые тот сам уважал. Потом стали разговаривать, обсуждать, приводить свои примеры. Трофиму даже показалось, что именно ради этих бесед тот и зачастил к ним колонию. Сначало робко, потом поглубже но коснулись и воровской темы. Он и раньше понял, что наносное это все! Романтика воровская, братва, жизнь бродяжья, тоже мне великая идея! Благородство показное, а за деньги или ради выгоды своего же закопают! Ну а тут еще и в книгах ответы находить стал. Читал Ремарка, Лондона, Хемингуэя, Шаламова, Солженицына, Ильина и много других авторов. Читал и про войну, и про революцию, даже мемуары. Булгакова, Белую гвардию, на три раза перечитал, Собачье сердце, тоже понравилось. А вот Мастер и маргарита — не очень, бесовщина какая — то, и чего им все восхищаются! Религиозную литературу стал почитывать, а чего, он же крещенный. Только жил раньше не по христиански. Много читал, много думал, иногда ненавидел себя за уже совершенное. Но главное менялся. Не показушно, а молча — изнутри. Остальные блатные считали его серьезным человеком, но замкнутым — себе мол на уме! Главное не лезли, бывший авторитет теперь работал на него, а он не встревал ни в какие разборки на зоне. Да его и не трогали, слух прошел — мол смертельно болен и терять нечего, вот и опасались на рожон лезть. Ну вообщем можно сказать не просто приятелями они стали с тем доктором, а единомышленниками, что — ли? Ну смешно конечно звучит! Светила медицины, профессор и урка, что пол жизни по зонам, единомышленники! Ну, а как если почти во всем вопросам мысли совпадают, взгляды сходятся! А у профессора оказывается отец репрессированный был, правда вернулся живым, да и реабилитировали его потом. Но горя хапнул, да и здоровье за семь лет в лагерях подрастерял. Сдружились в общем они. А последние три месяца, он не приезжал, потом сказали, что умер. Как и отчего никто не рассказывал, может просто от старости, он и не выяснял. Главное остался старичок — профессор в сердце у Трофима, а беседы его и рассуждения в голове.
Ладно, отвлекся он, в воспоминания ударился. А ведь уже час прошел, а никого! Неее… была бы подстава, давно ласты завернули! Ну и что делать? Один, кругом ни души, а может зря он пистолет с ножом прикопал? Щас уйдет с этого места и не найти уже потом.
Трофим встал и пошел искать дерево под которым спрятал оружие. Нашел не сразу, но все же нашел. Ладно, будь, что будет! Он сунул нож в кармашек рюкзака. Проверил обойму — восемь небольших патронов, вставил обратно. Картонная пачка патронов — еще шестнадцать штук. Пистолет сунул сзади за ремень, под курткой не видно. И потопал обратно к опушке. Там еще раз огляделся и только сейчас заметил, вроде какое — то строение ближе к горам. Подумал несколько секунд и пошел по направлению к нему.
По мере приближения вырисовывались очертания. И примерно через час Трофим подошел к большой каменной башне. Строение было монументальным, каким — то вечным, что ли? Казалось, века идут, а эта башня все стоит. Квадратная из больших серых тесанных камней. С высокими оббитыми железными полосами воротами.
— А это хто у нас нарисовался? — Раздался сверху гнусавый голос. — Серый! А ну — ка веди сюда этого фраерка!
В воротах открылась калитка и вышел парень, чуть моложе тридцати. Он был выше Трофима на голову, коротко стрижен и широк в плечах. Одет в темные брюки и полосатую рубашку, на бычьей шее виднелась золотая цепочка. В руках он держал двухствольное ружье.
— Ну заходи, коли пришел! — Просто сказал парень и кивнул на вход.
