Марина Дяченко - Утопия
– Такого-то числа в таком-то часу, – начал диктовать Виталий, – выполняя такое-то задание, я, такая-то и такая-то, вместе с такими-то и такими-то членами экспедиции…
– Вышла куда-то и сделала то-то, – пробормотала Лидка сквозь зубы.
– Пиши, – сказал Виталий без тени улыбки в голосе.
Некоторое время в лаборатории стояла тишина. Откуда-то просачивался сигаретный дым, причем сигареты были – Лидка потянула носом – с ментолом. Валя.
Она дошла до момента, когда «выполняя задание, приблизилась к объекту и расположилась в створе, обеими руками коснувшись…»
Прекратила писать. Осторожно положила ручку.
– Это же бред… Виталий Алексеевич. Это же меня в психбольницу отправят с такими… отчетами.
– Это не отчет. – Виталий поморщился. – Это… не волнуйся. Просто пиши. Подробно и честно.
Лидка опустила голову. Вспоминать случившееся в Воротах было неприятно. Сформулировать и перенести на бумагу – трудно.
– Тут помарки, – сказала она, извиняясь.
– Простят, – коротко отозвался гэошник. – Пиши.
В молчании прошло еще несколько минут. «Потом я потеряла… утратила ориентацию…»
Она снова положила ручку.
– Ну, а… о дальфинах… надо?
– Надо, – жестко сказал Виталий. – Все. Кто куда плыл и кто куда стрелял…
Лидке показалось, что Виталий ухмыляется. Не понять, то ли Сашу к награде представят, то ли на гауптвахту упекут за эти выстрелы. Но Виталий знает по этому поводу нечто, чего не знает Лидка.
Она вздохнула. Бумаги оставалось мало, поэтому с каждой строчкой приходилось писать все мельче.
– Подпишись. Число.
Виталий взял из ее рук плотно исписанный листок, просмотрел, остался доволен. Поднялся, не прощаясь вышел.
– Так это не бред? – спросила Лидка ему в спину.
– Твое дело, – сказал Виталий уже из коридора, – доложить. А классифицировать – не твое дело. Считай, что я тобой доволен.
– А мне плевать на ваше удовольствие, – сказала Лидка уже в пустоту.
Некоторое время она сидела, тупо глядя в покрытый потеками потолок. Потом под окном заплакал ребенок.
Галлюцинации, подумала Лидка, покрываясь потом. Уже и наяву…
И изо всех сил приложилась кулаком по столику. Жалобно звякнуло лабораторное стекло в ящиках; ребенок раскричался с новой силой, причем не младенческим бессмысленным вяканием, а солидным басовитым ревом годовалого, как минимум, человеческого существа.
Лидка подошла к окну, толкнула пыльную раму, впуская в комнату теплый вечерний ветер.
Офицер в пятнистой форме о чем-то приятельски беседовал с техником Сергеем. В отдалении стояла армейская легковушка, и толстая женщина потряхивала, успокаивая, полуголого обиженного младенца. На женщине было джинсовое платье в обтяжку. Вероятно, из этого платья можно было бы выкроить штаны чуть не для всей экспедиции.
Младенец как-то сразу успокоился – только что орал и вот уже смеется, похрюкивает от удовольствия. Мать спустила его с рук, и он заковылял, косолапя, смело попирая землю босыми розовыми ступнями.
Лидка захлопнула окно. Звякнули пыльные стекла.
Ей только сейчас пришло в голову, что все они очень молоды. Еще недавно они лежали, спеленатые своими «кукольными» покровами, где-то глубоко на дне, куда человеку никогда не донырнуть. А потом родились в третий раз, ровесники, одно поколение, лишенные другого опыта и других знаний, кроме тех, что заложены в инстинктах.
А если бы человечество умело так же? Если бы все взрослые погибали бы при апокалипсисе, а нерожденные – личинки – выживали? Страшно представить себе полчища этих диких детишек. Звереныши, они весь отпущенный им срок боролись бы за выживание. Все двадцать лет жизни – до нового апокалипсиса… И венцом их усилий стали бы новые кладки. Потомство, которому никогда не суждено увидеть родителей.
А если бы?!
Лидка закусила губу.
Со своего места, с тропинки, она видела только опавший черный бок. И не торопилась подходить ближе, зная, что крабы делают свое дело, что чайки уже съели дальфиньи глаза, недавно глядевшие на Лидку с искренним удивлением. Почему-то она была уверена, что там, в камнях, лежит именно ТОТ. Ее знакомец.
Или это была «она»?
Ворота. Дальфины. Ворота. Глефы. Страхолюдные всепожирающие твари, которых можно остановить только шквальным огнем из крупнокалиберного пулемета. А если нет под рукой пулемета? «Глефы расправляются с жителями деревни NN. Холст, масло. Запрещено к просмотру несовершеннолетними».
А если они когда-то БЫЛИ разумными? Что, если эти, явившиеся поглядеть на чужаков – просто дети, у которых никогда не было родителей? Большие и сильные, безмозглые, сбившиеся в стаю дети?
Лидка обнаружила, что бредет по тропинке обратно. Что чайки, которых она спугнула было, поспешно возвращаются к дармовому мясу. И что перед ангаром по-прежнему сидит на складном стульчике Саша, а на коленях у него лежит свежевычищенный пистолет.
Она остановилась в пяти шагах.
Почему-то убийцу тянет на место преступления, а бабочку влечет к огню. Лидке бы пройти, не останавливаясь, не глядя, вернуться в мертвый поселок, к штабу. А вместо этого она встала, хотела сунуть руки в карманы – эта поза всегда придавала ей уверенности. Забыла, что на шортах, бывших когда-то джинсами, от карманов остались только жалкие атавистические складочки.
В отдалении бродили чайки. Лидка поняла вдруг, что сжимает зубы до хруста, что судорожно стискивает кулаки. Она скажет ему… Она скажет…
Саша поднял голову. Без выражения посмотрел на Лидку, потом на пистолет. Потом снова на Лидку.
– Извини, – сказал он бесцветным голосом. – Я там в штабе наговорил всякого… Со зла. Не надо было. Так что прости.
Если бы он поднял свой пистолет и выстрелил Лидке в лоб, она удивилась бы меньше.
Утренняя поездка на объект закончилась уже через час. Лидка была в лаборатории, когда с берега прибежал взмыленный Славка; через минуту они вдвоем неслись вниз по тропинке, причем Лидка прижимала к животу аптечку, которая по всем правилам должна была храниться на катере, но не хранилась с оглядкой на дневную жару.
Аптечка, по счастью, не понадобилась. Когда Славка с Лидкой добежали до причала, Виталий уже сидел на досках, бледный до синевы, но в полном сознании. Предложенный нашатырь отклонил:
– В ящике… на катере… Почему аптечка не на месте?!
Слова, поначалу показавшиеся бредом, были на самом деле дисциплинарным внушением. Роль врача в экспедиции исполнял Петр, но за технику безопасности при погружениях отвечал Саша, а тот, по-видимому, полагал, что если есть пистолет, то нашатырь уже без надобности.
Пришвартованный катер бился бортом о причал, доски под ногами вздрагивали. Виталий отыскал глазами Лидку.
– Петя, – спросил, не сводя с Лидки взгляда, – ты заснял?
– Да-да, – несколько суетливо подтвердил археолог. – Только ведь… ничего не было, Виталик. Внешне ничего не было видно…
– Ворота? – тихо спросила Лидка.
Виталий отвел глаза.
– Там остатки Зеркала… Нас поощрят, ребята, за эту экспедицию. Но мы все равно ни черта не узнаем… и не поймем.
Пленку, извлеченную из второй, резервной видеокамеры, просмотрели уже через полчаса. Виталий морщился, глубоко дышал и глотал таблетки от головной боли; по-видимому, ему пришлось еще хуже, чем Лидке. В записи прекрасно видно было, как некто с аквалангом входит в Ворота, останавливается в проеме, на минуту зависает, упираясь руками в каменные столбы, а потом вдруг дергается и обмякает и потихоньку переворачивается, отправляя к поверхности пузырьки воздуха, набирая в легкие воды… На этом запись заканчивалась. Петр и Саша, бывшие в тот момент под водой, быстренько вытащили Виталия к солнцу и откачали прямо в катере. Утопленник уже дышал, но в сознание не приходил, из-за чего спасателям пришлось пережить несколько неприятных минут.
– Лида, – сказал Виталий, когда эмоции собравшихся в штабе немного утихли. – У меня к тебе будет несколько конфиденциальных вопросов. Как к биосенсору.
– Кому? – спросила Лидка с опаской. В университете ей успели привить стойкую неприязнь ко всякого рода псевдонаучным терминам.
Виталий ухмыльнулся.
…Был полдень. В самом этом слове Лидке слышался звон желтых раскаленных колоколов. В жухлой траве верещали цикады. Воздух струйчато переливался над забетонированной площадкой, над крышей автобуса, над бортами передвижной электростанции. Лидка надвинула кепку на самый нос.
Виталий отвел ее в короткую тень кряжистой, пережившей мрыгу яблони. Люди, в свое время варившие компот из ее яблок, канули в никуда, и, будто сознавая это, яблоня баюкала в ветвях единственный зеленый плод. «Яблок вам? Облезете…»
– Лида, вот что. Тогда, когда ты… в первый раз «поплыла» в Воротах, тебя что-то эмоционально задело? Потрясло?
