Сергей Кузнецов - Живые и взрослые
— С праздником тебя! — говорит Лева.
Марина улыбается в ответ:
— Спасибо.
«Чего они все набежали?» — с неожиданным раздражением думает Лева. Хорошо еще, что я в самом деле цветов не принес!
Марина тем временем начинает рассказывать, как она объясняла маме, почему ей так нужно отправиться на Белое море, хотя мама отлично знает, что Марина терпеть не может ДэДэ, да и походы не слишком любит.
— Ну, я-то папу даже и не спрашивал, — говорит Гоша, — просто сказал, что мы едем в поход, он и кивнул. У него сейчас своих забот полно. Его с работы выгнали, он пытается куда-нибудь еще устроиться. Говорит: если не получится, пойдет работать истопником или дворником.
— Ника сказала, что со своей тетей она уже договорилась, — говорит Марина, и тут как раз появляется Ника.
Она сбегает со школьного крыльца, в клетчатом пальто, вязаный шарф развевается от быстрого движения. А с ней рядом — надо же, Лева даже не сразу узнал ее! — Аннабель. На этот раз — без всяких высоких ботинок, молний и сердец. Обычная девчачья куртка, не то белая, не то розовая, туфли на небольшом каблуке, сережки спрятаны под аккуратной прической.
— Привет, ребята, — говорит она, — как дела?
— Ну, ты знаешь как, — отвечает Марина, — на Белое море летом собираемся, готовимся.
— Клево, — говорит Аннабель, — я вижу, и у Ники рука зажила, да?
— Целый месяц лечили, — говорит Ника, — самое трудное было врать, что это я кипятком обварилась. Но сейчас, слава Богу, даже шрама не осталось.
— А на Белое море ты с нами не надумала? — спрашивает Лева.
Аннабель пожимает плечами.
— Ну, я же объяснила уже: я никак не могу. У меня об-гру лагерь, подготовка к областным соревнованиям. И еще летняя школа по математике, она дает преимущества при поступлении.
— А ты куда поступаешь? — спрашивает Ника.
— В Университет, конечно, — отвечает Аннабель.
Лева тоже собирается в Университет: высокое красивое здание в центре зеленого парка. Лучший институт во всем городе, во всей стране. Но у него еще есть время — седьмой класс, поступать только через три года.
— А что это ты сегодня так скучно одета? — спрашивает Марина.
— Ну, так получилось, — отвечает Аннабель, — я вечером с родителями в гости иду, вот и оделась сразу, чтобы домой не заезжать.
— Ну ладно, — говорит Марина, — счастливо тебе в гости сходить!
— Ага, — кивает Аннабель, — увидимся еще!
Она машет рукой, уходит, но в последний момент возвращается. Нагнувшись, она говорит громким шепотом:
— Слушайте, мне обещали принести кассету с той группой!
— Какой? — спрашивает Ника.
— Ну, про которую ты говорила… то есть Майк говорил… «Живые могут танцевать». Говорят, у одного парня есть, ему кто-то из Заграничья привез. Говорит: мировая музыка! Я вам перепишу обязательно.
— Здорово! — говорит Ника, Аннабель снова машет рукой и на этот раз в самом деле уходит, убегает, розовая куртка скрывается в конце школьного двора.
— А что она тут делала? — спрашивает Марина.
— У девятого класса тоже олимпиада, — объясняет Ника, — ну и она тоже была в финале.
— Понятно, — кивает Марина и, помолчав, говорит: — Мне всегда казалось, что она врушка.
— Почему — врушка? — спрашивает Лева. — Думаешь, она соврала насчет кассеты?
Марина смеется — резким, отрывистым смехом, таким непохожим на ее обычный смех.
— Причем тут кассета? Это Аннабель… Леля… она — врушка, потому что изображает из себя такую крутую смертницу, а на самом деле — обычная маменькина дочка, девочка из приличной семьи. Поиграет-поиграет — и пойдет с родителями в гости, одетая как положено. А потом — в лагерь тренироваться и в летнюю школу, чтобы легче в Университет поступить!
— Университет — хорошее дело, — говорит Лева. Ему почему-то хочется заступиться за Аннабель — может быть, он вспомнил, как дымился в ее руке серебряный нож и разлетались под ударами головы зомби.
— Ага, — говорит Марина, — отличное. Просто пока она будет тренироваться и заниматься, мы будем спасать Гошину маму — вот и всё. И вот еще… знаешь, почему она с нами не едет? Не потому, что занятия или там тренировки. Она боится!
— Мертвых боится? — спрашивает Лева. — Не слишком-то она их боялась — там, в доме!
— Нет, — говорит Марина, — мертвых она боится не больше нас. Она другого боится. Вдруг мы в самом деле найдем Гошину маму — что тогда? Ведь Гошина мама — в сто раз круче! Никаких сердец, молний, сережек, никаких тебе разговоров «ах, мы смертники, нам нечего терять!» — а просто пошла и стала рушить Границу! Как будто ей нет разницы — мертвые, живые! Вот это — по-настоящему круто! Что ей Аннабель скажет — что новую мертвую кассету записала? Вот я и говорю: врушка.
— Жалко, — говорит Ника, — она мне всегда очень нравилась. Я даже когда-то хотела быть на нее похожей.
— Она слишком взрослая, — уже спокойней говорит Марина, — как наши родители. Как учителя. Мы не можем на нее рассчитывать, ты же видишь.
— Ой, — вдруг спохватывается Ника, — вы знаете, что Зиночка мне сказала? Что у Павла Васильевича в пятницу был сердечный приступ, увезли по скорой, он в больнице теперь.
— Пойдем его навестим? — предлагает Гоша, и Лева понимает, что это первые слова, которые тот сказал после появления Аннабель.
— Пока к нему нельзя, — отвечает Ника, — может, в конце недели.
— Как олимпиада-то? — говорит Гоша.
— Да вроде нормально, — говорит Ника.
— Задачи-то покажешь? — спрашивает Лева и как бы между делом добавляет: — Кстати, с праздником тебя!
— Разве это праздник? — Ника пожимает плечами. — Тоже мне, День Живых Женщин, большое дело!
«И в самом деле, — думает Лева, — глупость одна. Пора уже взрослеть, какие тут праздники! У нас — дела поважнее. Белое море, Гошина мама, живые, мертвые, Граница и Заграничье».
2
Первая мысль: как он постарел! Неужели всего за месяц можно так постареть? Еще совсем недавно — Марина помнит — он стоял, опираясь на учительский стол, подняв голову в ореоле седых волос, и голос его, обычно тихий, разносился по классу. Павел Васильевич читал: Сзади Нарвские были ворота, / Впереди была только смерть.
Был урок внеклассного чтения. Тема самая банальная: стихи о войне. Оля оттарабанила какую-то героическую балладу, с должным пафосом, но без чувства — по большому счету как и все остальные отвечавшие. Только Ника приготовила грустное стихотворение о том, как хочется вернуться в до войны и предупредить тех, кто должен погибнуть: Мне вон тому сказать необходимо: / Иди сюда — и смерть промчится мимо, — но до нее очередь не дошла. Павел Васильевич устал слушать и, махнув рукой стоявшему у доски Васе Кузину — мол, садись, хватит уже, — стал читать свое любимое: Вот о них и напишут книжки: / «Жизнь свою за други своя».
Марина знала это стихотворение, и следующее тоже знала, слушала вполуха. Она вообще не слишком любила стихи, тем более — если они каждый год одни и те же, пусть даже и про войну, и читает их Павел Васильевич. Марина почти не слушала, думала про будущий поход на Белое море, про то, как улизнуть от ДэДэ, как найти правильное место, но внезапно Павел Васильевич опустился на стул, грустно посмотрел на присмиревший класс и совсем другим голосом начал читать незнакомые стихи о том, как холодно и высоко гудят рельсы, как спасаются беженцы, как идет война и проходит молодость, — и почему-то эти стихи Марина слушала внимательно.
Через три дня его увезла скорая, четыре недели он лежал в реанимации — и только сейчас к нему стали пускать посетителей. Из всего класса Марина пришла первой — и вот теперь стоит в дверях, смотрит: исхудавший, морщинистый, совсем седой. Голова утопает в подушке, руки лежат совсем неподвижно. Какие-то прозрачные трубочки, одинокое яблоко на больничной тумбочке.
— Здравствуйте, — говорит Марина.
Павел Васильевич слабо улыбается в ответ:
— А, Мариночка… проходи, проходи.
Голос совсем тихий, Марина подвигает стул, садится у изголовья.
— Как вы себя чувствуете, Павел Васильевич?
— У меня все хорошо, — слабо говорит он, — все хорошо. Ты лучше расскажи — как там в школе?
И Марина начинает рассказывать: Ника взяла третье место на городской олимпиаде, Зиночка говорит, что ей надо готовиться на матмех, Рыба, то есть Валентина Владимировна, каждый день стала проверять у входа в школу сменную обувь и Гошу два раза уже не допустила до уроков, грозится теперь поставить в году «неуд» по поведению, а еще все собираются на Белое море, то есть Гоша, Лева, Ника и она, Марина, ну, на самом деле мы ДэДэ терпеть не можем, но просто нам надо на Белое море, потому что — вы ведь никому не расскажете? — потому что у нас там важное дело.
