Владимир Круковер - Исполнение желаний
Есть в мозгу орган — гиппокамп: своеобразный коммутатор. Говоря компьютерным языком, — Посредник между оперативной памятью и памятью долговременной. Он решает, что именно записать на винчестер. Он же извлекает по мере надобности с основного диска заархивированные файлы с информацией.
Считается, что гиппокамп принимает решения, исходя из эмоциональной значимости информации. То есть фамилию случайного знакомого ты скорее всего не запомнишь, а фамилию своего начальника — запомнишь и будешь помнить, пока от него зависишь.
Охотник запомнить информацию, связанную с привычками животного, за которым охотится. Врач, механически вылавливает информацию медицинского характера, пропуская (не откладывая в долговременную память) особенности поведения животного.
Ну, а если человек еще не определился? Если он пока не рыба, не мясо? Но уже не ребенок. Тогда он будет отлавливать и складировать информацию, помогающую ему выжить. Или — просто хорошо жить. Причем, ведущую роль будут играть животные инстинкты: пища, жилище, размножение. И будет накапливаться информация о способах безопасной добычи пищи, улучшения жилищных условий, привлечения к себе самок. И эмоции будут развиваться именно в этом аспекте.
Отшельник гасит обычные эмоции, считая их вредными. Он получает удовольствие от преодоления естественных потребностей и желаний. В результате — те же животные инстинкты наоборот, мазохизм на религиозной почве.
До встречи с Посредником я запоминал только два типа информации — ту, которая мне полезна и ту, которая мне приятна. Теперь я пропускаю через свой мозг слишком многое, чтоб на все равнозначно эмоционально реагировать. Растет объем равнодушия. Созерцаю, не отзываясь душой. Почти не читаю; на фоне реальностей в интерпретации Проводника литература кажется безжизненной. Совсем не смотрю кино. Зачем мне кино, если проводник транслирует в мой мозг столь яркие картины, что по сравнению с ними кинофильм кажется выставкой восковых фигур.
Как-то я написал странное стихотворение.
Написал его в дороге, утром, после того, как поезд «Янтарь» (Фирменный поезд маршрута Москва — Калининград) ночью переехал женщину, о чем я еще не знал, когда написал это стихотворение. Узнал утром, спросив проводника, почему мы опаздываем на восемь часов? — Ночью женщину переехали, стояли долго, буксы от торможения полетели, — объяснила она.
И это кладбище,
однажды…
Но в третий раз, в четвертый раз;
и каждый
похоронен дважды,
хотя и не в последний раз.
Какой-то странный перекресток:
На красный цвет дороги нет.
Столетний разумом подросток
Ехидно шепчет мне: «Привет».
«Здорово, — отвечаю скучно, —
Чей прах тут время хоронит?»
Могилы выкопаны кучно
И плесенью покрыт гранит.
И повторяется,
однажды…
В четвертый раз и в пятый раз;
места,
где похоронен каждый,
хотя и не в последний раз.
Пылает красный. Остановка!
От перекрестка ста дорог.
В глазах столетнего ребенка
Есть не стареющий упрек.
Могилы — в очередь к исходу,
Надгробья — в плесени веков,
Дурацкий памятник народу
В скрипучей ветхости без слов.
Как красный глаз шального Бога,
Как светофор с одним глазком,
Моя — вдоль кладбища — дорога
С присохшим к разуму венком.
И повторяется,
однажды…
И в пятый раз, и в сотый раз,
Апрельский поезд,
Зной
И жажда,
И чья та смерть,
Как Божий глас…
Впрочем, я зря занимаюсь самоунижением. Или — самоуничтожением. Короче — самоедством. В чем-то я зауряден, в чем-то недоразвит, в чем-то гениален. Как большинство людей. Из тех, что уже встали на задние лапы. Другое дело, что эти люди почти никогда не способны реализовать лучшие свои характеристики. Одним мешает среда, другим — спинной мозг, зовущий к животному образу жизни. В таком образе жизни есть своя прелесть: удовлетворение инстинктов всегда приносит удовольствие. Кайф от еды, от совокупления (особенно разнообразного), от сна, от движения, от обрядовых тряпок и украшений, от зависти стада и от восхищения тобой членов стаи…
И превращается возможный талантливый математик в расчетливого менеджера, поэт — в афериста, конструктор — в частного мастера по ремонту, врач — в ветеринара по вызову, художник — в парикмахера, философ — в редактора бульварного издательства…
(Сплошные многоточия. Тянет на рассуждения, назидательно вещать хочется. Одинок я в последнее время. Но в данном отчете многословная дидактика совершенно ни к чему.)
Приедается жить.
Надоевшее время теченья
Завивается дымом
Исхоженных ранее троп,
Приедается быть.
Все заметней строфа повторений,
И не хочется СМОЧЬ
Что когда-то хотел, но не смог.
«Приедается все.
Даже морю дано примелькаться» —
Ты прости антитезу, прекрасный поэт Пастернак, —
То, что будет еще,
Все прибоем должно повторяться,
И нельзя по другому,
Нельзя по иному никак.
Приедается петь.
А без песни я жить не умею.
Не могу без звенящей,
Такой аккуратной строки.
Надоело НЕ СМЕТЬ.
Но и СМЕТЬ я уже не посмею,
А бессмертие так же
Пока мне еще не с руки.
Понимая свободу, как приумножение и скорое утоление потребностей, искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний, привычек и нелепейших выдумок…
Старик Зосима был прав. У нас не учат на Человека. Общество ставит перед собой задачу подготовить квалифицированного участника производственного процесса. В этом оно находится на уровне 18–19 столетий. Систему производителей не интересуют остальные потенции человеческого разума, поэтому в массе современный человек остается человеком пещерным, неспособным связывать несовместимые понятия и явления, получать удовольствия от изучения связей и закономерностей, если они не касаются непосредственного удовлетворения самых примитивных социальных инстинктов. Иначе говоря, современная система воспитания и образования не развивает в человеке чистого воображения, фантазии и — как немедленного следствия — чувства юмора. Человек воспринимает мир, как некий по сути своей тривиальный, рутинный, традиционно простой процесс, из которого лишь ценой больших усилий удается выколотить удовольствия, тоже в конце концов достаточно рутинные и традиционные. Неиспользованные потенции до сих пор остаются скрытой реальностью человеческого мозга. Задача научно педагогики состоит в том, чтоб привести в движение эти потенции, научить человека фантазии, привести множественность и разнообразие потенциальных связей человеческой психики в качественное и количественное соответствие с множественностью и разнообразием реального мира. А, если вспомнить о том, что фантазия позволяет человеку быть и разумным существом и наслаждающимся животным, если добавить к этому, что психический материал у человека невоспитанного поставляется самыми темными, самыми первобытными рефлексами, то нетрудно представить и понять (но не простить) тот жуткий соблазн, который дают наркотики…
Впрочем, эти рассуждения принадлежат не мне, а братьям Стругацким. Они об этом тревожно упоминали в «Хищных вещах…».
Наступит день и я сойду со сцены,
И маску надоевшую сниму,
Пока ж играю,
Но играю скверно,
А для чего играю — не пойму.
Наступит день и я свой грим отмою,
Сотру черты усталого Пьеро,
И свой костюм, приросший, вместе с кровью
Сорву и брошу в мусорник, в ведро.
Наступит день и больше арлекином
Я перестану публику смешить,
И смою всю браваду вместе с гримом,
И буду в правде жизни скромно жить.
Наступит день…
А если не наступит?!
А если сценой, как проказой, заражен?
А если роль чужая не отступит,
А если быть артистом обречен?..
Ишь ты, на лирику потянуло. Ладно, все к черту. Какие грандиозные планы я строил в тюрьме, ожидая слияния с Проводником! Какие возможности воображал! Пора, пора в Иркутск. Не дай Бог, я его не найду. Жизнь тогда потеряет смысл!
Все мне чудится печальный,
Запоздалый, светлый свет,
Облик девушки случайной,
Той, которой больше нет.
Той, которая мелькнула,
Словно луч в тени ночной,
Той, которая сверкнула,
Серебристою луной.
Все мне чудится смиренье
И смятенье этих уст,
Как подлунное свеченье
Серебристо-нежных чувств.
Как надлунные печали
Эти нежные уста,
И в глазах горит свечами
Неземная красота.
О, Луна! Планета ночи.
Спутник грусти и теней;
Вечер. Девушка. И осень.
И мерцание очей.
О, любовь! Каким причудам
Ты порой подчинена.
Осень. Вечер. Ты — и чудо,
И печальная луна.
И всегда, когда я вижу
Одинокую луну,
Я в ее свеченье вижу
Эту девушку одну.
Вижу вечер, вижу осень,
Серебристый вижу свет,
И луны на челке проседь,
И тебя, которой нет.
2