Павел Виноградов - Жестокий маскарад (сборник)
В общем, герой-любовник.
По-прежнему молча он развернул свой аппарат и поехал по коридору, в который выходили двери нескольких комнат. Квартира явно была слеплена из трех отдельных.
Гремя каблуками, я пошёл за ним.
В захламлённой всякой дрянью комнате он развернулся ко мне. Витал отчётливый запашок какой-то тухлятины, слегка перебиваемый миазмами недавно курившейя марихуаны.
— Говори, — прошипел он.
Сесть не предложил, да я и сам брезговал присесть тут на что-нибудь.
— Мне нужна информация, — с трудом скрывая отвращение, проговорил я.
На меня уставился целый глаз — воспалённый и сочащийся гноем.
— Кто бы сомневался, — гнусно хихикнул Дохляк.
Издаваемые им звуки словно бы доносились из-за стены — глухо и неразборчиво.
— Мне нужен Архангел, — продолжал давить я.
Паскудный глазик закатился вверх.
— С чегой-то я должен тебе говорить? — протянул он.
Маска наглости на нём была ещё отвратительнее маски обиды.
— Вот с чего.
Я засветил ему остаток баксов, куда прибавил своих.
— Мало.
Используя средний палец единственной руки, он смачно высморкался прямо на пол.
— Аванс, — обнадёжил я.
— Архангел не лох. Найдёт меня.
— Мне нужен не он, а Дубровский.
Здоровый глаз Дохляка выпучился так, что сравнялся с искусственным. Я даже на секунду испугался, что сейчас он выпадёт на пол и придётся вставлять его гаду в задницу, чтобы тот разговорился.
— Они как-то связаны, — пояснил я.
Глаз прикрылся — тварь задумалась.
— Хре-ен знает, — протянул Дохляк через пару минут. — Это тебе обойдётся…
Я кивнул, типа, знаем, знаем.
— Он Архангел, потому что архангельский? — взял я быка за рога.
Дохляк помотал головой.
— Габрелидзе потому что. Джабраил… Его нохчи так называли, он с ними дела делал. С нашими не работал, да из бригады почти никого уж и не осталось, когда он нарисовался.
— Что за дела?
— Слияния и поглощения.
Я слегка вздрогнул.
— Рейдерство…
Однако я так и думал.
Дохляк не обратил внимания на мою реакцию.
— Ну да, у него, между прочим, по этой теме были серьёзные тёрки с твоим Глебычем. Не знаю, правда, чем закончились. Вообще, мало я о нём знаю. Но дам наводку, как добраться. У него есть тёлка. Он её в библиотеку работать пристроил. Имени… этого, про дядьку Черномора ещё написал.
Я кивнул. Тёлка… Имеет смысл…
Кинув Дохляку на колени тонкую пачку баксов, я пообещал:
— Завтра ещё подгоню.
— Подгонишь, подгонишь… — зашёлся тот в квохтающем хохотке. — А то я тебе ещё одну вещь не скажу.
— Какую?
— Ты к Дубровскому через Архангела подлезть хочешь. А можно легче…
— Ты что, знаешь, кто он? — я впился глазами в отвратную рожу.
Он покачал головой.
— Кто он — не знаю. Но знаю, кто его Маруся.
Я внимательно поглядел ему в лицо. Оно выражало лишь подленький азарт доносчика, занятого любимым делом.
— Говори.
В прихожей завозились очнувшиеся быки. В двери не ломятся — дисциплинированные. Интересно, в отсутствие посетителей они тут совместные оргии устраивают? С Дохляка станется. Как бы то ни было, на обратном пути мне придётся мимо этих злых мальчиков пройти.
Ко всем прочим прелестям этого дня, в машине меня ждал сюрприз: полудохлый тип с ногой, застрявшей в капкане. Все противоугонные фишки сработали отменно: капкан защелкнулся, одновременно захлопнулась и заблокировалась дверца, горе-угонщика долбанул разряд в восемьсот тысяч вольт и тут же в морду ему влетела струя нервно-паралитического газа. Матерясь, я распахнул дверцу, подождал, пока выйдет газ и освободил ногу бедолаги. Тот явно ещё не соображал, на каком он свете, но скоро поймёт, насколько ему повезло. Я свалил его отдыхать на кучу мусора, не подвергая дальнейшим репрессиям — хватит уже…
Мне было гадко и требовалось срочно выпить.
* * *Как ни странно, очнулся я дома, в городской «однушке» в старинном особняке рядом с бывшим главным собором бывшей Империи. Разумеется, неподъемную аренду платил Глебыч — у Влада Кистенёва столько башлей быть не может.
Всё как обычно: в башке треск, во рту Сахара. Я слегка оросил её добытой из холодильника банкой пива, длинно рыгнул и начал чуть-чуть соображать. Смутно проявились воспоминания о предыдущем вечере. Ничего особенного, кажется, даже стрельбы не было, несмотря на то, что куролесил я где-то за Чертой.
Я взглянул в окно. Солнце палило, как обезумевшее. Мне стало тошно, и я немедленно осквернил раковину.
Теперь бы ещё пива.
Хорошо.
Следовало позвонить Глебычу: вчера я так и не заглянул в контору, и мои коммунально-скорбные старички, надо думать, били от возмущения копытами.
— Работаю на Акакия, — сообщил я, включив номер.
— Я знаю.
Тон его был необычайно суров.
— В чём дело?
— Ты был вчера у Дохляка?
— Откуда знаешь? Ага. И сегодня буду, только бабло с карточки сниму.
— Не будешь.
— Почему?
— Его завалили.
Чёрт! Чёрт! Он что, следит за мной?..
— Как?
— Видимо, сразу после твоего ухода. Пытали, а потом перерезали горло. Охранников пристрелили. Вычищено всё бабло. «Жучки» сорваны. На стене надпись кровью. Его кровью.
— «Не ссы, Маруся»?..
— Дубровский, ипт!
Совесть моя даже не пискнула. Но когда я так засветился?..
— Короче, ОППППС пока похеришь, ищи Дубровского, раз уж в это ввязался. За Чертой осторожнее: Сходняк по поводу Дохляка землю роет. Отбой.
Он отключился. Дело было серьёзным — пришлось налить водки. Я задумчиво дёрнул, закусил последним огурчиком из банки и пошёл в библиотеку.
Где она, я понятия не имел, знал только район. Примерно. Последняя библиотека, оставшаяся в спальниках по прихоти некоего двинутого пахана, в юности мечтавшего поступить в литературный институт.
Мой «фолькс» стоял на охраняемой парковке за Чертой. Её владелец знает, что я с ним сделаю, случись с машиной нехорошее. Да и бонусные игрушки были на взводе. К сожалению, в Городе их придётся отключать: там закон строго следил, чтобы по вине хозяина машины с угонщиком не произошло каких вредных для здоровья казусов, на что за Чертой чхать хотели. Впрочем, в Городе и угонщиков было куда как меньше.
— В библиотеку, — приказал я пойманному на площади бомбиле.
Тот воззрился с недоумением. Я тяжело вздохнул.
— Там морг недалеко…
На лице дурака проклюнулось понимание, но он тут же возмущённо замотал головой.
— За Черту не поеду.
Меня взяла ярость. Я вытащил пушку и направил её козлу между глаз.
— На тот свет поедешь, — просипел я похмельным голосом.
Он судорожно сглотнул и поехал.
Ненавижу мудаков!
Впрочем, остановил я его перед Чертой — у канала. Осчастливленный дарованием жизни и пятью сотнями федеральных денег, он укатил, будто я ему очко наскипидарил.
Солнце не унималось, казалось, оно уже с утра спалило все листья на всех деревьях. Обливаясь потом, я перешёл мостик и спросил торчка, бессмысленно, как обезумевший от жары кот, созерцавшего грязную воду:
— Как пройти в библиотеку?
— Чё-ё? — вылупил тот осовелые зенки.
Я с хрястом врезал ему в челюсть. Тело перекинулось через перила и грянулось в канал. Я не стал интересоваться, что с ним случилось дальше.
— Как пройти в библиотеку? — спросил я у обильно потеющего под кожаной курткой братка, стоящего на своём посту у пивного ларька.
— Чего, нах? — хрипло изумился тот.
Я дал ему под дых, коленом припечатал фэйс и ребром ладони саданул по загривку.
Переступив через тело, я молниеносным движением атакующей кобры засунул два пальца в ноздри вылупившемуся на происходящее из окошечка ларька продавцу-нохчу.
— Ну, ты-то, думаю, знаешь, как пройти в библиотеку? — ласково спросил я, вытягивая его на свет Божий, словно черепаху из-под панциря. Пальцы у меня железные, надумай он ерепениться, живо сломал бы нос. Он понял это и не ерепенился.
— По каналу направо сто мэтров, потом во дворы ещё сто, балшой дом, напысано: «Быблыотэка имэни Алэксандра Сэргэича Пушкына», — отрапортовал он, словно его спрашивали об этом каждые два часа.
— Умница. Пол-литра тёмного.
Пиво было тёплым и безбожно разбавленным. Остаток я вылил джигиту на голову, отпустил нос, вытер пальцы в соплях о его плечо и зашагал направо по каналу, надеясь, что нохч схватится за пушку — настроение у меня было поганое, хотелось кого-то завалить. Он не схватился. И правда умный.
Большое здание библиотеки с тихим достоинством разваливалось перед вырубленным сквером. Я лет сто не бывал в подобных заведениях, и вряд ли буду ещё сто. Но запах старых книг напомнил мне детство. И тут было прохладно.
Я ввалился на абонемент, не совсем твёрдо представляя, кого буду спрашивать.
