Виталий Вавикин - Третий источник
– Потухла, – глупо говорит араб, разглядывая черный уголек спички. – Просто взяла и потухла.
– Нет, – капризничает Фибл. – Так нечестно. Я уже настроилась посмотреть огненное шоу.
* * *Тиен Уиснер стоит возле заполненной лилово-розовой жидкостью камеры и смотрит на свое собственное тело. Настоящее тело, изъеденное болезнью.
– Знаешь, – говорит он Инесс, – мне всегда хотелось проверить, действительно ли в нем не осталось разума. Действительно ли та личность, которая была передана в здоровое тело, это я. Понимаешь? Я, а не жалкая копия. Что если когда я открою камеру и выведу эту оболочку из стазиса, то увижу в глазах прежнего Тиена разум себя прежнего?
– Не знаю. – Инесс прижимает ладонь к холодной глади стекла. – Боюсь, есть лишь один способ получить ответ на этот вопрос. – Она оборачивается и смотрит ему в глаза. – А что стало с остальными телами, которые принадлежали тебе?
– Умерли. Умерли в тот момент, как только я получал новое.
– И ты боишься, что каждый раз умирал вместе с ними?
– Ромула боялась, – глаза Тиена добреют, но лицо вздрагивает в болезненных гримасах. – Когда мы сделали первого двойника. Кажется, это была жена одного доктора, сейчас не помню даже, как ее звали. Моя сестра решила, что со мной могло произойти то же самое.
– Тело без разума?
– Тело с другим разумом. Чужим. Я объяснял ей, что со мной все было иначе, но эта мысль не отпускала ее до самой смерти.
– Может быть, так она пыталась оправдать начавшуюся между вами связь?
– Не знаю, но она всеми силами пыталась уговорить меня отказаться от этой планеты. Уничтожить все следы нашего пребывания и забыть обо всем, что здесь было.
– И о вас?
– И о нас тоже.
– Но ты не согласился.
– Нет, – тяжелый вздох Тиена нарушает тишину. – Даже после ее смерти я пытался сохранить ей жизнь. Перенести ее личность в двойника. Неважно какого. Я готов был любить ее в любом обличии, но она отказалась. Уничтожила старую лабораторию вместе с собой и поклялась, что если я снова попытаюсь оживить ее, то она, не задумываясь, повторит то, что сделала.
– И ты отпустил ее? – спрашивает Инесс, хотя ответ и так ясен.
– Нет, – качает головой Тиен. – Ее сознание, ее личность, они остались в системе. Я надеялся, что когда-нибудь она передумает. Надеялся, что ей просто нужно время. – Он снова смотрит на свое худое тело в камере. – Но когда я оживил ее в последний раз, это была уже не Ромула. Планета изменила ее. Изменила даже имя. Осталось лишь что-то далекое, какая-то крупица человека, которого я любил. Но не больше.
* * *Чарутти кричит и падает на колени. Он закрывает глаза и затыкает руками уши, пытаясь избавиться от образов. Он слышит десятками ушей. Видит десятками глаз. Его двойники, те, что разошлись в поисках тайны, сохранили связь со своим оригиналом и теперь разрывают его сознание сотнями видений. Они проникли в горы и увидели лабораторию. Проникли в Хорнадо-дел-Муэрто и увидели толпы уродцев, застывших под сверкающим кораблем, уносящим их родителей. Проникли в прошлое, в историю семьи Уиснер. Узнали о болезни Тиена, узнали о его сестре, узнали, как появился отель «Амелес», его истинную причину создания. Увидели старика Уиснера и Инесс Гувер. Увидели пустые камеры, камеры с двойниками и камеру с блудницей. Заглянули в ее мысли. Нырнули во тьму. В странный мир, который жил отдельно от привычного мира. Мир мысли. Мир воспоминаний. Мир тысяч скопированных планетой личностей. Увидели чудный город, погруженный в хаос и мрак. Прошли по его дорогам, вымощенным белым камнем. Отыскали дом Метане и колодец скорби. Проскользнули незамеченными мимо тысячи змей, избежали острых звериных когтей, обжигающих языков пламени. В самое сердце, в самый центр тайны. К золотоволосой женщине с темными, как ночь, глазами. К женщине, которая держит за руку ребенка по имени Кип. Того самого ребенка, чей отец сейчас летит в лабораторию в компании Стефана и его братьев и сестер. В компании Зои, Солидо и Мидлея, которые разбудили добровольцев, позволив Метане погрузить планету Мнемоз в хаос и мрак. И время останавливается. Бой гладиатора и зверей. Картина моря, которую рисует художник. Даже крик Кипа. Лишь Метане и Чарутти остаются вне поля этого всеподчиняющего воздействия.
– Посмотри на меня! – требует она.
– Ты зло! – шепчет Чарутти, вглядываясь в ее черные, как ночь, глаза.
– Ты знаешь, что это не так. Знаешь, кто я. Знаешь все тайны.
– Я не хочу!
– Ты должен!
Ветер касается золотых волос. Время снова начинает подчинять себе мир.
– Ты должен рассказать о том, что узнал. Должен уничтожить эту тайну! – гремит голос женщины, нависшей над Чарутти, и он снова начинает чувствовать слабый жар вновь разгорающихся костров. Слышит далекий звук битвы, шелест созданного художником моря.
– Мне никто не поверит, – скулит он. – Я не смогу запомнить так много!
– Запоминай то, во что веришь сам. Смотри на то, что можешь понять.
Синие брызги летят в лицо Метане. Языки пламени подбираются к телу Чарутти.
– А как же ты? – спрашивает он.
– Я умерла.
Его взгляд уносится куда-то прочь, вглубь планеты, к надгробию Ромулы Уиснер и дальше, снова в горы, в лабораторию, где Стефан и его братья и сестры занимают место в своих камерах. И тайна бессмертия оживает вновь. Тайна, которая принадлежит одному человеку.
– Люди захотят заполучить эту тайну, – шепчет Чарутти. – Люди будут убивать друг друга за право обладать этим. Убивать ради бессмертия. Умирать ради бессмертия.
– Но в итоге его не получит никто, – говорит Метане. Говорит то, что осталось от Ромулы Уиснер.
И время оживает требовательным детским криком.
– Останови их! Останови их всех!
* * *Тьма. Мир падает в пропасть. Последнее, что видит художник – это рука Кипа, которую выпускает золотоволосая женщина. Два зверька, два ка-доби тычут своими острыми мордочками в лица людей, распластавшихся на каменном полу.
– Какого черта?! – бормочет гладиатор, чувствуя на своей щеке шершавый язык одного из ка-доби.
– Все кончилось? – недоверчиво спрашивает Кип, поднимаясь на ноги. – Она отпустила нас?
– Она? – художник лежит на спине, вглядываясь в глаза взгромоздившегося на его грудь трехцветного зверька.
– Это что? – пытается сориентироваться гладиатор. – Это все не по-настоящему?
– Не знаю, – художник смотрит на свои руки. Никаких ран. Никаких перерезанных вен и сухожилий.
– Друг! – радостно кричит Кип, приветствуя взобравшегося на его плечо ка-доби. Смотрит на другого зверька. – Не бойся, – говорит ему. – Ты тоже можешь быть моим другом.
Они выходят из темноты на свет. Втроем.
– Вы кто такие?! – спрашивает Уиснер.
– Это Кип! – дрожащим голосом говорит Бити. – Господи! Это мой сын.
Он обнимает Кипа. Прижимает к себе и боится отпустить.
– Да тише ты! – Кип высвобождается из его объятий и пытается успокоить напуганных ка-доби.
– Это ты подстроил или планета? – спрашивает Инесс Уиснера.
– Понятия не имею.
– Может быть, случайность? – предлагает свою версию Зоя.
– Может быть, – Уиснер смотрит на искрящееся счастьем лицо Бити.
Не переставая улыбаться, Бити жмет руки гладиатору и художнику, благодаря их за то, что нашли его сына.
– Мы можем… – он поворачивается к Уиснеру. – Можем теперь вернуться в отель?
– Наверно… – Уиснер пожимает широкими плечами. Смотрит на Зою, Солидо и Мидлея. – Думаю, вы тоже можете отправиться с ними. Если, конечно, не хотите вернуться в город.
– Нет! – отвечают они в один голос.
– Кип! – Бити протягивает руку своему сыну, занятому игрой с пушистыми зверьками. – Пойдем.
– Уже? – мальчик поджимает губы и смотрит на ка-доби.
– Можешь забрать их с собой, – говорит ему Уиснер.
– Забрать? – детское лицо искажают сомнения. – А они… Они… Они долго живут?
– Дольше, чем люди.
– Тогда согласен, – расцветает Кип. Он оборачивается к художнику и гладиатору. – Спорим, это она все подстроила?! И отца, и пушистиков.
Гладиатор молчит. Художник осторожно пожимает плечами.
– Я знаю, что она! – настырно говорит Кип. – Она добрая. Она не похожа на тех зверей, с которыми вы сражались. Не спорьте! Иначе почему она отпустила меня?
– Она? – Уиснер вопросительно смотрит на гладиатора.
– Женщина с золотыми волосами! – говорит ему Кип, стаскивая со своей головы одного из ка-доби и снова сажая его на плечо. – Она хотела подарить мне бессмертие, но я отказался! – заявляет он с гордостью. – Звери выбирались из колодца, везде горел огонь, но гладиатор победил всех монстров, а художник нарисовал море и затушил пламя!
* * *Отель «Амелес». Утро. Рассвет разбивает ночь, заставляя меркнуть звезды. Безумие кончается. Усталые люди расходятся по домам, возвращаются в свои номера и засыпают крепким сном, чтобы, проснувшись, решить, что все произошедшее с ними – яркий, очень странный сон. Остается лишь дождь. Мелкий, назойливый дождь.
