Влада Воронова - Пути Предназначения
— Господин! — шагнул к нему Аллуйган. — Но вы-то здесь не при чём! Вы не виноваты в смерти Тедди! И ни в чём другом не виноваты.
Джолли быстро глянул на старшего Шанверига, на молодого, на Аллуйгана и опустил взгляд.
— Я не знаю, — прошептал он. — Не знаю…
Ланмаур смотрел на внука с непониманием. Наследник вёл себя совсем не так, как ждал губернатор. А если он сотворит с собой то же, что и этот никчёмный недородок Пиллас? Сердце сжало холодом и страхом. Прокляни пресвятой следователя за его болтливый язык! И предвозвестник… Что он скажет о столь недостойном поведении наследника знатного рода? Как выходка взбалмошного мальчишки отразится на губернаторской карьере?
Но предвозвестника такие мелочи не интересовали. Он пристально разглядывал гирреанца, который сопровождал Северцева.
«Кто же он такой, — пытался вспомнить Клемент, — как его зовут на самом деле? И почему так бесстрастен? Будто изваяние… Почему он ждёт, что скажет Северцев? Ведь Скользкий назначил его опекуном своего сына, значит право решения принадлежит только гирреанцу. Но он почему-то предоставил решать всё этому сопляку».
Северцев молчал, смотрел в пол.
— Авдей? — спросил гирреанец.
— Я не знаю, — медленно, с усилием ответил Северцев. — Я даже предположить не могу, что заставило Пилласа так с собой поступить. Об этом надо спрашивать его друзей и наставников. Причин может быть множество — девушка бросила, в казино проигрался или в табели успеваемости низкие оценки выходили. Последнее обстоятельство честолюбивому студенту нередко воображается непоправимо серьёзной бедой. Однако как бы то ни было, но с моим делом это трагичное происшествие никак не связано. — Северцев тяжело перевёл дыхание и добавил: — Не надо было ему так делать. Ведь смерть не способна ничего исправить. Она только всё губит. Пиллас мог из тени стать людем. А теперь навечно останется никем и ничем. Нельзя так с собой поступать. Нет. От его смерти стало ещё хуже.
— Господин… — пролепетал Аллуйган. Горло ему перехватило. — Господин…
Северцев кивнул ему, посмотрел на следователя и сказал твёрдо:
— Теодор Пиллас, Цалерис Аллуйган и Ланмаур Шанвериг к нападению на меня не причастны. Никого из них не было в том фургоне.
Малугир резко повернулся к Северцеву, всмотрелся в лицо.
— Нет, — качнул головой Малугир, — одних слов будет мало.
Он неловко, дрожащими руками расстегнул воротник рубашки и снял с шеи белую шёлковую ленту с небольшой золотой звездой в двойном кольце. На кончике каждого луча сверкал крошечный, но очень яркий бриллиант, а кольца усыпаны маленькими сапфирами.
— Ты на золото и камни не смотри, — сказал Северцеву Малугир. — Это лишь для видимости, для гонора дворянского. На самом деле звезда вовсе не ювелирная побрякушка. Её привезли с острова Галмениса планеты Велдары. Там родился пресвятой Лаоран. Мой отец специально ездил в паломничество, чтобы подарить её матери на свадьбу.
Малугир сотворил знак предвечного круга, прикоснулся к звезде губами.
— Поклянись! — потребовал он у Северцева. — На святой звезде поклянись, что говоришь правду — ни дедушка, ни его теньмы к нападению на тебя не причастны.
— Я атеист, — ответил Северцев.
— Ты лаоранин! Иначе тебя не выпустили бы из Гирреанской пустоши.
— Моё лаоранство всего лишь формальность. Я сменил церковную приписку только для того, чтобы получить разрешение на выезд. А на самом деле пресвятой Лаоран мне столь же безразличен, как и мать-всего-сущего Таниара. Для меня они не более чем сказка. Досужая выдумка, вроде Колокольчатого Гномика.
— Твой дед священник!
— Одно другому не мешает.
Малугир судорожно стиснул звезду в кулаке.
— Пусть так, — хрипло выговорил он. — Пусть ты атеист. Тогда поклянись именами отца и матери. Клянись, что дал правдивые показания, ни словом не отступая от истины. Клянись!!!
Северцев на мгновение закрыл глаза. Изувеченную руку повело судорогой. Но Северцев унял дрожь, прямым взглядом посмотрел на Малугира и сказал отчётливо:
— Клянусь именем моей матери Златы и именем моего отца Михаила, что ни Ланмаур Шанвериг, ни Цалерис Аллуйган, ни Теодор Пиллас не причастны к нападению на меня. Никого из них не было в том фургоне.
Испуганно охнул следователь, в ужасе оцепенел Джолли, вперил в Северцева острый испытующий взгляд гирреанский приезжий.
Аллуйган рухнул на колени, скрючился в чельном поклоне. Плечи дрожали, хвост свился в спираль. Попятился Ланмаур.
А Клемент просто не хотел верить в реальность происходящего, твердил себе, что всё это дурной сон.
— Ты сказал правду? — хрипло и сорванно спросил Малугир.
Северцев улыбнулся. У Клемента по спине пробежал холодок, настолько невозможной была эта улыбка — до жесточи ехидной на ангельской стороне лица и преисполненной кроткой нежности на дьявольской.
— Разве на такой клятве можно солгать? — вопросом на вопрос ответил Северцев.
Малугир надел звезду, застегнул рубашку. Подошёл к Северцеву, бережно и осторожно, словно боясь причинить боль, взял в ладони его искорёженную кисть.
— Я обязательно приеду к тебе в Гирреан, — пообещал Малугир.
— Лучше я к тебе. У нас не самые приветливые места.
Малугир крепко обнял Северцева.
— Только ты обязательно приезжай. Слышишь — обязательно. Мы с дедушкой будем ждать.
Северцев потрепал его по плечу.
— Ты лучше деда обними. Он, поди, наволновался.
Молодой Шанвериг глянул на старого.
«И какой дурак сказал, — в растерянности подумал Клемент, — что лица берканов плохо передают эмоции?»
Малугир буквально светился от радости.
— Дедушка, — подошёл он к старому Шанверигу. Тот сдержанно, по-вельможному кивнул. Лицо Малугира стало испуганным и виноватым.
— Дедушка, я подумал о вас плохое.
— Ничего, — ответил Ланмаур. — Всё закончилось, всё в порядке.
Малугир робко подошёл ещё на два шага, посмотрел на деда умоляюще. Тот кивнул и повторил:
— Всё в порядке.
Малугир бросился ему на грудь, крепко уцепился за лацканы костюма и расплакался как ребёнок. Старый Шанвериг похлопывал его по плечу, бормотал «Ну что ты, перестань в самом-то деле!». Вельможе было стыдно за несдержанность наследника.
— А ты молодец, парень, — тихо сказал Северцеву гирреанец. — Ты даже не представляешь, какой ты молодец. И если вдруг окажется, что Лаоран с Таниарой действительно существуют, то теперь они обязаны послать твоим родителям неиссякаемую удачу, здоровье и долголетие.
Северцев ответил всё той же невероятной и невозможной улыбкой, одновременно злой и ласковой, ангельской и дьявольской.
«А глаза у него похожи на весенний дождь», — подумалось вдруг Клементу.
— Ты всё правильно сделал, Авдей, — повторил гирреанец. — До истины правильно.
В это мгновение Клемент его узнал.
— Высокочтимый дээрн Сайнирк Удгайрис, отставной смотритель Жасминовой террасы, старший сын сиятельного дээрна Валуйрика Удгайриса, хранителя Лиловых покоев. Десять лет назад связался с мятежниками, запятнал себя скверной измены, и сиятельный лишил недостойного отпрыска имени и родства. А в права наследования и старшинства вступил младший брат Сайнирка, многочтимый дээрн Талуйдик.
Сайнирк выгнул кончик хвоста, иронично растопырил шипы.
— Так сиятельный Валуйрик из смотрителя стал хранителем? Невелико повышение, но для придворного ценно и такое. При случае, предвозвестник, передайте отцу мои поздравления.
— Охрана, Сайнирка Угдайриса в кандалы, — приказал Клемент. — Он арестован за использование поддельных документов государственного образца. И уберите из кабинета всех посторонних. Следователя тоже.
— Северцева арестовать? — спросил кто-то из полицейского конвоя.
— Нет. Арестован только Удгайрис. Все прочие пусть проваливают по домам. И немедленно! Охране ждать за дверью. Допрос Удгайриса объявляется секретным.
Всех вывели. В последнее мгновение предвозвестник перехватил взгляд, который Аллуйган бросил на своего Исянь-Ши. От страха Клемента бросило в холодную липкую дрожь — такой лютой ненависти он никогда ещё не видел ни в людских глазах, ни в звериных.
Но ничего плохого не случится. Аллуйган не войдёт в дом Шанверигов.
Предвозвестник позвонил в Сумеречный лицей и приказал отчислить Аллуйгана за полную профнепригодность. «С практики отозвать немедленно», — уточнил Клемент.
А теперь к чёрту всё постороннее. Пора начинать допрос Сайнирка.
= = =Тулниала, планета республики Алорозии, уже несколько столетий жила туризмом. Северная вершина её Треугольного материка предназначалась для любителей зимнего отдыха.
