Вероника Рот - Мятежная
– Ей не нужно ходить, чтобы спуститься по тросу или стрелять из пистолета.
– Она не захочет, чтобы я катал ее, – его голос дрожит. – Не захочет, чтобы я поднимал и носил ее.
– Ей придется привыкнуть. Ты же не выгонишь ее из Лихачества из-за такой глупой причины, как неспособность ходить?
Зик пару секунд молчит, оглядывая мое лицо. Прищуривается, будто оценивающе.
А потом обнимает меня. Ко мне давно так не прикасались, и я деревенею. Потом расслабляюсь и позволяю теплу проникнуть в мое тело, продрогшее от влажной одежды.
– Собираюсь пойти пострелять, – говорит он, отпуская меня. – Ты со мной?
Я пожимаю плечами и бегу следом за ним. Бад дает нам по пейнтбольному ружью, и я начинаю заряжать свое. Вес, форма и материал настолько отличны от револьвера, что я без проблем держу его в руках.
– Мы практически обезопасили Яму и подземные помещения, – говорит Бад. – Но вам надо бы заняться Спайром.
– Спайром?
Бад показывает вверх, на застекленное здание над нами. Этот вид пронзает меня, как иглой. Последний раз, когда я стояла здесь, я была со своим отцом. Именно тогда я отправилась останавливать симуляцию.
Зик уже направляется наверх. Я заставляю себя идти за ним, переставляя ноги, одну за другой. Мне трудно дышать, но я как-то ухитряюсь двигаться. Когда я добираюсь до лестницы, спазм в груди почти пропадает.
Когда мы выходим в Спайр, Зик поднимает ружье и целится в камеру под потолком. Стреляет, и зеленая краска растекается по одному из окон, не попав в объектив камеры.
– Ой, – вздыхаю я. – Ой-ой.
– Что? Посмотрел бы я, как ты попадешь с первого раза.
– Правда?
Я поднимаю ружье, упираю его в левое плечо. Странно держать ствол левой рукой, но правая пока не выдержит такой вес. Я нахожу в оптическом прицеле камеру, сощуриваюсь. В моей голове слышится шепот. Вдох. Прицел. Выдох. Выстрел. Через пару секунд я осознаю, что это голос Тобиаса, ведь именно он учил меня. Я нажимаю спуск, и шарик ударяет в камеру, заливая объектив синей краской.
– Вот. Теперь ты. Тоже не с той руки.
Зик недовольно бормочет.
– Эй! – слышится радостный голос. Марлен поднимает голову над стеклянным полом. Ее лоб измазан пурпурной краской. Хитро улыбаясь, она прицеливается в Зика, попадает ему в ногу, а потом – в меня. Шарик попадает мне в руку. Больно.
Марлен смеется и скрывается за стеклом. Зик и я переглядываемся и бежим за ней. Она хохочет, продираясь сквозь толпу детей. Я целюсь в нее, но попадаю в стену. Марлен палит в мальчишку у перил – Гектора, младшего брата Линн. Он сначала ошеломленно смотрит на нее, а потом наводит свое ружье, но попадает в человека рядом с ней.
Воздух наполняют хлопки. Все в Спайре начинают стрелять друг в друга, и стар и млад. Мы забываем о камерах, сбиваемся в команды и начинаем воевать.
Когда перестрелка затихает, моя одежда больше цветная, чем черная. Я решаю сохранить рубашку нестиранной, чтобы помнить, почему я выбрала Лихачество. Не потому, что они идеальные. Они полны жизни. И свободы.
Глава 25
Кто-то находит непортящиеся продукты, разогревает их, и вечером мы получаем горячий ужин. Я занимаю место за столом, за которым обычно сидела рядом с Кристиной, Алом и Уиллом. Вдруг я чувствую ком в горле. Половины из нас уже нет в живых.
Я виновата. Если бы я была отходчивее, я спасла бы Ала. Но я уперлась. Если бы я сохранила ясную голову, то Уилл бы не умер. Но у меня и не вышло.
Я не успеваю глубоко погрузиться в свои переживания. Юрайя ставит поднос и садится рядом. На подносе тушенка и громадный шоколадный пирог.
– Откуда? – спрашиваю, глядя на свою тарелку, содержимое которой скромнее.
– Кто-то только что принес. Нашел пару коробок с готовыми смесями и испек, – отвечает он. – Можешь откусить у меня пару кусочков.
– Пару? Ты хочешь съесть всю эту громадину один?
– Да, а что? – удивленно спрашивает он.
– Ничего.
Кристина сидит напротив, настолько далеко от меня, насколько только можно. Зик ставит перед ней поднос. К нам присоединяются Линн, Гектор и Марлен. Краем глаза я подмечаю движение под столом и вижу, что Марлен положила ладонь на коленку Юрайе. Они сцепляют пальцы. Оба стараются вести себя непринужденно, но исподволь поглядывают друг на друга.
Сидящая слева от Марлен Линн смотрит так, будто объелась кислятины, и продолжает торопливо глотать кусок за куском.
– Куда торопишься? – спрашивает ее Юрайя. – Будешь есть с такой скоростью, точно стошнит.
Линн кривится.
– Меня и так скоро вырвет из-за того, что вы пялитесь друг на друга.
У Юрайи краснеют уши.
– О чем ты?
– Я не дура, как и остальные. Почему бы тебе просто не переспать с ней?
Юрайя ошеломленно глядит на нее. Марлен же глядит возмущенно. Потом демонстративно поворачивается, целует Юрайю в губы, положив ему пальцы на шею и засунув их под ворот рубашки. Я вижу, как вся стручковая фасоль, которая была у меня на вилке, падает в тарелку, не дойдя до рта.
Линн хватает поднос и выскакивает из-за стола.
– В чем тут дело? – интересуется Зик.
– И не спрашивай, – отвечает Гектор. – Ей всегда что-то не нравится, и я уже перестал подсчитывать.
Марлен и Юрайя улыбаются.
Я заставляю себя смотреть в тарелку. Так странно видеть двух людей, с каждым из которых знакомишься по отдельности, а они образуют пару. Хотя я не в первый раз с этим сталкиваюсь. Я слышу скрип – Кристина без толку водит вилкой по тарелке.
– Четыре! – кричит Зик, маша рукой. Похоже, так ему спокойнее. – Давай сюда, место есть.
Тобиас кладет руку мне на здоровое плечо. Я замечаю, что два сустава на кулаке сбиты, кровь совсем свежая.
– Извини, не могу оставаться с вами, – наклоняется ко мне. – Можно тебя ненадолго?
Я встаю, помахав рукой всем, но на меня обращает внимание лишь Зик, поскольку Кристина и Гектор уставились в тарелки, а Юрайя с Марлен тихо разговаривают. Мы выходим из кафетерия.
– Куда мы идем?
– На поезд, – отвечает он. – У меня встреча, и я хочу, чтобы ты помогла мне разобраться в ситуации.
Мы идем по одной из троп вдоль края Ямы, к лестнице, ведущей в Спайр.
– Зачем тебе понадобилась я…
– У тебя лучше получается.
Мне нечего ответить. Мы поднимаемся по лестнице, пересекаем стеклянный пол. Затем минуем сырое помещение, где я проходила свой пейзаж страха. Судя по шприцу на полу, им кто-то недавно пользовался.
– Ты сегодня был в пейзаже страха? – спрашиваю я.
– Почему ты решила? – оглядывая меня темными глазами, удивляется Тобиас. Он распахивает дверь. Меня окутывает жаркий летний воздух. Ветра нет.
– У тебя сбиты суставы, а помещением кто-то недавно пользовался.
– Именно это я и имел в виду. Ты намного восприимчивее всех остальных.
Он смотрит на часы.
– Они сказали мне сесть на поезд в 8.05. Пошли.
Меня охватывает надежда. Может, сейчас он не станет спорить, ругаться и наши отношения станут прежними.
Мы приближаемся к путям. Последний раз мы были тут, когда он хотел показать мне залитые светом окна в домах Эрудиции и сообщить, что эрудиты планируют напасть на альтруистов. Сейчас у меня такое ощущение, будто мы направляемся на встречу с бесфракционниками.
– Еще достаточно восприимчивая, чтобы понять, как ты уходишь от ответов, – говорю.
– Да, я проходил через мой пейзаж страха, – вздыхает он. – Хотел посмотреть на изменения.
– И что-то изменилось. Так ведь?
Он убирает с лица прядь волос, не глядя мне в глаза. Я и не знала, что у него такие густые. Трудно было понять, когда он коротко стригся, как в Альтруизме, но сейчас волосы отросли сантиметров на пять, и они закрывают весь лоб. У него стал более угрожающий вид. Он меньше похож на того парня, каким был раньше и с которым у меня завязались отношения.
– Да, – отвечает он. – Но количество осталось прежним.
Я слышу гудок локомотива слева, но фары не горят. Поезд тихо скользит по рельсам, будто крадется.
– Пятый!
Мы бросаемся бежать. Отсчитав до пятого вагона, я хватаюсь за поручень левой рукой и дергаю изо всех сил. Пытаюсь закинуть ноги, но они совсем немного не долетают и болтаются в опасной близости от колес. Я взвизгиваю и закидываю колено на пол вагона, обдирая его. Влезаю внутрь.
Тобиас запрыгивает следом и тут же садится рядом со мной. Я держусь за колено и скриплю зубами.
– Дай поглядеть, – говорит он. Подымает штанину джинсов выше колена. От его пальцев на моей коже остаются невидимые глазу холодные полосы. Мне очень хочется схватить его за рубашку, притянуть к себе и поцеловать. Прижаться к нему. Но я не могу. Между нами стоит слишком много тайн.
Колено покрыто кровью.
– Неглубокая, быстро заживет.
Я киваю. Боль стихает. Он закатывает вторую штанину на ту же высоту. Я ложусь и гляжу в потолок.
– Значит, он все еще в твоем пейзаже страха?
Впечатление такое, будто у него в глазах вспыхнул огонь от целого коробка спичек.
