СССР 2061 - СССР-2061. Том 9
Не знаю почему, но нынче всюду принято ныть: «ах, работа обрыдла! ох, рутина заела! о-о, скорей бы пятница!» Многие даже стесняются вслух признаться, что работа нравится. А я не стесняюсь. Я свою работу люблю. У нас на борту общение хорошее. Я такое ценю, кто бы что ни говорил. И от тоски, помимо прочего, отвлекает.
Часов шесть я работал, не поднимая головы, потом спохватился, настало время обеда. Оправился в кафе.
Заказал суп с фрикадельками, беляши, чай, салат; уселся, пью компот. За соседним столиком доцент Ахалбегян по телефону разговаривает:
— …ты, брат, не по адресу. Спросил бы лучше у аквалангиста, какого-нибудь, или у балерины. А я кто? обычный астрофизик; откуда у меня данные по метеоритным скоплениям? Хорошо, загляни на мой рабочий стол, кое-что есть, сейчас открою… Слушай, Ильмар, какой ты нудный! Сам найдешь, не маленький. Не за что. Бывай! Смотри-ка. Ильмар-Карл прямо-таки везде успевает.
После обеда я пару раз сыграл с ребятами в настольный теннис, передохнул, облачился в рабочий скафандр и полез на обшивку, гонять роботов по свежим вмятинам, по антеннам, да локаторам. Это называется «работа на свежем воздухе». Вернулся, доложился на мостик, и пошел отдыхать. Проспал часов, наверное, девять, если не десять. Раскрыл глаза. Опять я наедине с иллюминатором.
Ждать нам еще долго. Потом под хрип «ух ты, мы вышли из бухты» снова прыжок, возвращение в порт приписки, всплеск работы, разгрузка, отчеты, камеральные работы.
Но это потом, а сейчас – тоска. В такие минуты мне почему-то представляется океанский порт времен пароходов. Серое небо сливается с серым морем, вдали устрашающие волны у гранитного волнореза расходились так, что кажется, будто это сам волнорез качается на них вверх-вниз; в ржавые бочки на рейде вцепились тросами приземистый устаревший броненосец, жуткое корыто с арестантами, чумазые углевозы… И качается на стылой волне переделанное из старого тральщика научное судно, с пузатым водолазным ботом на корме.
И от волны у стального штевня, до низкого неба, все серым-серо, лишь на борту водолазного ботика нарисован зубастый красный дракончик с трезубцем в лапе. На счастье. Сотни лет проходят, ни черта в жизни не меняется.
Или меняется? Сами-то мы меняем хоть что-то в этой жизни, черт нас побери? Ладно, хватит нагонять на себя тоску. Пошел в бассейн, бросился в прозрачную голубую воду и плыл, плыл… Взад-вперед. Проплыл, пожалуй, километр, вылез на то же место. А, ни черта не меняется. В душевой после бассейна услышал чей-то диалог:
— … пыль? сам ты «пыль», тоже мне, специалист! Это метеоритный поток. Маленький, километров триста в наибольшем диаметре, и полста в наименьшем. Совсем рядышком с нами, на маршевых на зонде – часов пятнадцать-семнадцать туда и обратно.
— И что ему там надо?
— Говорит, при спектральном анализе что-то интересное разглядел.
— Ох уж эти мне флибустьеры и авантюристы…
— Мужики, — не утерпел я, — вы не про Ильмара, часом?
— А, — обрадовался кто-то, — он и тебя зацепил?
— И меня зацепил. Похоже, геохимия на месте не стоит.
— Это точно. Выбрался из душа, направился в отсек техобеспечения на планерку.
Совещания нашего отдела проходят в обычной рабочей обстановке – взаимные обиды и претензии, склоки, свары, подначки, а изредка даже пару слов по делу. А у кого не так?
Под конец кто-то помянул Ильмара. Тот, оказывается, не только меня и Леху раскулачивал.
— … на прослушке перекрыл все частоты!..
— … совсем с ума сошел, кодировщик с меня требовал. Я ему говорю, ты что, говорю, Карл? Чего тебе кодировать-декодировать? Иди, говорю, камушки ковыряй… Любопытно. Но тут начальнику это надоело, и он совещание распустил. Все разошлись кто куда. А до нуль-прыжка еще куча времени.
Я шагал куда глаза глядят. Можно было бы вернуться в каюту, но спать не хотелось, а оставаться наедине с иллюминатором не хотелось и подавно. В нем все та же чернота. Где-то рядом с нами летит, спешит из ниоткуда в никуда поток метеоритов, бессмысленный поток мертвых, огромных никчемных глыб. Несется он года, века, тысячелетия, сквозь сотни, тысячи, миллионы километров.
Все-таки не по себе мне как-то в глубоком космосе. А ведь у нас еще куда какой неплохой коллектив. Нормальные люди, неглупые, интересные, не шкурники. Даже и не знаю. Я бродил с полчаса, и вдруг звонит мне Ильмар.
— Геннадий! Я тебя искал. Ты свободен?
— Свободен…
— Приходи сюда в клуб, у меня… тут… А, не могу даже объяснить. Приходи, сам посмотришь. И отключился. Что там могло произойти? Да ничего.
Ерунда какая-нибудь. Редкий природный сплав, наверное, или еще какая-то чепуха в этом роде. В жизни бы не пошел, но… куда еще пойти?
В клубе уже человек двадцать. Ильмар-Карл что-то взволновано разъясняет пятерым или шестерым вокруг него, остальные сбились в кучки, оживленно дискутируют. Что к чему – непонятно.
— … не в этом дело, — говорит кто-то, — а в том, что принципиально это будет уже не полевое исследование, а акт агрессии.
— А что такое? — тихонько спрашиваю я.
— А самое главное, это насечки! — тут же поворачивается ко мне еще кто-то, — ты согласен?
— В смысле? — я впервые слышу про какие-то насечки.
— Как же! Если они есть в центре каждого, абсолютно каждого скопления кристаллов, и если они все до единого идентичны до доли микрона…
— Да, но я…
— …И самое главное – совпадают с их длиной волны! Это их эталон, неужели не понятно?
— Да что тут происходит?
— Тихо! — кричит кто-то.
— Верно, не шумите! Входят новые и новые люди.
— …это – троичный код, ноль, единица, двойка…
— …я тут прикинул на пальцах – в принципе, можно вычислить «пи», а там дело пойдет… Но лучше найти специалистов…
— …обычный матанализ, первый курс, какие тебе специалисты…
— Ильмар! — поднимается на носки мой собеседник, — тут еще народ не в курсе, повтори!
И Ильмар, сам ошарашенный, сам себе до сих пор не верящий, вновь включает огромный экран, и на белой стене появляются летящие в страшной чертовой бездне бездушные и бесформенные корявые камни, и увеличение приближает и приближает их ломаные, острые, не знающие сопротивления газов поверхности.
А на них расползается как лишаи по камням, плесневидная серебристая сыпь, среди ущелий и отрогов и скал, и вновь увеличение, увеличение, увеличение…
И вот перед нами вырастают скопления ярких металлических кристаллов, соединенных нитями, и ясно, что даже самые толстые переплетения этих нитей недоступны невооруженному взгляду.
— Это и есть источник, старина!
— Источник чего? Сигналов?
— Ты что, не слышал? Ильмар выявил радиосигналы, троичный код.
— Что? Что? Радиосигналы? Троичный код?
— И даже есть что-то вроде закономерностей…
— Так значит?.. — осипшим голосом спрашиваю я. Все молчат, заворожено глядя на россыпи.
— Да, — тихо говорит кто-то. И снова волшебное молчание.
Бывают, выпьют люди в меру, посидят, поболтают, песни попоют, и так-то им хорошо… Мы не выпили ни единого грамма.
Но тот вечер, когда это случилось… господи, как же мы чувствовали себя?
Радостно? Да нет. Испуганно? Тоже нет. Потрясенно, это вот – скорее всего. И еще.
Такого тепла и единения людей, как в тот вечер на нашем старом «Арнольде», я не видел ни до, ни после. До сих пор приятно вспомнить.
Это потом была шумиха, и все прочее. Закрутилось то, что должно было закрутиться. А тогда было просто хорошо.
Эх ты! Швартовы на кнехты! Из пучины мы вышли, и режет глаза на свету. И сойдя на причал, осознаешь тогда, как на грех ты – Мы не знаем пока, что нас ждет в этом новом порту.
Сибиряков Антон Владимирович
080: Бог Войны
— Сегодня, 13 сентября 2061 года, объявлен новый набор в команду добровольцев летящих на Марс. Союз Советских Социалистических республик одним из первых реализует мечты прошлого. Мечты всего человечества о переселении на другие планеты и ваши детские мечты о полете в космос. Приходите к нам. Становитесь частью истории. Записывайтесь в команду добровольцев. Полет не обещает быть легким, но для тех, у кого… Звонкий голос дикторши теряется в шипении радиоволн. «В дождь всегда так» – думается мне.
На улице сегодня настоящая осень. В рамах моих окон – сотканная из сверкающих бриллиантов картина, с мазками красных кленов. Вода топит проспект сотнями отражений, а я слушаю, как барабанят по жестяному подоконнику мокрые пальцы дождя.
— Антон? Ласковый голос обнимает мою шею, оставляя влажные следы прикосновений.
— Да?
— Как можно лететь туда? Неужели можно бросить все ради неизвестности?
Я пожимаю плечами. Утро слишком раннее для таких дум. Я просто хочу побыть в тишине, рядом с ней. Попытаться уловить ее отражение в узорах стекла, по которому сбегают холодные ручьи.
