Брайан Герберт - Ветры Дюны
Пауль осмотрел арену, изучая углы, плоскости, призмы и усилители. Каждую подробность он воспринимал на фоне целого и анализировал, как его учила мать. Театр – монументальный эксперимент в физике, оптике и гармонии.
Бронсо тоже смотрел по сторонам.
– Инженеры Икса отлично провели бы здесь время, определяя углы и точки фокуса.
Рейнвар кончил свои заметки и передал проектор Паулю.
– Вот план, ребята. Берите присоски, крюки, липкую ленту и кронциркули. Мне нужно, чтобы вы повесили увеличивающие зеркала вот здесь, здесь и здесь. Как только сделаете, определите углы поверхностей и поставьте вторичные станции в указанных на плане местах.
Бронсо, казалось, был взбудоражен ответственностью. Пауль сказал:
– Разве тебе не нужны более опытные техники?
– Другие, может, и опытны, а двое проворны и бесстрашны.
– По крайней мере я, – сказал Бронсо и насмешливо посмотрел на Пауля.
– А я аккуратен и педантичен, – возразил Пауль. – Вдвоем мы хорошая команда. Вдвоем мы справимся, сэр.
Ненависть не должна быть легкой, а прощение – не должно быть трудным.
Эрл Ромбур ВерниусМашина шла от космопорта к столице Балута. Джессика, сидящая на заднем сиденье, могла только надеяться, что они прибудут вовремя. Если Пауль и Бронсо снова ускользнули, если сведения окажутся ложными, она будет раздавлена… и она знает, что будет испытывать Лето.
Сидевший рядом с ней герцог держал чувства в узде, но долгое знакомство позволяло ей видеть его озабоченность. Герцог закаленный человек, он пережил немало трагедий, которые оставили много шрамов в его душе, как на теле опытного бойца.
Джессика мягко сказала:
– Когда найдем Пауля, узнаем, что он делал и почему.
В ответе Лето она расслышала сквозь тревогу гнев:
– Интересно будет выслушать его объяснение.
Лето редко проявлял чувства к сыну, поддерживая подобающую, с его точки зрения, дистанцию, чтобы Пауль лучше подготовился к роли будущего герцога Каладана. Но эта официальность не обманывала ни Джессику, ни Пауля. С самого побега Пауля и Бронсо Лето был встревожен и даже думать не мог о том, что станет делать, если потеряет сына. Только самые близкие герцогу могли видеть его гнев, а тем более страх.
Эрл Ромбур втиснул свое тело киборга на сиденье напротив них, рядом с ним сидел доктор Юэх. Ромбура снедала постоянная тревога с оттенком вины: он был уверен, что Бронсо убежал из-за его слов.
Лето нетерпеливо смотрел вперед, а киборг-эрл сказал:
– Не слишком ругай своего мальчика, Лето. Клянусь вермиллионским адом: Пауля толкнуло на это чувство чести, желание защитить Бронсо. Мы ведь заставили их поклясться, что они будут заботиться друг о друге. Ты сделал то же самое для меня, когда мы были молоды.
– Мы не были так глупы, как эти двое.
Ромбур усмехнулся.
– О, у нас были свои моменты.
Машина отвезла их в травянистый парк, заросший балутскими кленами и дубами. Несколько военных машин окружали большое пространство с воздвигнутыми на нем палатками, повсюду виднелись вооруженные солдаты. За солдатами стояли жонглеры, встревоженные всем этим шумом.
– Губернатор Кио отнеслась к делу серьезно, – сказал Лето.
– Когда я связался с ней, мне достаточно оказалось напомнить, что моя мать принадлежала к благородной балутской семье. Леди Шандо здесь почитают до сих пор. – На его покрытом шрамами лице появилась тревожная улыбка. – Губернатор пообещала, что не даст ускользнуть никому из труппы.
Джессика вышла вместе со своими спутниками и увидела полную брюнетку в сопровождении свиты официально одетых людей. Альра Кио улыбалась, довольная возможностью оказать услугу двум благородным домам.
– Герцог Лето, эрл Ромбур, ваши сыновья в безопасности! Рейнвар очень удивился, когда мы сообщили ему, кто такие его двое рабочих сцены.
Ромбур готов был устремиться вперед.
– Где мальчики?
За группой военных раскрылся полог палатки, и оттуда показался Пауль в белой рубашке и темных брюках. Его черные волосы были взлохмачены, на лбу полоска грязи. Увидев родителей, он без колебаний побежал к ним.
– Как я рад вас видеть! Как вы нас нашли?
Не задумываясь, он попытался обнять отца, но герцог неловко отстранился и выставил руку. Джессика видела радость и облегчение Лето, но он держал чувства взаперти.
– Я счастлив, что ты невредим, сын. Что за глупый риск; ты поставил под удар дом Атрейдесов и полностью забыл о своих обязательствах. Ты мог…
Джессика крепко обняла Пауля.
– Мы так о тебе тревожились!
Пауль заметил, как мать наморщила нос, уловив тяжелый, неприятный запах от его пропитанной потом одежды.
– Мы с Бронсо работали с животными и делали разную другую работу. Мне ужасно много нужно вам обоим рассказать.
Лето оставался строгим, и Джессика понимала, зачем это нужно.
– Да, должен.
– Я не забыл о своих обязательствах, сэр. Я…
Совсем не так уверенно, как Пауль, из палатки вышел другой мальчик. Ромбур захромал к нему в сопровождении доктора Юэха.
– Бронсо!
Рыжеволосый мальчик сложил руки на груди и посмотрел на принца-киборга. Снедаемый гневом и негодованием, он старался сохранять спокойствие, но слова уже полились из уст Ромбура:
– О Бронсо! Я знаю, что плохо справился с обстоятельствами. Прости. Пожалуйста, прости меня… Я не могу потерять и Тессию, и тебя! У нас ведь были хорошие отношения… нельзя ли вернуться и поговорить о том, что с нами произошло?
Голос и лицо Бронсо оставались холодными; он, вероятно, давно продумал, что скажет при воображаемой встрече с Ромбуром.
– Хочешь, чтобы я забыл, что ты всю жизнь лгал мне? Что ты не мой настоящий отец?
Ромбур не хотел признавать свою вину.
– Настоящий отец тот, кто дает тебе кров и воспитывает тебя, кто учит тебя, тренирует и любит, несмотря ни на что. Настоящий отец пролетит через всю галактику, чтобы найти тебя, бросив все дела, потому что ничего не может быть важней.
Время вокруг них словно застыло. Джессике страшно хотелось, чтобы брешь между ними закрылась. Она умоляюще посмотрела на Бронсо. Пойди ему навстречу, мальчик!
Тот смотрел на Ромбура, и на его лице проступили раскаяние и жалость. Видит ли он только киборга, разбитого и на многое неспособного, подумала Джессика. Бронсо развел руками, глубоко вдохнул и после долгого молчания заплакал.
– А мама? Она по-прежнему у ведьм?
– Да. – Ромбур прижал Бронсо к искусственной груди. – Обещаю: мы с тобой отправимся на Баллах IX и увидимся с ней. Отправимся прямо отсюда, и мне все равно, что скажут сестры. Посмотрим, как они попробуют помешать мне увидеться с ней! – Он отступил, оглядывая мальчика. – А когда вернемся на Икс, вместе посетим Совет. Будем противостоять технократам как единый дом Верниус. И будем достаточно сильны, чтобы добиться всего.
Три дня они не могли улететь на Каладан. Расхаживая по полу прекрасной квартиры, отведенной им комендантом Кио, герцог Лето изучал расписание полетов. Потом положил его на крытый плазом стол.
– Улететь с Балута так быстро, как я надеялся, не удастся.
Пауль нисколько не был разочарован. Дома, на Каладане, он вернется к обучению как благородный член ландсраада, а Бронсо отправится к технократам на Икс, и их вольные дни закончатся.
– Значит, мы увидим представление. Ты должен посмотреть жонглеров за работой. Ничего подобного их лицеделам ты никогда не увидишь…
– Меня не интересуют акробаты и меняющие внешность.
Целый день Лето старательно притворялся, что недоволен Паулем, хотя не мог скрыть глубокого облегчения.
Пауль признал свою вину и извинился, хотя и не отказался от чувства собственного достоинства, которое заставило его последовать за Бронсо. Он объяснил, почему считал необходимым оставаться с сыном Ромбура, несмотря ни на что.
Теперь он смотрел на отца с растущей уверенностью.
– Сэр, вы отправили меня учиться. А до того учили меня политике и искусству управления, а Суфир, Дункан и Гурни – как сражаться и защищаться. Труппа Рейнвара показала нам, как воздействовать на большую толпу, усиливать эмоции и реакции. Разве это не полезно знать герцогу?
– Ты хочешь сказать, что научился обманывать людей и манипулировать ими?
Пауль опустил взгляд, стараясь не возражать.
– Я думаю, сэр, что в деле управления государством есть место и для искусства харизматического оратора.
Джессика вмешалась, старательно сдерживая голос:
– Этому учат и Бене Гессерит. Став герцогом, Пауль может столкнуться с неожиданными опасностями и кризисами. Зачем возражать против искусства, способного его спасти? У него есть для этого средства – а теперь я вижу, что у него есть также честь и нравственные устои, чтобы знать, когда применить эти средства, а когда воздержаться.