Дмитрий Быков - ЖД-рассказы
Это произошло потому, что Чумаков, вечно перенапрягавшийся на своей фирме и притом далеко уже не юноша годами, заснул над клавиатурой, и теперь герою предстояло выпутываться из положения самому. Как всякий нежизнеспособный персонаж, созданный дилетантом, Плехацкий такого навыка не имел. Самостоятельно вылезать из сложных положений могут только полнокровные, выпуклые герои, сочиненные талантливыми писателями и способные обходиться без их диктовки. Плехацкий же все стоял на улице и с отчаянием озирал заснеженный пейзаж московской окраины, где он сроду не бывал. Так закончилась двадцатая серия – двадцатое февраля двухтысячного года.
На другой день Каменькович выздоровел, и в двадцать первой серии Борис, пресытившись Анной, покаянно вернулся к жене. Несмотря на все его предосторожности, Анна через неделю почувствовала себя беременной, потому что непременным условием продолжения сериала спонсор поставил упоминание памперсов «Либеро». Петр выразил готовность усыновить ребенка. Быстров разорил Петра и подсунул Нине любовника-иностранца. В двадцать пятой серии Анна и Борис снова лежали в мастерской друга-художника, плакали и спрашивали друг у друга, когда это кончится. И на всем пространстве многогеройной эпопеи «Простые радости» не было персонажа, способного милосердно и безжалостно объяснить им, что это не кончится никогда, никогда, никогда.
Киллер
На вечеринке лучших друзей, как в песне поется, двадцатитрехлетний студент четвертого курса Института стран Азии и Африки Коля Артемов приметил офигенную девушку своих примерно лет, без спутника, зато с удивительным совершенно лицом, при одном взгляде на которое становилось веселее. Она так и вплыла в комнату, улыбаясь, как солнышко, сознавая всю свою прелесть и сияя золотом волос – явно своих, без всякой краски. Росту в ней было почти столько же, сколько в Артемове, а в нем его было дай бог.
К моменту вечеринки лучших друзей Артемов успел один раз завалиться на вступительных экзаменах в ИСАА (он знал о Китае все, что можно узнать самоучкой, но происходил из простой семьи с минимальными средствами и не мог себе позволить репетитора из желанного вуза), потом служил в армии, где оказался отличным стрелком и регулярно показывал лучшие в полку результаты, и наконец поступил, куда хотел: после армии, да еще с потрясающей характеристикой, барьер оказался не столь непреодолим. Он недурно учился, успел два раза съездить в Китай, кое-что зарабатывал, консультируя несколько совместных предприятий (переводчики с китайского в Москве немногочисленны и потому ценимы), женат не был и не так давно расстался с девушкой-хиппушкой, все время учившей его жить. Хиппушка любила изрекать фразы типа: «Как говорит мой учитель, пророк новой эры Витя Пупышев»… Витя Пупышев целыми днями просиживал на Арбате и говорил ужасные глупости, явно почерпнутые из Интернета. Хиппушка его обожала и пыталась склонить Артемова к такому же образу жизни. За полгода это его достало.
– Вань,- обратился он к виновнику торжества, чей день рождения как раз отмечался.- Это кто?
– Это?- Ваня глумливо подмигнул.- Это не для нас сварено. Катя Остапчук, слыхал такую фамилию?
– Не слыхал,- честно признался Артемов.
– Я тоже не слыхал,- вздохнул Ваня.- Но говорят, что она дочь ужасно крутых родителей. И сама – видишь какая? К телу никого не допускает. Тут такие люди зубы себе обламывали, что куда тебе. Поклонников – до Чукотки раком не переставишь,- Ваня очень любил это выражение и произнес его со смаком.- Даже и не пытайся.
Артемов любил трудноразрешимые задачи, а неразрешимых пока не встречал. Невзирая на недавний облом с хиппушкой, он не жаловался на дефицит женского внимания, сложение имел гибкое, лицо смуглое, с несколько китайчатым разрезом глаз, усы брил, волосы стриг коротко, умел изъясняться с восточной витиеватостью и чрезвычайно много читал. Больших денег на красивые развлечения у него не водилось, но уболтать он мог кого угодно.
– И кто за нею волочился?- процитировал он.
– За нею волочился Смирнов,- Ваня назвал в качестве убойного аргумента фамилию редкого хлыща с их курса, который благодаря рыбному бизнесу отца швырялся деньгами и ездил на джипе.
– Смирнову и я бы не дал,- честно сказал Артемов.- Он кретин полный.
– И еще за ней один бегал, лет сорока,- продолжал Ваня,- коммерческий директор чего-то там. Подарил манто бог знает из чего. Мексиканский тушкан отдыхает. Манто взяла, но и только.
– Молодец девушка,- сказал Артемов. Катя Остапчук нравилась ему все больше.
– И наконец,- этот факт Ваня приберег для пущего эффекта,- за нею волочился Бобров! Но и здесь – увы, увы и увы.
Бобров, генератор телевизионных идей, стоявший у истоков народной программы «Доброе утречко» и создатель телеканала «Сквозняк», вел на НТВ программу «Осчастливчик». По слухам, перед ним не мог устоять никто. Артемов лично знал штук шесть девушек, уверявших, что Бобров регулярно бывает с ними близок. Если все они не лгали, бледность его в последних выпусках «Осчастливчика» была более чем объяснима.
– Это набор стандартный,- припечатал Артемов.- Сынок, нувориш, плейбой… Слышь, Вань, ты ведь с ней хорошо знаком, да?
– Познакомить?- хихикнул Ваня.
– Нет, голубчик. Банальщина. Намекни ей, пожалуйста, что я киллер.
Ваня свистнул.
– В какой форме? Я боюсь, это будет не очень естественно…
– Господи, ну мне, что ли, учить тебя!
– Нет, ну как ты себе это представляешь? Мы сидим за столом, я ей накладываю салату и тут говорю: между прочим, вот этот смуглый брюнет справа – киллер. Она сразу: ой, как интересно! Можно он кого-нибудь убьет? У нас же тут все люди со способностями. Гамалов стихи читает. Лукьянова знает восемь языков. Ашумова вяжет крючком из рыболовной лески. А Коля Артемов сейчас по просьбам публики произведет контрольный выстрел в затылок.
– Ванечка!- проникновенно сказал Артемов.- Честное слово, это женщина моей мечты.
Ванечка был уже довольно хорош и потому, отважно махнув рукой, пересел поближе к Кате Остапчук, оживленно беседовавшей с кем-то из гостей. Он в своей легкой манере включился в разговор, что-то быстро сострил, а потом повел Катю курить на балкон и там долго о чем-то рассказывал. Пару раз Катя обернулась, мило щурясь, и на лице ее была написана явная заинтересованность. После перекура она вместе с Ваней подошла к Артемову и с детской естественностью спросила:
– Коля – вас ведь Коля зовут, да?- ваш друг намекнул, что вы человек очень интересной профессии.
Артемов смерил Ваню столь убедительным ненавистническим взглядом, что тот невольно поежился.
– И кое-кто имеет шанс очень быстро в этом убедиться,- сказал он вежливо.
– Ну, вы тут поболтайте,- быстро сказал Ваня,- а я пойду распоряжусь насчет горячего,- и его сдуло в кухню.
– Знаете,- сказала Катя, словно они век были знакомы,- мне даже не то интересно, что у вас профессия такая экзотическая, а то, что вы признались. Ванька ведь знает откуда-то? Я не думаю, что он пользовался вашими услугами.
– Если бы он пользовался моими услугами,- флегматично сказал Артемов,- нас познакомил бы кто-нибудь другой.
Катя засмеялась.
– А почему же вы не скрываете, что…- фраза повисла.
– Лист лучше прятать в лесу,- пожал плечами Артемов.- Все равно никто не верит.
– А если я поверю?- поинтересовалась она.
– Вы-то явно не поверите,- закинул он первую удочку.- При вашем характере интересоваться моей средой – не знаю… противоестественно как-то…
– А что вы знаете о моем характере?
– Знаю, что вы человек очень живой. А я… редко имею дело с живыми. И недолго.
Дальнейший разговор от него больших усилий не потребовал: рассказывать другим об их характерах он умел, умел и говорить то, что хотели услышать. Это была целая наука – выдавать главным образом гадости, но при этом гадости, льстящие самолюбию собеседника; заранее угадывать и опровергать контраргументы, словно угаданная мысль этим заранее обезврежена; мельком выспрашивать нужное, чтобы потом это нужное, выболтанное машинально, преподнести как собственное открытие. Существовала и масса других приемов, но по большей части в таких случаях Артемов импровизировал. Его несла неведомая сила. К полуночи он рассказал Кате об ее характере массу взаимоисключающих вещей. Надо отдать ей должное – она умела слушать: ни секунды ни кокетничала, не позволяла себе ни искусственного смеха, ни ложной многозначительности, ни картинной печали. Она легко усвоила его стиль – произнесение вслух вещей рискованных, постыдных, скрываемых. Только однажды тень задумчивости легла на ее сияющее круглое лицо.
– А занятно,- сказала она.
– Что именно?
– Как мы с вами теперь из этого будем выкручиваться.
– В смысле?
– Нет, ничего… продолжайте.
Но ясно было, что выкручиваться предстояло из взаимной влюбленности,- так объяснил себе дело Артемов, и в груди у него стало жарко. Около половины первого Катя засобиралась. Ваня смотрел на Артемова со смесью восхищения, зависти и лицемерного осуждения. Артемов вызвался добросить Катю до дома на своей «Таврии». «Таврия» была на самом деле отцовская, но иногда он ее брал.
