Серафима Жук - Хз - характер землянина
- Рыг безусловно поможет, ему я верю, на него настроюсь без осложнений, - признал Саид. - А как Сима?
- Соседняя палата, полное восстановление мягких тканей, переломы еще вчера убраны, - мурвр отвернулся и говорил на ходу.
- Кто теперь габмург?
- Он всего лишь ут-габмург, - мурвр развернулся, глаза порыжели, налились беженством. - Многовато дрюккелей в габе. Ошты крепкие ребята, проворные. Но до нейтралов им - как мне отсюда и до родной звезды. Мы не участвуем в войнах захвата и никогда, никогда не совершаем нападений первыми. Мы мурвры. Мы не подчиняемся соням, двинутым на тактике разведки и диверсии. Их вывели из пассивного состояния. Они спали два века в резерве. Два века! От них пахнет консервантом. Консервантом и агрессией. Я составил рапорт габариусу. При всем уважении... Рыг очнулся. Что я скажу ему? В габе посторонние суют жвала во всякую щель! Вооруженные ошты! Не знающие нашего закона чести ошты, которые сберегли жизнь убийцам.
Мурвр рычал и сопел, топал, бил когтями по стенам, оставляя длинные царапины - следы неугасимого раздражения. Саид шагал, гладил притихшего на плече Гава и кривил губы. Весь Уги казался вымершим. Немногочисленные пассажиры, еще не покинувшие габ, боялись лишний раз вздохнуть. Сидели по каютам и терзали информационную систему, и донимали диспетчеров, уговаривая ускорить отлет.
Отдельной группой опознавались сознания пыров. Спокойные, очень спокойные и потому откровенно жутковатые для Саида, успевшего оценить особенности этой расы. Пыры за время инцидента потеряли убитыми восьмерых. Прочие выжили и находились на восстановлении. Они знали о потерях. И теперь были вовлечены в конфликт как минимум до того момента, когда станет однозначно понятен его виновник.
Еще Саид читал сафаров - он неплохо понимал расу и по-своему уважал. Хрупкие, ранимые, общительные, доверчивые... И совершенно не умеющие менять взглядов по принципиальным вопросам. Сафаров в габе немного. Большая часть на лечении. Несколько здоровых тщательно приводят в порядок заведение Павра. Сам он хромает на сломанную ногу - трубчатые кости этой расы сложны в заживлении - топчется в середине зала и раздает указания. У Павра болит душа, о ноге он не думает. Он страдает из-за Симы. Он то и дело смахивает слезы, вспоминая, как за этим вот столиком сидел Тьюить. А там, в уголке, часто проводил вечера молодой Кьюуть, 'золотой петушок'... его уже не вернуть. Брыги тоже топчутся, помогая расставлять тяжелую мебель, роняя то один предмет, то другой и глухо ругаясь, по-своему выражая сочувствие. Все ведь знают: они с сафарами непримиримые враги, и это верно как раз до того момента, пока не грянет настоящая беда.
- Здесь, - в голосе мурвра снова возник азарт.
- Скорого результата обещать не могу.
- Тогда на кой ты нужен, бестолочь мозглявая, - разочаровался Бугз и ушел, поводя плечами и зло расчесывая когтями темечко, будто так можно унять зуд усталости. - Давай, упрись.
Последнее указание прозвучало уже издали. Саид смущенно пожал плечами и миновал порог, едва умная дверь опознала завершение процесса обеззараживания посетителя. Рыг ждал, широко распахнув желто-зеленые, наполненные болью глаза. Прожилки в сплошной - белка не видно - радужке постепенно темнели, переводя тон все ближе к карему, характерному для мурвров в умиротворенном состоянии.
- Обезболили, - покривился Рыг. И подумал очень внятно, с каким-то отчаянным остервенением: - Саид, ведь у меня система была построена надежно. Я умею отрастить ногу или там восстановить кожу. Но как мне вернуть внутреннее ощущение права носить габ-форму? Чего стоит габрал, если убивают не только безопасников, но даже пассажиров!
- Они долго готовились, - предположил Саид, занимая место у изголовья. - Ты бы лучше подумал, как ускорить лечение. Это твой габ. Твой яростный родич прав, воины дрюккели здесь - лишние. Нейтралы обязаны сберегать свой статус. Я уверен, сейчас это вдвойне важно. Ты жив. Габ уцелел. Мы сосредоточимся и найдем Тьюитя. Они не победили. Они еще в твоем лабиринте... минотавр. И ты обязан стоять в узком месте и ждать их. Не отдавай контроль ни империи, ни дрюккелям, ни иным добрым и бескорыстным помощникам.
Рыг мысленно улыбнулся. Опустил веки, почти лишенные ресниц, плотные. В тонкой, как волос, щели было заметно, как темнеет радужка. Рыг принял совет, обдумал и заставил себя успокоиться. Сейчас он желал надеть форму. Он уже делал насущное: представлял Тьюитя. Подробно, припоминал характерный поворот правой головы, небольшой наклон левой при задумчивости. Привычку топорщить перья у основания шеи, будто они чешутся... Сосредоточенное пощелкивание 'любимого клюва' - а любимым Тьюить числил левый, крупный, с дивным гордым профилем. Выпуклым в середине, заостренным у крючковатого кончика. Габмург непроизвольно чесал клюв, полировал его изгиб потертыми, слоящимися от дурной привычки перьями близ запястья руки, невесть когда переставшей быть крылом в ходе эволюции. Жмурил кожистые веки - так круши улыбаются - и с неисчерпаемой снисходительностью слушал детские колкости Симы.
'Будь у вас кепка с козырьком, я бы звала вас генацвале, да-ить', - никто не понимал этого намека. Но однажды Сима изготовила кепку. Оказалось, для головы круша очень и очень удобную. С тех пор вечерами Тьюить прогуливался после работы до бара 'Дно' или до 'Зарослей сафы' в кепках на обеих головах. Левую кепку он приподнимал, приветствуя гостей габа. До козырька правой дотрагивался, принимая отчеты сослуживцев. Тьюить при движении слегка переваливался на довольно коротких ногах, поводил боками. Он располнел в минувший год и смущался своей мешковатой, ничуть не молодой, фигуры...
- Принял, спасибо за детальность, - прошептал Саид. Дотронулся вскользь до жилистого запястья Рыга.
'Допускаю, жив. Но, если и так, очень плох, без сознания', - сообщил он, внедрив мысль в мозг напрямую. Поклонился, пожелал выздоровления. Встал, поглаживая Гава и смущенно бормоча о том, как сложно работать по наводке и как много времени приходится тратить, не имея опыта.
Рыг промолчал. Кто бы ни наблюдал за ним теперь - если велось наблюдение - не отметил бы изменения ширины щели век и на волос. Пульс не сбился. Даже Яхгль, скорее всего, сочла бы прежним видимое лишь ей поле настроения. Мурвры слабы в конспирации, им вредит прямолинейность. Зато сообщать хорошие или же соответствующие их ожиданиям новости можно без опасений. Мурвры абсолютно уверены: они правы в принятом решении. А решения они принимают быстро. Саид покинул палату, мельком вообразив, что вытворял бы прямо теперь полумертвый Рыг, окажись первым словом в послании 'мертв'.
В коридоре Саид заколебался, настороженно изучил соседнюю дверь. Гав льнул к щеке и смущенно постанывал. Дверь открылась сама, будто взгляд ее активировал. На пороге стояла, цепляясь за косяк и пошатываясь, Сима. Совершено настоящая, замечательно живая. Ей было больно, она смаргивала слезинки и улыбалась все шире, морща нос. Она смотрела прямо в глаза, как не позволяла себе никогда прежде. Смерть сквознячком протерлась по щеке, и сейчас в тепле выздоровления Сима хотела жить с удесятерённой силой. Сердце колотилось у неё в горле, заставляя плотно сжать зубы - а ну, выскочит? Пальцы слабели, тело вот-вот осело бы на пол, но Саид подставил плечо. Сунул нос в довольно светлые волосы, постриженные коротким ежиком. Закрыл глаза, замирая и медленно, очень медленно двигаясь все ближе. Так, чтобы стало тесно стоять вдвоем у этой двери...
- Саидка, - едва слышно выдохнула Сима. - А я вот, оказалась неубивайка.
На дне глаз плескалась сумасшедшая, бездонная нежность. Саид проваливался в неё без раздумий и колебаний. Глубже, глубже... На самое черное дно обморока.
Там было тихо. Там все казалось простым и однозначным.
Гав истошно взвыл над ухом.
- Не понимаю, - всхлипывала Сима у второго уха. - Да сделайте хоть что-то! Он же едва жив... Саидка...
- Истощение, переутомление, - щебетал некто, пахнущий медициной. - У него остаточная живучесть не более семи единиц. Срочно реанимируем.
- Саидка...
И снова стало темно.
Когда мрак рассеялся повторно, в палате звенела особенная, наполненная тишина. Саид нашел взглядом ее источник - пустое место у стены. Поморгал и закрыл глаза. Совершенно бесполезные. Кто будет верить им, имея дело со средствами маскировки дрюккелей? Игль жаловался, что браслеты 'потенциального противника' компактнее имперских и куда лучше передают текстуры при сложном освещении - от пяти и более разнотоновых источников.
- Их две - тех, кого я наблюдаю. Одна ушла и сейчас отдыхает, вторая тоже занята, кому следует, о том позаботились, - шепнула Яхгль. - Ты справился, помнишь себя. Не говори ей, что распознал. Не давай повода заметить.
