Мери Каммингс - Дорога домой
Выскочив из машины, Честер первым делом сунул Боберу саперную лопатку:
— Иди копай червяков! — сам принялся пока выгружать на поляну припасы.
Лесли выдала ему лески с крючками — намотанные на палочку, они традиционно хранились у нее — повесила на пояс несколько полотняных мешочков и закинула на плечо арбалет.
— Ладно, я пошла.
Озеро на самом деле было не одно, а целых три. Почти одинакового размера, соединенные протоками, сверху они, наверное, смотрелись бы как бусины в ожерелье.
Восточный берег дальнего, если считать от квадроцикла, озера густо зарос ежевичником. Вот туда и направилась Лесли, решив, что, раз девчонка слопала ягоды, нужно запастись хотя бы листьями и молодыми веточками ежевики — чай из них помогает от ангины не хуже, чем ягодный.
В воздухе веяло весной. Было странно чувствовать запах набухших почек, видеть тут и там пробивающиеся из-под земли красноватые стрелки кандыка[11] и при этом сознавать, что еще только самое начало февраля. Хотя, с другой стороны, она раньше никогда не заходила так далеко на юг…
Впереди показалась врезавшаяся в берег бухточка с полого спускающимся к воде песчаным пляжем. Обходить ее по траве было лень, Лесли спрыгнула на песок и пошла по самой кромке воды.
Влажный песок был весь испещрен следами — похоже, это место служило водопоем многим лесным обитателям. Вот приходил заяц, а вот олени — самец и две самки. Енот — длиннопалые следы похожи на отпечатки детских ладошек, несколько койотов, стая голубей… Лесли рассеянно скользнула глазами дальше и вдруг застыла, как громом пораженная — на одном из следов койота был четко различим шрам, наискось пересекающий треугольную подушечку лапы.
Медленно, не веря своим глазам, она опустилась на колени, коснулась следа пальцем, чтобы убедиться, что это действительно отпечаток шрама, а не случайный камушек. Но нет, вон еще один такой же след, и еще…
Не отрывая глаз от песка, враз охрипшим голосом она еле слышно позвала:
— Ала!
Вскочила, судорожно оглядываясь, и крикнула уже что было сил:
— Ала, Ала!
Сбоку зашуршали кусты, и оттуда выметнулась собака… еще одна, еще… Лесли успела присесть, протягивая навстречу руки, и рухнула на спину, сбитая врезавшимся в нее с налету мохнатым телом.
Обняла, как обнимала сотни раз, зажмурилась — так неистово Ала лизала ей лицо.
В бок что-то толкнулось — не открывая глаз, она протянула руку и зарылась пальцами в густую шерсть; по уху проехался мокрый язык. Собаки сопели и тявкали, подскуливали и повизгивали, терлись об нее боками и тыкались носами. Растянувшись на песке, смеясь и плача и продолжая одной рукой обнимать Алу, второй рукой Лесли тянулась к ним, стремясь коснуться каждой, почувствовать, что вот они, рядом! — и повторяла одно и то же:
— Ребятки, ребятки мои! Живые!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ала, Дана, Дымок, Юта, Крепыш и Белонос. Всё.
Лесли попыталась спросить, где остальные, по очереди называла имена — Ала лишь виляла хвостом, хотя если бы где-то неподалеку лежала раненая или больная собака, она бы непременно повела туда и показала.
Значит, всего шестеро…
Исхудали они так, что под клочковатой шерстью отчетливо выделялись ребра. У Алы правый глаз был затянут мутно-белой пленкой — наверное, веткой хлестнуло — но левый смотрел ясно и радостно.
Лесли сидела на берегу, пристроив ее у себя на коленях. Остальные собаки сгрудились вокруг; она гладила клыкастые морды, теплые уши и бока, зарывалась пальцами в мохнатую шерсть и даже не морщилась, когда от избытка чувств они прихватывали ее за руки зубами.
Ее собаки, ее верные спутники…
Теперь, когда первая эйфория прошла, нужно было быстро думать, что делать дальше. В Логово их вести нельзя, Джерико уже высказал свое мнение. Да они и не пойдут — кроме Алы и Даны, в человеческих поселениях никто из них не бывал.
Значит — пришло время ей уходить из Логова.
Если раньше Лесли собиралась бежать только весной, когда Джерико повезет ее в Форт-Бенсон, то теперь ситуация изменилась коренным образом. Стая — даже такая поредевшая и отощавшая — могла и защитить, и согреть, и загодя предупредить об опасности. Да и прокормиться вместе будет намного легче.
Куда бежать? На север, в горы, туда, где ни один мотоцикл не пройдет.
Когда? Как можно скорее!
Может, уйти прямо сейчас — просто не возвращаться к квадроциклу? Нет, лучше в последний раз вернуться в Логово и захватить с собой то немногое, что поможет ей продержаться до первого схрона: зажигалку, котелок, стрелы для арбалета и одеяло. Кроме того, уйти сейчас — значит, облегчить Джерико поиски, дать ему сразу понять, в каком направлении она сбежала.
А искать он будет, можно не сомневаться. И не только потому, что ему нужен в Логове врач, но и просто из уязвленного самолюбия. «Мне бы не хотелось верить, что ты способна меня предать!» — вспомнила Лесли его недавнюю фразу. Что ж — неприятно, конечно, что придется обмануть его доверие, но с другой стороны, ее никто не спрашивал, прежде чем привезти сюда, значит, ни о каких обязательствах с ее стороны речи не идет.
Она встала. Собаки тут же повскакивали, засматривая ей в глаза и изъявляя полную готовность идти с ней.
— Ладно, ребятки, — Лесли взглянула на солнце — до заката оставалось хорошо если часа два, ребята уже наверняка беспокоятся, но просто так оставить исхудавших и оголодавших собак она тоже не могла. — Пошли!
Все вместе они двинулись вдоль берега. Собаки то и дело озирались и, убедившись, что хозяйка здесь, с ними, радостно скалились и толкались боками ей в ноги.
Добравшись до ежевичника, Лесли нагнулась к Але:
— Ну что, поищешь для меня добычу? — повела рукой в сторону леса: — Давай, ищи! Охота!
Когда она вернулась на поляну, где стоял квадроцикл, уже смеркалось. Честер и Бобер испуганно кинулись навстречу:
— Миссис Лесли, с вами все в порядке?!
— Да, более-менее, — отозвалась она.
— Ой, вы вся мокрая!
— А это я в озеро упала, — беспечно ответила Лесли. — Поскользнулась неудачно — и прямо в воду, пришлось раздеваться и все отжимать.
Еще бы ей не быть мокрой! Собаки пригнали оленя — она подстрелила его, но пока потрошила и разделывала, заляпала штаны и футболку кровью. Пришлось по-быстрому все застирывать: сырая одежда вызовет куда меньше вопросов, чем кровавые пятна.
Зато они теперь смогут хоть немного отъесться.
Господи, как они не хотели, чтобы она уходила! С каким несчастным видом Ала смотрела своим единственным здоровым глазом!
Лесли встряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли, и весело спросила:
— Ну как, много наловили?
— Пятнадцать штук! — расплылся в улыбке Честер. — И уже всю почистили, и запекли на костре — вас ждали, чтобы поесть!
— А вот это для Хефе! — вклинился Бобер, демонстрируя четырех нанизанных на прут крупных окуней.
Она улыбалась, кивала, но на самом деле слушала их лишь краем уха, прикидывая: а может, все-таки уйти прямо сейчас? Взять котелок, зажигалку и соль; связать обоих ребят так, чтобы освободились только к утру, выпустить из квадроцикла бензин — все вместе это даст ей фору часов двенадцать…
Нет, не пойдет — ни в коем случае нельзя подсказывать Джерико направление поиска.
Бежать Лесли решила через два дня, в ночь на пятницу. Когда все в Логове уснут, пролезть под проволокой и напрямик рвануть к озеру; забрать собак и двигаться дальше на север. Идти лесом — в нем легче спрятаться, избегать дорог и безлесных равнин; костров не жечь — в крайнем случае день-другой можно прожить и на подсоленном сыром мясе или рыбе.
Опасны только первые несколько дней, через неделю она будет уже так далеко, что любая погоня станет бесполезной.
Главная задача сейчас — не навлечь на себя подозрений; до последнего момента вести себя как обычно, чтобы ничем не выдать ту радость, то ощущение свободы, которое владело ею с момента, когда она встретила Стаю…
Выпросить у Пита кожаную куртку оказалось легче легкого. На следующее утро по дороге в лазарет Лесли увидела, что склад открыт, зашла туда и завела разговор о том, что если Джерико вдруг захочет снова взять ее куда-то на мотоцикле, то теперь, после героической гибели ее жилетки… Пит даже не дослушал — провел ее вглубь склада и широким жестом указал на полку: «Выбирай!»
На полке лежала по меньшей мере дюжина курток всех цветов. По размеру Лесли подошли всего две; она выбрала ту, что подлиннее — из желтоватой кожи, с манжетами на пуговицах.
Приема в лазарете ожидали всего двое бойцов, оба с простудой. Одному она закапала в нос капли и велела прийти вечером за новой порцией, второго — с температурой и нехорошим кашлем — отправила прямиком в палату.
