Арина Алисон - Герцогиня
— Ах, граф! В вашем возрасте уже опасно делать резкие движения. Ваш тонкий слух, не воспринимающий грубые звуки мира и зоркое зрение, не желающее видеть несовершенные краски окружающие нас, могут увести вас в такие заоблачные дали, что даже слуги не найдут. При такой утонченности лучше сидеть дома, — стараясь изобразить улыбку, цедил я сквозь зубы.
Пока я осматривался по сторонам, стараясь найти пути к отступлению и свернуть за ближайший угол, этот козел, быстро семеня ногами, мчался ко мне. Если спасительный коридор располагался дальше, чем мне хотелось, граф успевал подбежать, и, схватив за руку, начинал её целовать, продвигаясь вверх к плечу.
— Несравненная! Как только я вижу вас, моя душа начинает цвести и пахнуть, как лучшие цветы вашего сада! — с противным завыванием гундосил граф между чмоками.
— Ну что вы граф! Таких цветов просто не может быть в моем саду! Столь кхм,… изысканный и насыщенный аромат мне просто не пережить, — все так же натужно улыбаясь, я пробовал вырвать свою руку.
Графу Сорку было лет пятьдесят или больше, но манера одеваться и вечная идиотская улыбка на лице, не давали возможности точнее определить его возраст. Напяливая на себя совсем уж что-то немыслимое и пестрое, он пудрил лицо и завивал волосы как наши дамы, а уж духами от него воняло так, что, находясь рядом, невозможно было дышать. Похоже, старческий маразм разыгрался у него не на шутку. На все мои намеки и конкретные указания адреса, по которому ему следовало бы идти, он не реагировал вообще. Он был похож на тетерева, токующего на лугу, и не слышащего ничего вокруг. Старый пердун был почему-то уверен в своей неотразимости и совершенно искренне не понимал, почему его ухаживания не достигают цели, и я не падаю в его объятья.
Кроме старого маразматика, еще несколько мужиков разного возраста активно и с настойчивостью, достойной лучшего применения, гонялись за мной как маньяки. Перехватывали на лестницах, в коридорах, и вообще, в любом помещении, где ни встретят, тут же спешили приложиться к руке. Дальше начинали сыпаться комплименты, от самых изысканных, до совершенно тупых и дубовых, типа:
— Ваш взор остер как удар мечом…
— Ваша походка легка, как у породистой кобылы! — выдал один гвардеец.
На сравнение с лошадью я обиделся и засветил ему в глаз от всей души, после чего, получил дополнение в виде того, что мой удар подобен удару копытом. Чтоб не разочаровывать бедолагу «лягнул» и по второму глазу.
Но круче всех меня доставал граф Дубской. Этот тип здорово смахивал на образ поручика Ржевского, столь любовно описанный в наших анекдотах. Лет тридцати, высокий ростом, с лицом и фигурой, обычно нравящимся женщинам, он, только завидев меня, с напористостью танка шел на абордаж, стараясь зажать меня в углу и облапать.
Мое мнение по поводу его ухаживания, в качестве фонарей под глазами, он носил как медали, радостно скаля зубы. Раза три, получив наш совместный с Оррой, постоянно ходившей за мной, намек отстать, его уносили без сознания. В качестве оружия она повсюду таскала с собой дубец из дерева твёрдой породы. Вообще-то, она больше всего предпочитала лук, но в условиях дворца, применение оного было затруднительно. Тем более что убивать кого-либо было бы нежелательно. И как только ухажеры становились слишком навязчивыми она, крутнув в руках дрын, давала понять, с чем нахал может столкнуться. Если и это не помогало, то пускала оружие по назначению. Основная часть поклонников намек понимала сразу, но на графа Дубского действовал только контактный метод увещевания.
Дня три после этого мы могли свободно передвигаться по дворцу. Однако, придя в себя, он снова принимался за старое. Не только я, но даже Орра бледнела, завидев этого козла на горизонте.
Только сейчас я по-настоящему прочувствовал, как это быть женщиной. Это же просто кошмар какой-то. Эти козлы не реагировали ни на намеки, ни на прямое посылание, считая, что это я таким образом цену себе набиваю.
Помнится, слышал как-то, что почти все красивые женщины несчастны, и был даже немного удивлен такому утверждению. Но если не брать во внимание тех, кто торгует своей внешностью, большая доля правды в этом есть. В литературе всех времен и народов красивые, имеющие статус богатой невесты или занимающие высокое положение женщины были окружены огромным количеством желающих заполучить их в собственное пользование. Заполучатели часто не учитывали мнения невест на этот счет, а методы достижения цели временами были настолько драконовскими, что не всякая могла пережить подобное ухаживание.
Ничего серьезного я не мог противопоставить так называемым воздыхателям. Меня и так многие винили и ненавидели за казни во время попытки переворота. Даже показания свидетелей, которых мы себе обеспечили, чтоб подтвердить, что было реальное нападение, только частично срабатывали. Среди придворных ходили слухи, что тех заставили поклясться под угрозой смерти.
Если я сейчас попытаюсь как-то более радикально избавиться от ухажеров, это может еще сильнее ухудшить мнение большинства обо мне лично и о Службе Безопасности в частности. Если собственный имидж меня мало волновал, то ухудшать и так нелестное мнение о Департаменте не стоило.
Свои способности мне тоже нельзя было светить, слишком многие следили за тем, как проходит процесс обольщения. Как только станут известны мои умения, нож или стрела из-за угла мне будут обеспечены в самом скором времени. Могут и ведьмой обозвать. Хоть в Родэне не столь нетерпимое отношение к магам и колдунам, как в моем прошлом мире в средневековье, но все же более жесткое, чем в Трании. Вот и приходилось избегать ухажеров естественными путями.
С наступлением весны штат озабоченных моим соблазнением увеличился. Дошло до того, что мы с Оррой начали передвигаться по дворцу перебежками, стараясь избежать встречи с воздыхателями.
На балу, посвященном Дню Рождения Королеве, после многочисленных выступлений приглашенных бардов, выйдя на середину зала, потребовал полной тишины. Поздравив от всей души свою сестру, я спел для нее хвалебную песню, написанную Арамисом Лаэрским в стиле, принятом при дворе. После этого, по просьбе Нираны, исполнил еще несколько песен.
Для одной из них я переоделся в костюм гвардейца, и двигался по залу, напевая куплеты прапорщика Ушицы (муз. М. Дунаевского, сл. Л. Дербенева), стараясь копировать походку графа Дубского, для чего слегка прихрамывал на ногу:
Любовь — смешенье огня и льда.
Кому — нектар, кому — отрава.
Для жалких штатский любовь — беда!
А для меня одна забава!
В процессе исполнения подошел к стоявшему в первом ряду графу и, подкручивая воображаемые усы, исполнил припев, глядя прямо ему в глаза:
В любви знаю тактику свою.
В этом деле как в бою —
Бесед галантных не веду!
В любви не одну я крепость брал,
А если что-нибудь соврал —
То пусть взорвется наш редут!
К моему огорчению, этот солдафон намек не понял и, расправив спину, поглядывал на окружающих с довольным выражением лица, типа, вот — смотрите, какое внимание она мне оказывает. Я чуть не взвыл от расстройства.
К началу лета меня все так достало, а от забот и обязанностей уже тошнило, что я стал серьезно подумывать об отъезде. За последний год положение короля стабилизировалось. Не последнюю роль в этом сыграло родство с Кондорами, которые привлекли на нашу стороны большое количество своих родственников и друзей. Поддержка мелкого дворянства, чьи сыновья сейчас составляли королевскую гвардию, так же укрепляла позиции. Благодаря разборкам с заговорщиками, казна существенно пополнилась, и Служба Безопасности имела средства для увеличения штата шпионов…
Прикинув все за и против, я решился на беседу с сестрой. После долгого и тяжелого разговора с Нираной и Кэнтаром, передал всю документацию новому Главе Безопасности, предложенному Фэртом Кондором и старшему из братьев Лаэрских, назначенному помощником Главы. Еще целый месяц объяснял, показывал и рассказывал им обо всем, что знал и слышал. По поводу тайных ходов и Сэта, решившего остаться в замке, говорить никому не стал. О них знало лишь королевское семейство, четверо из моей команды, остающиеся в качестве личных телохранителей и Нинэя.
Распрощавшись с близкими, тайно для всех остальных уехал из дворца. В первую очередь отправился в имение к Рэму, а дальше буду смотреть по обстоятельствам. Орра и Кай очень обрадовались такому моему решению. Им, детям степей, привыкшим к свободе и большим пространствам, в королевском замке было очень плохо и тяжко.
Когда я вернулся домой, родные, устроили грандиозный праздник, на который собрались все жители двух имений. Шум и толпы народа мне надоели еще во дворце, но окружающие так радовались, что было как-то неудобно портить им настроение. Пришлось делать радостный вид, и подключаться ко всем мероприятиям.
