Алексей Погорелый - Тихий конец света
— Ну, мудак! — ругался Артем, возмущенно жестикулируя, — стекло разбил! Одна дырка в решетке — и ту нашел, баран! Я к главному. Пусть заварят эту дырку чертову. — Санитар нервно развернулся и вышел из палаты, оглашая коридор невнятными словами своего южного наречия.
Илья устало присел на кровать рядом с привязанным парнем.
— Чайка, — сказал больной.
— Что? — повернулся Илья.
В глазах пациента появилось осмысленное выражение:
— Меня зовут — Чайка.
Илье на мгновение показалось, что у него в голове произошло какое-то хаотическое движение. Как будто мысли приобрели физическую плоть и, толкаясь изнутри в стенки черепной коробки, пронеслись в неизвестном направлении. Он вспомнил кабинет главврача и Матвея, который говорил, что он не чайка, чтобы летать. Илья посмотрел на Матвея, тот ответил спокойным, мудрым взглядом своих разноцветных глаз.
— Как тебя зовут? — зло спросил Илья больного.
— Чайка, — уверенно ответил парень.
— Это кличка твоя?
— Меня зовут — Чайка, — уверенно сказал парень, твердо глядя Илье в глаза.
Илья вышел в коридор, сел на застеленную кровать — дежурный пост Артема, и нервно закурил. Из туалета напротив, приглушенный дверью, раздавался постоянно бубнящий голос, который мешал Илье обдумать ситуацию. Илья поднялся и резко дернул дверь на себя. В туалете собралась кучка дымящих сигареты пациентов. Напротив них стоял Ленин. Вся компания перепугано уставилась на санитара.
— Что делаете? — спросил Илья.
— Я политику партии народу объясняю, — ответил Ленин, сразу успокоившись при виде Ильи. — Несу правду в массы, так сказать. — Ленин пригладил ладонью густые каштановые волосы. Именем вождя пролетариата его обозвали за аккуратную бородку клинышком, которую раз в неделю любовно подстригала маникюрными ножницами одна из пышнотелых кухарок. У нее с Лениным был роман, на который снисходительно смотрело начальство. Кроме бородки, Ленина и вождя пролетариата друг с другом ничего не связывало. Но, когда кличка прижилась в организме больного, она начала наглеть и прибавила к его лексикону слово-паразит «товарищи». Шестидесятилетний псих со стажем поездил на своем веку по стране советов — он был инженером-геологом. Ленин сидел в психушках всех союзных республик и на пенсии прописался в двенадцатом отделении. Главврач десятки раз переводил Ленина из надзорки в более спокойные и чистые палаты, но пациент начинал специально хулиганить, чтобы вернуться к своему приятелю Философу. Ленин был тихим, спокойным пациентом и никогда не создавал проблем для персонала. Но иногда Ленина заносило, и он начинал проповедовать больным в туалете, в основном то, что подслушал у Философа.
— Ну, объясняй, свою политику партии, — сказал Илья, незаметно включил диктофон в кармане и сел обратно на кровать, оставив дверь открытой.
— Существует механическая конструкция, — деловито начал Ленин. В процессе речи его голос креп и приобретал устрашающие интонации. — Она представляет собой космический корабль, который постоянно находится на орбите Земли. Он не виден в телескопы и не обнаруживается радарами. Для него не существует пространства и времени, он может быть одновременно в разных местах. Этот механизм создал Всевышний с целью программировать людей при рождении! — Ленин со значением выставил палец вверх, указывая на грязный потолок сортира. Публика задрала головы и Ленин, удовлетворенный эффектом, продолжил. — Космический корабль стреляет в новорожденных детей пучками информации, которая сохраняется в правом полушарии мозга и в определенные моменты жизни заставляет человека делать те или иные вещи. То, что мы сидим в психушке, товарищи, предопределено Всевышним! И заложено в нас с детства!
— Все, — сказал Илья, — разбегайтесь. Сейчас всевышний главврач придет судьбу дырки в решетке предопределять.
После глобальных открытий Ленина больные начинали нервничать, и приходилось использовать на них в два раза больше медикаментов, что плохо отражалось на маленьком бизнесе Ильи.
* * *После обеда Илья улегся читать на своем месте дежурства, кровати возле выхода из надзорной палаты. Периодически он поглядывал поверх страниц на своих подопечных. Из двадцати коек двенадцать занимали пациенты. Паша — невысокий, с тонкими конечностями, брюшком, как у беременных, имел оплывшее лицо алкоголика с бесцветными, водянистыми глазами. Любимое слово Паши, которое высказывалось в любых ситуациях, было — ротожопа. Павел обожал вываливать на койку свой хлам, состоящий из разноцветных пуговиц, игрушечных автомобилей, клубков ниток и другой безопасной для него и остальных дребедени. Он перебирал и перекладывал эту кучу барахла с одного места на другое и приговаривал: «Деньги, деньги. Доллары — рубли — копейки». Гриша терпеть не мог Пашу и устраивал ему мелкие пакости. То в морду легонько даст, чтобы следов не оставлять, то нассыт ему на кровать или в бутылку с питьевой водой. Конечно, Григорий проводил свои экзекуции втайне от санитаров.
Рядом лечился молодой лежачий парнишка, он постоянно качался на кровати и кому-то тихо стонал: «Да, да, да…». Парня приходилось насильно поднимать для того, чтобы накормить с ложки и отвести в туалет. По его невнятному бормотанию при первичном опросе, можно было понять, что он добивался от духов ночи посвящения в колдуны. Нажрался грибов, совершая обряд, и попал в магический круг. Только он не знал, что круг называется двенадцатым отделением. После пары доз галоперидола он вообще перестал реагировать на окружающий мир. Его бесконечное «да» порядком раздражало. С кем он соглашался было известно только ему, наверное, с духами.
Машка — дурачок лет двадцати. Илья вспоминал, как уголовники убедили Машку в том, что он сын мэра города. И ему, Машке, только стоит написать письмо высокопоставленному папе, как тут же он окажется на воле. Машка сразу же согласился, уголовники достали ручку с листом бумаги и дружно помогали составлять просительное послание. Когда пришел настоящий отец Машки, они торжественно вручили ему письмо, а Машка орал на всю больницу, что ему подменили папу.
Певец Филя сидел под койкой, его вытаскивать оттуда было бесполезным занятием — он сам выходил, когда считал нужным.
Гриша, Ленин и Философ передавали по кругу баклажку с чифирем — Григорий имел право на употребление чая, данное главврачом. Матвей спал. На его славянском лице с переломанным носом не отражались муки ада. «Странно, — подумал Илья, — первый раз такое вижу». Поп воткнулся в Библию, спеленатый Чайка смотрел в потолок, наверное, ему виделось небо. Двое неудавшихся самоубийц, притворились спящими. Такие всегда впадали в депрессию после сорванной высшими силами попытки покончить с жизнью. Что поделаешь, на каждого у Бога свои планы, как говорил Философ. Жизнь не удалась, и убить себя не получилось. Полный крах. Два взрослых, приличных с виду мужика. Один выпрыгнул из окна седьмого этажа гостиницы. Упал на раскидистый каштан и приземлился в жесткий кустарник. Кроме густой сетки царапин по всему телу — никаких повреждений. Вывод? Надо изучать место приземления. Второй бросился под поезд метро. В итоге сломанная рука. Попал между колесами в технический желоб. Вывод? Плохо рассчитал момент прыжка. Скорее всего, они об этом и думали, бедолаги, коря себя за такие глупые промахи. Потому что решиться на самоубийство стоит волевых героических усилий. И все напрасно. По закону самоубийц принудительно кладут на обследование, как лиц, потенциально опасных для самих себя.
Филя выполз из-под койки и пошел в туалет, что-то пряча в кармане. Илье было по фигу — за сортир отвечал Артем. Через минуту со стороны туалета раздались истошные вопли. Илья вскочил с кровати и бросился на крик. Бывший борец Артем заломил руку одному из уголовников. Урка лежал тихо, припечатанный мордой в кафельный пол. Верещал, прикрыв голову руками, забитый в угол Филя.
— Заглохни! — гаркнул Илья, — пошел в палату быстро! — Для ускорения процесса Илья пнул Филю ногой по заднице. Потом нагнулся над поверженным уголовником, заглядывая тому в лицо. — Ты зачем его бил?
— Он, сука, говно жрал! — прохрипел урка. — На хлеб намазывал и жрал.
— Дергаться будешь? — успокоился Илья.
— Нет, — прокряхтел уголовник.
Артур отпустил захват. Уголовник поднялся, растирая плечо.
— Как мне здесь все… — уголовник презрительно сплюнул в сторону. — На зоне и то лучше.
Вечером санитары скорой помощи привезли новенького. Жирный потный наркоман Веня числился постоянным клиентом двенадцатого отделения. Его запястья плотно облегали окровавленные бинты. Чтобы избавить сына от пристрастия к наркотикам, отец закрывал Веню в пустом подвале. В самые страшные моменты ломки, Веня перегрызал себе вены, за что и получил кличку. Сейчас, накачанный физраствором и транквилизаторами он, дрожа всем телом, сидел на кровати, распространяя вокруг запах ацетона, выходившего из организма с потом.
