Хольм Ван Зайчик - Дело незалежных дервишей
Бек видел. Бек много чего видел.
– Щанцевый инструмент в отличном состоянии, – сказал он.
– Что? – растерянно спросил Богдан.
Взгляд бека стал озабоченным.
– Автоматы десантные, с укороченным прикладом. Да. Кучно бьют.
– Что? – совсем обалдел Богдан. – Бек, это же игрушки!
– Я знаю, – сдержанно ответил бек, – ты великий юрист. – Чуть помедлил и добавил: – Хорошо, что я прилетел.
– О Господи, – сказал Богдан и умолк.
Бек, видимо, почувствовал, что малость переборщил. Пошевелил бородой, потом покосился в сторону Богдана, чуть улыбнулся. Положил коричневую руку Богданцу на колено.
– Фирузе тебя очень любит, – сказал он мягко. – И я тебя очень люблю. Сказано в суре «Корова», аяте двести десятом: «Их постигали бедствия, огорчения, они потрясаемы были так, что посланник и с ним верующие говорили: когда же нам помощь Аллаха? Смотрите, помощь Аллаха близка».
Готель «Меч Пророка»,
9 день восьмого месяца, средница,
ближе к вечеру
Готель «Меч Пророка» стоял в тихом, живописном месте, на берегу небольшого искусственного пруда. Построен он был, видимо, где-то в конце пятидесятых, в экономном и строгом «черемушкинском» стиле; искусный архитектор ухитрился даже минарет и купол приготельной мечети выдержать в свойственных «черемушкам» серых тонах. Привратник, приветливо кланяясь, выбежал навстречу беку и Богдану, когда они вышли из «тахмасиба»; завидев же неторопливо вкатившейся во двор вслед за «тахмасибом» автобус, он растерялся. Когда из автобуса молча вышли первые человек десять, он, похоже, хотел было возмутиться; когда, держа руки на саблях, вышли вторые десять, он остолбенел. Когда вышли все тридцать три, он стал улыбаться так, что уши у него съехались на затылке. Богдан подумал даже, что уши пребудут там все то время, пока бек и его семья осчастливливают готель своим пребыванием. Спустя минуту неутомимый Кормимышев уже метал на брусчатку багаж.
Заселение прошло без эксцессов. Беку ответили весь третий этаж.
– Теперь, бек, мне нужно в больницу, – сказал Богдан, убедившись, что гости обрели и кров, и стол, и все потребное правоверным для вечерней молитвы. Бек, укладывая в специальный ларец снятые с бурки ордена и медали – оставил он лишь два самых сверкающих и крупных, – улыбнулся и ответил:
– Теперь, минфа, и мне нужно в больницу.
– Бек, я к жене, – немного смущенно объяснил Богдан и с некоторым усилием добавил: – К младшей…
– Сказано в суре «Корова», – ответил бек, – в аяте двести двадцать втором: «Жены ваши нива для вас: ходите на ниву вашу, когда ни захотите, но прежде делайте что-либо и в пользу душ ваших».
– На что ты намекаешь, почтенный Ширмамед?
Бек поднял указательный палец, как бы призывая Богдана подождать минутку, и негромко сказал в пространство:
– Кормиконев, поди сюда.
Невесть каким чудом услышавший его с третьего этажа могучий красавец Кормиконев с грохотом ссыпался в вестибюль по широкой лестнице, застланной ковром потертым, но по-прежнему хранящим обаяние приятного правоверным узора, – и замер перед беком.
– Каждый номер на ночь дежурного ставит, – сказал бек. – Дежурный слушает, смотрит, бережет. И от телефона не отходит. Чуть что – отзванивает мне на мобильный. Да пребудет с вами милость Аллаха!
– Аллах акбар, – сдержанно согласился Кормиконев.
Бек слегка поднял левый рукав и посмотрел на часы.
– Мы хорошо приехали, – сказал он и с благодарностью взглянул на Богдана. – До намаза еще двенадцать минут. – Он слегка поднял правый рукав и, словно не вполне доверяя строителям здешней мечети и развешанным по стенам в соответствующих местах стрелкам-указателям, посмотрел на компас. Чуть покрутил головой, ориентируясь, коротко и четко показал пальцем и распорядился: – Мекка там.
– А ты не будешь молиться со своими воинами? – осторожно осведомился Богдан.
– Ты спешишь к жене, – сказал бек. – Мое сердце не камень. И потом, Богдан… Идем к повозке. – Они пошли. Служитель окаменело улыбался им вслед, отслеживая Ширмамеда всем корпусом, словно военный радар, неутомимо ведущий цель. – Пророк заповедал правоверным в дни мира молиться по часам. Но в дни войны – до битвы и после битвы. Дай Аллах, чтоб я ошибся, но сдается мне – мы с тобой сейчас на войне.
– Господи, спаси и помилуй! – ответил Богдан.
Больница «Милосердные Яджудж и Маджудж»,
9 день восьмого месяца, средница,
еще ближе к вечеру
– Вот теперь мы поговорим, – сказал бек, когда Богдан, аккуратно вырулив со двора готеля, бросил «тахмасиб» в створ прямой и малозагруженной в этот час улицы Тарсуна Шефчи-заде. – Теперь мы сделаем для душ наших. Ибо что объединяет сейчас наши души?
– Что?
– Забота о делах. Забота о стране.
– А, – сказал Богдан. – Ну да.
– Пока едем, расскажи, что за дела. Я из письма понял, что Жанна уехала и пропала.
– Если ты понял лишь это, бек, – а, собственно, ничего иного я и не писал… Почему ты взял с собой целую армию? Скажи честно?
– Это не армия, это родственники, – сказал бек. Помолчал. – Ты спросил странный вопрос, Богдан. Даже не знаю, как ответить. Ты сам ответил, когда спросил. Там, где не пропадают молодые женщины, воины не нужны. Там, где пропадают молодые женщины, воины нужны. Да. Ты написал, что Жанна пропала. Значит, ты написал, что воины нужны. Или ты решил, что она просто сбежала от тебя, не сказав ни слова? Прости, конечно. Да.
Богдан покраснел.
– Честно говоря, мне и такая мысль в голову приходила.
Бек фыркнул.
– Я накажу дочь, – сварливо сказал он. – Раз ее мужчина мог подумать такое о себе, значит, она плохо его любит.
– Бек, да Господь с тобой… – испугался Богдан. Бек успокоительно тронул его за локоть.
– Не нервничай. Потом накажу. Когда Фирузе перестанет кормить дочку грудью.
Богдан не сразу нашелся, что ответить. Взглянул на орлиный профиль Ширмамеда. Потом пролепетал:
– Нет, ну ты же сам сказал только что: любит…
Ширмамед досадливо поморщился и объяснил:
– Внутри себя она тебя очень крепко любит. Это знаю. Но, может, снаружи – плохо умеет. Так бывает. И хватит о женщинах! – уже откровенно раздражаясь, повысил он голос. – Ты будешь мне рассказывать о делах, наконец? Или французская молодица помрачила твой разум?
– Да, в общем, где-то помрачила, – пробормотал Богдан и коротко ввел бека в курс того, что успел увидеть и подумать сам. Речь не клеилась; легкий участок дороги оказался короток, заманчивая магистраль Шефчи-заде через каких-то две ли вся оказалась перекопана и пошли сплошные объезды и хлипкие настилы над раскопами. Даже железные нервы Кормибарсова в конце концов не выдержали и он, с отвращением озирая громоздящиеся повсюду кучи земли и щебня, уронил:
– Здесь живут плохие мусульмане.
– Почему? – спросил Богдан, терзая переключатель скоростей.
– В суре «Преграды», аяте пятьдесят четвертом, сказано: «Не производите расстройства на земле после того, как она была приведена в благоустройство», – пояснил бек; затем повозку подкинуло, и бек ляскнул зубами. – Будто Коран не для них писан. Да. – С осуждением добавил он. Тут повозка извилисто вписалась в очередной поворот между рвами, и открылось очередное помпезное здание, фасад коего был украшен огромным портретом улыбающегося Кучума и надписью: «Пророк гуторiл с правовiрными по-асланiвськi!» Бек изумленно крякнул, а потом проговорил: – А, понял. Они ж, видать, и по-арабски-то не знают. Да.
– Вот и получается, – остервенело вертя баранку, подытожил свой рассказ Богдан, – что я ничего еще толком не видел и не уразумел.
– Этот Абдулла будет здесь?
– Думаю, да.
– Интересный человек.
– Неоднозначный, скажем так.
– Значит, что у нас есть? – Бек принялся загибать коричневые сухие пальцы. – Вооруженных много – раз. Окопы и траншеи – два. Цзиньчжи шо ханьхуа – три. Твой друг где-то бродит без связи, на него убийство вешают – четыре. Все?
– Вроде все…
– Ты мужчина или курсистка в парандже? Что такое «вро-де»? Да или нет?
– Нет! – громко и решительно сказал Богдан. – Не все! Пять! Мне покою не дает эта фраза Кучума: я уверен, что вашу жену найдут.
– Хороший человек. Утешить тебя хотел. Обдумывай слова тех, кто тебя огорчил; лелей слова тех, кто дал тебе надежду.
– Это из какой суры? – спросил Богдан, пораженный чеканностью формулировки. Бек шевельнул бородой и честно ответил:
– Это я сам.
Богдан, на миг оторвав одну руку от баранки, показал беку большой палец. Бек приосанился, по-орлиному расправив плечи.
– Понимаешь, ата… Он будто приказ отдал. Прямо при мне, чтобы времени не терять – но чтобы я этого не понял. И Нечипорук тут же козырнул: я вас оставлю, у меня дела – и ушел.
Бек резко, всем корпусом повернулся к Богдану и уставился ему в лицо.
