Анна Малышева - Задержи дыхание (рассказы)
«Поезда, поезда… Больше мне никуда не поехать. Я хорошо держался у стойки портье. Стоял твердо, не кашлял, сказал, что проживу здесь пару дней. Тот не заметил, что я умираю. Что мне нужен только ключ от номера, но не билет на поезд, который он предложил заказать. Что этот номер станет моим депо, конечной станцией. Что я устал бежать…»
Следующая фотография. На снегу — растоптанный ельник, алые гофрированные гвоздики. После, оставшись один, он, задохнувшись ледяными комками боли и морозного воздуха, грыз эти цветы, вытаскивая зубами длинные белые основания ярких лепестков. А после брел к воротам, мучительно выискивая на дорожке гладкие, крепкие следы ТОГО ЧЕЛОВЕКА рядом с узкими следами брата. На похоронах матери были всего трое — он, брат и ТОТ.
Он так нажал на карандаш, что проткнул глянцевую бумагу.
Глядя на последнюю фотографию, на двоих людей, стоящих в ограде новенькой могилы, он брезгливо и зябко вздрогнул, как всегда, когда ему вспоминалось, как крепко и упорно держал его за руку ТОТ ЧЕЛОВЕК, словно опасался, что последняя жертва убежит.
Он поставил крест и отшвырнул в сторону снимки. Темнело. В дверь деликатно постучались, но он не ответил. Это звали к ужину, а есть он не хотел и не мог. Он был почти счастлив, впервые за долгие годы, потому что ему все-таки удалось сбежать от ТОГО. «Значит, я умру здесь, — подумал он. — И ТОТ не найдет меня. Я убежал слишком далеко, менял поезда, делал пересадки. МЕНЯ он хоронить не будет!»
Сумерки заполнили комнату, и единственным светлым пятном в ней оставалось большое зеркало, висевшее напротив кровати. Словно слепой глаз, покрытый бельмом, оно смотрело на худого человека, корчившегося на смятой постели.
Внезапно он подскочил и вытер испарину со лба:
— Дверь? Кто отпер дверь? Ведь я не отпирал!
Но дверь отперта, он видит это, и там, в дверном проеме, где видна столовая, сидит вся его семья. Мать, отец, братья, сестра и обе тетки. Они ужинают, деликатно постукивая ножами и вилками, тихо переговариваясь между собой. Родители о чем-то совещаются, братья спорят — оба собирают марки и никак не могут договориться о том, какие серии предпочесть. Тетки сосредоточенно жуют, тряся морщинистыми зобами и кружевными жабо. Сестра задумчиво улыбается, накручивая на указательный палец густую прядь русых волос. Один прибор пуст. Кого-то ждали, но начали ужинать без него.
— Меня! — он встал с постели, сделал шаг. — Я всегда приходил последним!
Он бросился к двери, но натолкнулся на невидимую преграду.
Однако его заметили, все сидевшие за столом обернулись. Мать сдвинула брови, отец качнул головой, тетки, вздрогнув, снова принялись жевать. Братья засмеялись, а сестра ласково поманила его к себе, указывая на пустой прибор.
В глубине столовой открылась дверь, и вошел ТОТ ЧЕЛОВЕК.
— Нет!
ТОТ бесцеремонно подсел к сестре, положил на колени накрахмаленную салфетку, взял вилку и нож.
— Нет!
Он сделал рывок, пытаясь войти в столовую, и откуда-то издалека услышал звон бьющегося стекла. Ему удалось преодолеть невидимое препятствие как раз в тот миг, когда сестра любезно передала ТОМУ ЧЕЛОВЕКУ масло и хлеб. Он все-таки успел.
* * *— Жилец не выходит вторые сутки, а номер оплачен до…
— Не отвечает, не отпирает, я столько раз пыталась достучаться!
— Ломаем дверь?
Портье, горничная и слесарь ворвались в номер и тут же замерли, теснясь на пороге.
— Я сразу понял, с ним что-то не так, — после короткой паузы сказал портье. — Бледный как смерть, руки дрожали…
— И я! — воскликнула девушка. — Я тоже заметила. Он… А зеркало разбито! Надо же, а казался таким тихим!
Она сделала шаг и машинально наклонилась, чтобы подобрать осколки, но портье ее остановил:
— Что зеркало! Он мертв! Кто его хоронить будет?! За чей счет?! Хотя… Нужно просмотреть вещи. Вдруг есть завещание или предсмертная записка. Не трогайте тело, слышите?!
— Здесь только фотографии… — Девушка подошла к постели. — Все похороны, похороны… И везде поставлены кресты. На пустом месте. Зачем?
— Ничего не трогай!
— Но, — горничная робко взглянула на своего начальника, — где тот, второй?
— Что? — бросил портье, внимательно рассматривая тело постояльца, лежавшее перед разбитым зеркалом. Из рамы вдруг вывалился осколок, и все разом вздрогнули. — Какой второй?
— Ну тот, кто был с ним, — боязливо пояснила горничная, стараясь не смотреть на труп. — Я еще удивилась, почему вы сдали одноместный номер двум людям, но…
— Двум? — возмутился портье. — Он был один!
— Я ухожу, — внезапно заявил слесарь. — Если это убийство, расхлебывайте сами!
— Я видела двоих… Второй шел за ним… — уже еле слышно шептала девушка. — То есть мне казалось, что видела…
— То есть показалось? — с нажимом уточнил портье.
Та, нервно сглотнув, кивнула.
— Ну вот что, — портье заговорил громко и уверенно, окончательно придя в себя. — Неприятностей у нас достаточно. Сейчас я вызову врача, а там видно будет, самоубийство это или что другое. Крови нет, шея целая, разве что таблеток наглотался… Записки нигде не замечаю. Все это может нам повредить. Если пойдут слухи, от номера начнут шарахаться, как от чумы… И зеркало нам будет чего-то стоить… Ладно, ты можешь идти! — Он жестом отослал слесаря. — А ты приберись, как следует, когда его отсюда унесут. И никому ни слова!
Горничная что-то пискнула в ответ и метнулась было к двери, но мужчина ее остановил.
— И главное, больше не заикайся о ТОМ, втором. — Портье больно сжал ее локоть и тут же отпустил. — Потому что я его тоже, кажется, видел, — негромко добавил он, когда девушка скрылась за дверью.
Два по цене одного
Наверное, только автокатастрофа и указала мне верный путь. Ничто иное не смогло бы пробудить меня от спячки, которая длилась уже почти тридцать лет — всю жизнь. У меня была работа (в банке), квартира (небольшая, но обставленная со вкусом), мать (заботливая и педантичная), невеста (мы решили подождать со свадьбой, чтобы накопить денег на стиральную машину). Жил ли я счастливо, не знаю, но меня ничто не тревожило. Нужен был удар, чтобы проснуться, и я получил его как-то утром, в центре города.
Столкнулись две машины. Две маленькие желтые машины, совершенно одинаковые. Это случилось у афишной тумбы, заклеенной одинаковыми плакатами. В наш город приезжала какая-то певичка, а поскольку мы живем в провинции, больше клеить было нечего. Вокруг сразу собралась толпа, все громко кричали, и каждый высказывал свое мнение о том, кто из водителей виноват. У меня тоже имелось свое мнение — никто! Машины были изуродованы одинаково, и оба водителя, распахнув помятые дверцы, ошеломленно стояли, потирая виски и разглядывая друг друга, как во сне. Я стоял в первом ряду зевак и видел, как явились патрульные. В одинаковой форме они были похожи друг на друга, как близнецы. Все говорили одновременно, и я слышал сквозь бурный гул голосов, что говорят они одно и то же. Мне стало скучно, и я отправился наконец своей дорогой, в гости к невесте.
Я нес ей подарок — глянцевый календарь на следующий год, иллюстрированный репродукциями знаменитых женских портретов эпохи Возрождения. Я купил два по цене одного — в магазине была распродажа, а я ни одной не пропускаю. Второй календарь — для матери. На обеих обложках бледная женщина прижимала к бескровным губам тяжелую черную флейту.
На следующий день, придя на работу, я разговорился с коллегой. Он тоже бухгалтер, мы уже пять лет сидим рядом. Я рассказал ему о вчерашней автокатастрофе. Он уже знал о ней из газеты (я выписываю такую же), но позавидовал, что я все видел сам. Мы договорились пообедать вместе.
Во время перерыва, в кафе, он поздоровался с девушкой за соседним столиком. На ней был серый английский костюм в клетку. Мой приятель представил нас (он знает ее давно, она работает на почте) и спросил, как поживает ее пекинес (собака приболела, ее пришлось отвезти в ветеринарную лечебницу, а это недешево). Мы выпили кофе, я хотел закурить, но пачка оказалась пуста. У моего приятеля тоже. «Схожу за сигаретами, — сказал я. — Тебе купить?» Тот дал мне денег, и я вышел на улицу. Табачный магазин был за углом. Возле него я увидел девушку в сером английском костюме. В клетку. Она вела на тонкой цепочке пекинеса. На вид он был совершенно здоров. Я так уставился на девушку, что та несколько раз изумленно обернулась.
Понимаете… У нее было то же лицо, как у той, в кафе.
Каждое утро моя мать начинает с того, что отрывает очередной листок с календаря, открывая то арфисток с бриллиантовыми фероньерками на лбу, то японских гетер, готовящихся к состязанию, и те же самые картинки в той же последовательности наблюдает на другом конце города моя невеста. Они обе очень пунктуальны. Мы почти накопили денег на стиральную машину, так что свадьба скоро. Счастлив ли я? Да, почему же нет. Но я коечто знаю. В этом городе точно есть дверь, которую я никогда не открывал, но за которой мне наверняка не удивятся. И там — тот же иллюстрированный календарь, такая же мебель в гостиной и… Та же невеста. Два по цене одного.
