Чайна Мьевиль - Город и город
Тамошнее сближение предоставляло нам уникальную возможность посмотреть через простую физическую границу и заглянуть в соседний город. Позади, по ту сторону ничейного пространства и за обращённым к нам тыльной частью уль-комским контрольно-пропускным пунктом, небольшая группа офицеров милицьи стояла вокруг официального автомобиля, чья мигалка вспыхивала так же помпезно, как наша, но другими цветами, снабжённая более современным механизмом — она по-настоящему включалась-выключалась, а не затемнялась крутящейся шторкой, как лампа в наших мигалках. Уль-комские полицейские огни — красный и более тёмный синий, чем кобальтовый в Бещеле. Их машины — угольно-чёрные обтекаемые «Рено». Я помню времена, когда они ездили на уродливых маленьких «Ядайи» местного производства, ещё более коробчатых, чем наши.
Пограничник повернулся и взглянул на них.
— Нам пора, — сказал я ему.
Сотрудники милицьи находились слишком далеко, чтобы можно было различить какие-то подробности. Но они чего-то ждали. Пограничник, разумеется, продолжал отнимать время — мол, может, ты и полищай, но специальной подготовки не получил, а вот мы следим за границами, — но в конце концов, не ища предлогов поступить иначе, несколько язвительно отсалютовал и жестом указал нам ехать, когда поднялись ворота. После Бещеля сама дорога сотню метров или около того ничейного пространства ощущалась под шинами иначе, а затем через вторые ворота мы попали на другую сторону, где навстречу нам двинулись одетые в форму милицьонеры.
Раздался скрежет. Автомобиль, который мы видели застывшим в ожидании, рванулся по внезапной крутой кривой, обогнул приближающихся офицеров и отрывисто и резко вякнул сиреной. Из него появился человек, надел форменную фуражку. Он был немного моложе меня, коренастый и мускулистый, двигался с властной быстротой. На нём была официальная серая форма с эмблемой ранга. Я попытался вспомнить, что она значит. Пограничники в удивлении застыли.
— Достаточно, — крикнул он, отсылая их взмахом руки. — Теперь дело за мной. Инспектор Борлу?
Он говорил по-иллитански. Мы с Дьегещтаном вылезли из машины. Он не обратил внимания на констебля.
— Инспектор Тьядор Борлу, Бещельский ОООП, верно?
Крепко пожал мне руку. Указал на свою машину, в которой ждал его собственный водитель.
— Прошу вас. Я — старший детектив Куссим Дхатт. Вы получили моё сообщение, инспектор? Добро пожаловать в Уль-Кому.
Связующий зал разрастался несколько столетий — мешанина архитектуры, определяемой Комитетом по надзору в его различных исторических воплощениях. Он занимал значительный кусок земли в обоих городах. Внутри у него была сложная структура — коридоры могли поначалу быть почти сплошными, бещельскими или уль-комскими, становиться всё более заштрихованными дальше, с комнатами в одном или другом городе вдоль них, а также со множеством странных комнат и областей, которые не принадлежали ни одному городу, ни обоим, которые были только в Связующем зале и единственным правительством в которых был Комитет по надзору и его органы. Надписи и диаграммы на стенах здания представляли собой красивые, но запутанные цветные сетки.
Однако на первом уровне, где широкая дорога вдавалась в первый ряд ворот и проволоки, где бещельский граничный патруль махал прибывавшим, требуя вставать в раздельные очереди — пешеходы, ручные тележки, гужевые прицепы, приземистые бещельские машины, фургоны, подразделения по различным видам пропусков, и все двигались с разной скоростью, а ворота поднимались и опускались, пребывая в какой-либо фазе, — ситуация была проще. Имел место неофициальный, но древний рынок, где Связующий зал выходит в Бещель, в пределах видимости ворот. Незаконные, но допускаемые уличные разносчики расхаживали вдоль ожидающих автомобилей с жареными орехами и бумажными игрушками.
За бещельскими воротами, под основной массой Связующего зала, простиралась ничейная земля. Асфальт оставался неокрашенным: эта магистраль не была ни бещельской, ни уль-комской, так какую же систему дорожной разметки здесь использовать? Далее, ближе к другому концу зала, находился второй ряд ворот, который, как мы, с бещельской стороны, не могли не заметить, содержался лучше, чем наш, с вооружёнными уль-комскими пограничниками, большинство из которых смотрели не на нас, но на свои очереди визитёров в Бещель, умело ими управляемые. Уль-комские пограничники не являются отдельной силовой структурой, как в Бещеле: это милицьи, то есть полиция, как и полищай.
Проездное помещение Связующего зала больше, чем колизей, но в нём нет ничего сложного — пустота, окружённая старинными стенами. С порога Бещеля можно видеть толпы и ползущие автомобили в дневном свете, просачивающемся из Уль-Комы, с той стороны. Можно видеть головы уль-комских посетителей или возвращающихся соотечественников, края уль-комской колючей проволоки за серединой зала, за этим пустым перегоном между контрольно-пропускными пунктами. Через огромные ворота можно различить саму архитектуру Уль-Комы в сотнях метров отсюда. Многие напрягают зрение, глядя через этот переход.
По дороге туда водитель удивлённо задрал брови, когда я велел ему ехать к бещельскому входу кружным путём, по маршруту, который привёл нас на Карнстращ. В Бещеле это ничем не примечательная торговая улица в Старом городе, но она заштрихована, с некоторым перевесом Уль-Комы, большинство зданий принадлежит нашему соседу, и в Уль-Коме её топольгангером является исторический, известный проспект Уль-Майдин, в который выходит Связующий зал. Мы как будто случайно ехали мимо выхода Связующего зала в Уль-Кому.
Я, по крайней мере внешне, не-видел этого, когда мы свернули на Карнстращ, но, конечно, гросстопично рядом с нами присутствовали очереди возле уль-комского входа, и бещельцы со значками посетителей один за другим возникали в том же физическом пространстве, где они, возможно, шли часом ранее, но теперь в изумлении осматривали архитектуру Уль-Комы, видеть которую раньше было бы брешью.
Рядом с выходом в Уль-Кому находится Храм Неизбежного Света. Я много раз видел его фотографии и, хотя послушно не-видел его, когда мы проезжали мимо, знал о его роскошных зубцах и чуть было не сказал Дьегещтану, что мне не терпится увидеть его в ближайшее время. Теперь свет, заграничный свет, поглотил меня, когда мы на большой скорости выехали из Связующего зала. Я смотрел во все стороны. Через заднее окно автомобиля Дхатта я уставился на храм. Удивительная и долгожданная неожиданность: я оказался в том же городе, что и он.
— Впервые в Уль-Коме?
— Нет, но давно не был.
Прошло много лет с тех пор, как я впервые проходил тесты: моя пропускная отметка давно истекла, да и сам паспорт, в котором она стояла, сделался недействительным. На этот раз я прошёл ускоренную ориентировку, двухдневную. В ней участвовали только я и различные преподаватели, улькомане из их бещельского посольства. Погружение в иллитанский язык, чтение различных документов по уль-комской истории и политической географии, ключевым вопросам местного права. Главным образом, как и наши эквиваленты, этот курс был нацелен на то, чтобы помочь бещельским гражданам справиться с потенциально травматическим фактом действительного пребывания в Уль-Коме, не-видя все свои знакомые окрестности, в которых мы находились всю остальную жизнь, и видя те здания рядом с нами, что десятилетиями старались не замечать.
— Педагогика акклиматизации значительно продвинулась с появлением компьютеров, — сказала преподавательница, молодая женщина, постоянно нахваливавшая мой иллитанский. — У нас теперь есть гораздо более утончённые методы работы, мы сотрудничаем с неврологами и всё такое прочее.
Мне предписали ускоренный курс, потому что я полищай. Обычные путешественники проходили традиционную подготовку, на которую требовалось значительно больше времени.
Меня усаживали в так называемый уль-комский тренажёр, кабинку с экранами вместо внутренних стен, на которые проецировались слайды и видео Бещеля с ярко освещёнными бещельскими зданиями, а их уль-комские соседи подавались с минимальным освещением и фокусом. На протяжении многих секунд, снова и снова, визуальное ударение реверсировалось для одних и тех же перспектив: Бещель отступал на задний план, а Уль-Кома представала в полном блеске.
Как можно было не думать об историях, на которых все мы выросли и на которых, несомненно, выросли и улькомане? Улькоманин и бещелька, познакомившиеся посреди Связующего зала, возвращаются к себе домой и осознают, что живут, гросстопично, дверь в дверь, всю жизнь сохраняя верность и одиночество, поднимаясь в одно и то же время, ходя по заштрихованным улицам близко друг к другу, словно пара, но оставаясь при этом каждый в своём городе, никогда не проделывая брешей, никогда вполне друг друга не касаясь, ни слова не произнося через границу. Передавались из уст в уста и сказки об отступниках, совершавших брешь и избегавших Бреши, чтобы жить между городами, не изгнанниками, но странниками, уклоняясь от справедливости и возмездия с помощью непревзойдённой незаметности. Роман Паланика «Дневник странника» был запрещён в Бещеле и, я уверен, в Уль-Коме, но, как и большинство, я бегло ознакомился с пиратским изданием.
