Владимир Васильев - Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017
И никакого принятия решения. Некогда его принимать. Обнаружив подходящую для нашей цели вселенную, автоматика мгновенно и без предупреждения переносит туда корабль. Предупреждать тут бессмысленно — надо, как говорится, успеть вскочить в нужный поезд, движущийся на полном ходу. Тут если думать, то до прыжка, а не во время его. Не способен человек думать с необходимой скоростью, да и автоматика-то едва-едва способна.
Я участвовал в Пятой экспедиции, а потому заранее припас для всех пакеты — меня и прочих тогда немилосердно выворачивало. Вот я и решил, что лучше на всякий случай подстелить соломки, хоть и знал, что раз на раз не приходится. Во Второй экспедиции у всех шла носом кровь, в Шестой с экипажем случилось нечто вроде временного умопомешательства, а в Первой, Третьей и Четвертой экипаж просто отключился — к счастью, обратимо. И лишь в Седьмой экспедиции с экипажем не произошло ничего, что заслуживало бы внимания. Как видно, попалась уникальная вселенная, двойник нашей.
Инес участвовала как раз в Седьмой, но, разумеется, подробно изучала отчеты об остальных. Убежден: она предпочла бы провести все время пребывания в иной вселенной наедине сама с собой, да только инструкция недвусмысленно диктовала иное — каждый член экипажа должен по мере возможности контролировать не только себя, но и других членов экипажа.
Наверное, тот, кто писал инструкцию, не в силах был поверить, что четыре человека могут спятить одновременно. Трое — еще куда ни шло. А четвертый, значит, их повяжет, чтобы чего не натворили.
Нам повезло: мы не спятили, у нас не закипела кровь, да и тошноты я не почувствовал. Ганс, правда, уверял потом, что его-то как раз мутило при взгляде на нас, и это было странно, учитывая, что он все-таки биолог. Джеффа уж точно не тошнило: уж он-то в своей жизни навидался рентгеновских снимков! А если снимки движутся, то что это принципиально меняет?
Короче говоря, автоматика выбрала для нас такую вселенную, где мы в буквальном смысле видели друг друга насквозь. После нашего возвращения теоретики объяснили, как это вообще возможно с точки зрения современной физики, но клянусь вам чем угодно: все двадцать семь минут и тринадцать секунд нашего пребывания в «попутной» вселенной я ни разу не попытался вникнуть в сущность эффекта.
Я просто ошалел, внезапно увидев перед собой три скелета, одетых в прозрачную оболочку плоти с туманными контурами внутренних органов. Ребра поднимались и опускались в такт дыханию, внутри каждой грудной клетки пульсировал мышечный мешок сердца, смахивающий на небольшой оживший бурдюк, а если взглянуть чуточку ниже и хорошенько приглядеться, то можно было увидеть, как по кишечному тракту медленно-медленно путешествует наполовину переваренная пища.
Я опустил взгляд еще ниже и посмотрел на свой живот. В нем творилось то же самое.
— Однако! — обозрев себя и нас, подал голос Джефф, и я проследил, как работают его голосовые связки. — Прямо наглядное пособие для студентов.
Он был прав. Столь наглядных пособий я еще не видел.
Если бы Инес могла укрыться за свинцовой стеной, она бы это и сделала. Кому по нраву смахивать на наглядное пособие по анатомии и отчасти физиологии? Она прямо окаменела, и если бы могла не дышать и заставить сердце остановиться, то так и поступила бы. Я так понял, что с той же силой ей не нравилось, что мы трое деликатно старались смотреть куда угодно, хоть друг на друга, но только не на нее. Уж выбрала бы, что ей сильнее не нравится: собственная прозрачность или наш сексизм!
Мы трое довольно быстро пришли в себя и начали сыпать шуточками, а она так и просидела в виде изваяния все двадцать семь минут и тринадцать секунд. Не проронив ни слова, не издав ни звука. А потом все вдруг кончилось. Сразу. Ни головной боли, ни даже малейшей дурноты, как это нередко бывает, вообще ничего. Мозг корабля сообщил нам синтезированным доброжелательным голосом, что «Брендан» вернулся в нашу Вселенную и что все системы работают в штатном режиме.
Как и требовал план полета, я в это не поверил и вновь запустил полное тестирование. Смысла в этом никакого: если корабельный мозг в порядке, то он не врет, а если он свихнулся, то нам никогда не вернуться на Землю, разве что случится чудо. Но те, кто писал план, не сбрасывали со счетов и самую малую вероятность. И знаете что? Я был им благодарен.
Отвлечься работой — вот что сейчас было мне нужнее всего. Не из-за того, что я видел себя и других членов экипажа в рентгене — эка невидаль! Из-за того, что ровно то же самое видела Инес.
Она и раньше была ценимым земными бюрократами не в меру придирчивым командиром из тех, кто никогда не подбодрит и не пошутит, только командует, а уж теперь… Я догадывался, что будет.
И не ошибся.
Инес словно с цепи сорвалась. Неполного получаса молчания вполне хватило ей на подзарядку, а емкость батарей у нее была что надо. Вплоть до прибытия на место назначения разряды гнева и презрения так и сыпались на нас, не исключая и Ганса. А лететь пришлось полтора месяца — «Брендан» вернулся в нашу Вселенную далековато от нужной нам звезды.
Нет, Инес не кричала на нас — всего лишь помыкала нами, цедя каждое слово сквозь зубы с таким ледяным видом, словно до этого год пролежала в морозильнике. Сказать невозможно, до чего обидны были те слова — и это несмотря на то, что она ни разу не опустилась до банальных оскорблений. Права и обязанности каждого члена экспедиции она знала досконально. Особенно свои права и наши обязанности.
Последние, по ее мнению, заключались в том, чтобы выполнять работу на пять с плюсом и вечно ощущать вину: почему не на шесть?
Можно сказать, что она достигла своего. Когда я был слишком занят, мне не было трудно пропускать часть ее реплик мимо сознания. Только этим я и спасался. Ганс и Джефф страдали сильнее.
Особенно Ганс. Не в том была его проблема, что он слегка подвинулся умом, глядя на Инес, а в том, что он увидел ее насквозь в самом буквальном смысле. Со всеми внутренностями.
Другая впала бы в стыдливое смущение и скрыла его, отпустив шутку-другую, — эта обозлилась.
А на что, спрашивается? На то, что у Ганса есть глаза?
И началось.
— В следующий раз я возьму для этой работы параличного, он сделает ее быстрее.
— Шахматы? Убрать, чтобы я их не видела. Кажется, кто-то решил, что летит в отпуск?
— Что это за внешний вид? Родители тебя на помойке нашли? Нет? Значит, выкинули на помойку?
— Покраска заборов — максимум, на что вы способны, и то под руководством толкового инструктора.
Самое интересное, что даже после этого Ганс не излечился от влюбленности. На его физиономии я читал: ну, увидел я Инес на просвет, и что тут такого? Всякому, мол, известно, что у женщины, в том числе любимой, внутри имеются сердце, легкие, печень и кишки. Бьюсь об заклад, что весь этот ливер показался ему на редкость гармоничным, а изгибы кишечника — изящными. Зато и доставалось же ему от владелицы всех этих изгибов!
Конечно, Ганс огорчался, когда Инес злобно шпыняла его, но почему-то упорно надеялся, что это пройдет. Как будто у волчицы может пропасть желание гонять зайцев!
Другой «заяц» — Джефф — однажды нашел меня в закутке возле снятого кожуха блока управления двигателями ориентации.
— Тебе помочь? — спросил он с надеждой.
Я уже заканчивал. Один блок был вынут, на его место поставлен запасной. Строго говоря, никакой необходимости в этом не было: замененный блок почти не глючил, да и глюки у него были терпимые, но я не мог придумать ничего лучшего, чтобы занять себя и держаться подальше от Инес. «Брендан» выскочил дальше от искомой планеты, чем я надеялся, и расчет показывал, что путь к цели займет сорок шесть суток, если не случится ничего непредвиденного. Я надеялся провозиться с починкой блока не менее суток, так что после этой работы осталось бы всего сорок пять. А вообще я был близок к тому, чтобы расчертить переборку над своей койкой на клетки и зачеркивать их одну за другой, как, по слухам, поступают тюремные узники.
Сначала я хотел было отказать Джеффу, но, глядя на его физиономию, сжалился.
— Вот ключ. Вынимай эти блоки по одному и аккуратно ставь вот сюда.
— А потом?
— А потом сдуешь с них пыль, внимательно осмотришь и аккуратно поставишь обратно.
— О, я осмотрю внимательно! И правым глазом, и левым! Придирчивым взглядом художника!
Я хмыкнул.
— Можешь еще в поляризованном свете. Фильтры вон в той коробке.
Он просиял, и некоторое время мы работали, если можно так назвать наше занятие. Потом Джефф вздохнул и высказал наболевшее:
— Нехорошо убивать женщин…
С этим тезисом я не спорил, но уже знал, чем он закончит фразу.
— …но как иногда хочется!
На это я ничего не ответил, а Джефф, помолчав, продолжил:
— Кто-то здорово ошибся, назначив ее руководителем.
