Далия Трускиновская - Дурни Вавилонские
— Когда-нибудь ты вспомнишь этот день и скажешь: как хорошо, что мой брат Гамид женил меня на Реш. Так, Абад?
— Так, Гамид.
— Ну вот и славно.
Славно-то славно, только я всё же недоумевал: как причудливо мыслит и действует Гамид. После того как не удалось убить Таш, вдруг рассорился с Тахмадом и ни с того ни с сего взялся за это сватовство, в своем ли он рассудке? У нас в деревне был старик, который тронулся умом, но узнать это было непросто: он очень здраво рассуждал о козах и их приплоде, но стоило помянуть при нем луну, он сразу объявлял себя средним сыном старого лунного бога Наины. Так он тоже мог вчера ковыряться в огороде, а сегодня, забыв про огород, сесть мастерить новые сандалии, а потом, не доделав их, залезть на крышу и уснуть.
Причина сватовства обнаружилась на следующий день. Мы стояли с носилками на четвертом уровне, и к нам подбежал Бурче. Он отдал нам свежеобожженные таблички для хозяина и сказал:
— Брат, твой брат! Говорил плохо, плохо говорил, старший плохой, младший главный.
— Где он? — сразу спросил я.
— Там, там, ждет!
Не всем можно ходить по лестницам в толще Другой Башни, но у меня на груди — пропуск, который дал господин Осейф, а с ним не остановят, куда бы я ни полез. Тот, кто выполняет приказ господина Осейфа, может идти хоть в подвалы, хоть на самый верх, где надстраивают обтесанными каменными глыбами Трубу. Я объяснил Абдаду, что сбегаю ненадолго на третий ярус — там, видимо, кто-то из наших стоит с полной тачкой, ожидая своей очереди опрокинуть ее на общую большую кучу. Я побежал по лестнице, увидел Левада и кинулся к нему со словами:
— Говори скорее!
— Мы все перессорились, — сказал Левад. — Гамид хочет быть старшим, а эта дубина Абад за него горой. Гугуду тоже не нравится, как Тахмад защищает нас. В общем, если ты хочешь, чтобы всё было, как полагается, скажи своему драгоценному братцу Гамиду, что он неправ.
— В чем же он неправ? В том, что хочет защитить нас от обманов? — спросил я.
— Так и ты на его стороне? Тогда нам не о чем говорить. Делайте что хотите. Не думал я, что парни из Су-бат-Телля не захотят больше держаться друг за дружку.
— Это всё из-за каши?
— Как будто ты не знаешь!
Больше он ничего не сказал — подошла его очередь выгружать тачку. А я, очень недовольный, побежал наверх. И пока бежал, понял, что нужно делать.
Конечно, Тахмад — старший, он по всем правилам старший. Но если я сейчас выступлю за Тахмада, опять начнется склока, опять все переругаются. Так пусть лучше старшим будет Гамид, хотя это против правил. Он сразу разберется с кашей, и все поймут, что он — человек, способный быть старшим. И привыкнут к тому, что он за нас отвечает.
Так я решил.
Но защищать свое решение перед братьями я не хотел. Я не люблю крика. Поэтому я решил встретиться с ними, когда эта суета из-за каши прекратится.
Вечером я ждал, что хозяин скажет, когда приходить Гамиду, но не дождался. Зато было кое-что странное. Ко мне подошел Бубук. Я мальчишку недолюбливал — он в тринадцать лет носил длинное платье и воображал себя чуть ли не главным жрецом большого храма Мардука. К тому же он успел наябедничать на меня, будто бы я приставал к женщине Фош, а как я мог к ней приставать, если она меня вдвое старше?
— Ты не знаешь, куда подевался старик? — спросил Бубук. Из того угла, где мы с Абдадом после ужина играли в кости, я не мог видеть дверей спальни — так и сказал мальчишке.
— Вот старый хрыч... — ответил Бубук. — Опять сбежал. Таблички неразобранные лежат, целая гора, а он где-то бродит.
— Тебя нужно как следует выпороть, — сказал я. — Это пойдет тебе на пользу.
Потом заглянул Арбук. Этот был недоволен, что мы с Лиш поладили. Он хотел отдать ее за хозяина харчевни.
— Хозяин не сказал, куда пошел?
— Нет, не сказал.
— Не случилось бы беды. Ему уже столько лет, что может упасть без памяти где-нибудь на лестнице и отправиться в подземное царство.
— Может быть, пойти поискать его? — спросил Абдад. — Вряд ли он без нас далеко поднялся.
— Может, он на третьем ярусе? — предположил я.
— Он говорит мне, когда идет на третий ярус. Я или несу за ним корзину с табличками, или прихожу туда с пустой корзиной, чтобы забрать груз наверх.
Тут мы забеспокоились, вышли в нору и стали спрашивать разносчиков, не попадался ли им господин Осейф Гумариэль. Никто его не встречал. Но, когда мы вернулись в жилище, чтобы договориться о дальнейших действиях, оказалось, что он уже пришел. И он был счастлив, как молодой жених, чьи родители наконец договорились с родителями невесты.
— Вагад, Абдад, у меня есть для вас приказание, — сказал он. — Вы сейчас возьмете накидки и по лестнице спуститесь вниз. Вы выйдете из башни, как если бы хотели прогуляться, и пройдитесь взад-вперед, и дойдите до прудов, а от прудов, сделав крюк, выходите на дорогу, ведущую к городу. Вы пойдете по той дороге не останавливаясь, найдете себе укрытие, где можно поспать до утра, а утром войдете в город. Поняли?
— Поняли, господин, — ответили мы.
— Я дам вам с собой табличку из сырой глины. Обжигать ее уже нет времени. Вы понесете ее очень бережно, чтобы не повредить знаки. С этой табличкой вы пойдете в тот храм Мардука, что возле квартала кожевенников. Вы найдете жреца по имени Бель-Иллиль... Повторите имя!
— Бель-Иллиль, — сказали мы.
— Вы отдадите ему эту табличку рано утром, а потом до вечера делайте, что хотите. Вечером вы придете к нему, он вам даст другую табличку, и вы с наступлением темноты отправитесь в путь, и перед рассветом вернетесь в Другую Башню. Вы будете избегать стражников, на ослах и пеших, и вы подниметесь по лестнице и отдадите мне табличку от Бель-Иллиля. Повторите!
— Мы отдадим тебе табличку от Бель-Иллиля, господин.
— Если стражники заметят вас, идите им навстречу, но уроните табличку и запомните место, где ее уронили. Никто не должен ее видеть.
— Да, господин.
— А теперь всё сначала!
И он повторил приказание, а мы подтверждали, что поняли каждое слово.
— И без ответа не возвращайтесь! — грозно сказал он. — Не то я пошлю Бурче за человеком с бичом, и он придет, и положит вас на пол, и станет бить, пока вы не поумнеете, а это, поверьте мне, будет очень долго!
Потом мы пошли на кухню и взяли из припасов женщины Фош сухих лепешек, и сыра, простого и соленого, и сушеных яблок, и фиников, и еще сушеной рыбы, взяли столько, будто собирались странствовать шесть дней. И мы вышли из Другой Башни, и Абдад повел меня в сторону города.
Отойдя подальше от тех мест, где можно встретить стражников, мы стали петь песни, потом устроили привал и поели, потом опять шли, миновали Нашу Башню и остановились, лишь увидев мелькающие факелы на высоких стенах Вавилона. Тогда мы сошли с дороги, отыскали укромное местечко под деревом, завернулись в накидки и заснули.
Утром мы вошли в город вместе с караваном и сразу поспешили в храм Мардука. Мы подозвали маленького прислужника, стоявшего у дверей, сказали, что пришли из Другой Башни, и велели ему вызвать к нам Бель-Иллиля. Он убежал, а мы стали прохаживаться, рассуждая, как приятно проведем этот день. Жрец всё не появлялся. Мы вошли в храм и попросили другого служителя о той же услуге.
— Да вот же он, — услышали мы и увидели бритого человека, идущего в развевающихся алых одеждах, но так, как мужчины не ходят: он на каждом шагу поводил плечами и покачивал бедрами. Нам даже показалось, что мы сдуру забрели не в храм Мардука, а в храм Асторет, где служат в жрецах евнухи.
Мы подошли к нему, поклонились и сказали, что нас прислал почтенный и многоумный господин Осейф Гумариэль.
— Не до вас, не до вас, — сказал Бель-Иллиль. — У нас с главной статуей беда. Отстаньте, противные...
Он пошел прочь, но мы не отстали. И мы увидели то, что нас до смерти перепугало: руку изваяния, которая лежала на полу отдельно от тела. А ведь все знают: если со статуей бога что-то приключается, то бог покидает ее, и не только храму — всему городу грозит несчастье.
Вокруг этой каменной руки стояли на коленях и лежали на полу жрецы и простые люди, многие рыдали, иные громко призывали бога вернуться на место, а те, что подальше, строили всякие домыслы — кто бы мог быть виновником? И вдруг с разных концов храма одновременно грянуло:
— Эрра! Эрра!
И крики ужаса заглушили имя страшного бога.
Мы с Абдадом переглянулись и побежали прочь из храма.
— Это он, бог чумы, это он напал на великого Мардука, — сказал Абдад. — Эрра, вечный его враг, вечно пытается свергнуть его и заменить, и он повредил статую! Ведь не может же Мардук обитать в безрукой статуе!
— В городе полсотни храмов всевластного Мардука, он останется в прочих статуях и не покинет Вавилон, — ответил я. — Видно, всё дело в жрецах именно этого храма.
