Владимир Кузьменко - Гонки с дьяволом
— Так вы женаты?
Мы шли лесной тропинкой. Почти из под ног выскочила белка, подбежала к сосне и, взобравшись по ее стволу на высоту два метра, остановилась, вопросительно посмотрев на нас, ожидая обычного угощения. Я полез в карман и вытащил орех, припасенный для такого случая. Белка перебралась на горизонтально растущую ветку и, сев на задние лапки, приготовилась принять угощение. Я отдал орех. Катя подошла ближе и как-то осторожно, несмело взяла меня под руку.
— Вот мы и пришли, сказал я, подходя к порогу дома. — Здесь я живу. Прошу вас!
Глава XV
БЕССОННАЯ НОЧЬ И СУМАСШЕДШИЙ ДЕНЬ, ИЛИ ПОПРОБУЙ ИХ ПОЙМИ.
Женя плакала. Я засыпал и сквозь сон слышал тихое всхлипывание. Я придвинулся к ней и обнял за плечи:
— Что случилось?
Она дернула плечом, освобождаясь от объятий, и заплакала громче. Наученный прежним опытом семейной жизни, я не стал допытываться причины огорчения, встал и, накинув халат, вышел на балкон. Достал трубку и закурил.
По-видимому, причиной был прошедший вечер. Странно, вроде бы все прошло хорошо. Женя и Катя будто даже понравились друг другу. Так, бывает у красивых женщин. Это дурнушки обычно ищут у других то, что хотели бы иметь сами. У красивых не бывает места зависти. Впрочем, кто их разберет? Может, я чем-то себя выдал? Кажется, нет! Мы сидели все вместе за столом и я, в основном, говорил с друзьями. Потом Женя вообще увела Катю к себе и я ее больше не видел. Женя вернулась, когда уже все стали расходиться и сказала, что поселила Катюшу в комнате на первом этаже.
Я вернулся в спальню, взял на столике часы, зажег спичку. Было около четырех. Тихонько, чтобы не разбудить жену, снова лег. Но она не спала.
— Я знала, — услышал я ее голос из темноты, — что этим все кончится!
— Чем?
— Не придуривайся! — ее голос звучал зло. — Зачем ты ее привел?
— Ах, ты вот о чем! Привел так привел. Завтра уедет…
— Никуда она не уедет. А если и уедет, то скоро вернется!
— Почему ты так думаешь?
— Ради бога, не притворяйся и не принимай меня за дуру! Я что, слепая? — Она снова начала всхлипывать. — Все вы мужики одинаковые. Только напускаете на себя вид добропорядочности…
— Да успокойся! С чего ты это взяла? И перестань плакать — молоко пропадет! Оленьку нечем кормить будет.
— Не пропадет! Выросли, как у коровы! — и она снова залилась слезами.
В таких случаях лучше не возражать. Надо дать высказаться, не подливая масла в огонь оправданиями и возражениями. Действительно, плач вскоре прекратился, но тема еще не была исчерпана. Я уже примирился с мыслью, что поспать не удастся. Завтра предстоял напряженный день. До рассвета оставалось часа четыре. «Если она уложится в час, до трех еще можно вздремнуть…» Я подумал о Кате. «Спит, наверное, и седьмой сон видит».
— Вот и сейчас ты о ней думаешь!
— Думаю! — признался я. — Думаю, что она давно уже спит, а ты мне не даешь…
— Прости, — она повернулась ко мне спиной и затихла.
Сон, однако, пропал. Я поворочался с боку на бок, стараясь принять удобную позу, но никак не получалось.
— Не спишь? — послышался шепот. Я промолчал.
— Ты не спишь?
— Нет!
— Знаешь, это я во всем виновата!
— А…
— Помнишь ту ночь после сражения? Знаешь, почему я тогда пришла к тебе?
— Ммм…
— Если бы я не пришла, то пришла бы Наталья!
— Да?
— Да! Я ведь не спала в ту ночь на автобазе… И все слышала.
— А!
— Паскевич был уже потом, а сначала… В общем, она считала, что я перебежала ей дорогу, а у нее было больше прав.
— Прав?! — возмутился я.
— Ну, да. Ты ведь подобрал ее на дороге первую…
— И что из этого?
— Как что? Она считала, что вы уже…
— Чушь! Почему любые хорошие отношения к женщине должны кончаться постелью?
— Вы многое не понимаете. Даже самих себя. Мы, женщины, вас лучше понимаем. Может быть, за это вас и любим… Вы, мужчины, иногда смотрите далеко, но часто не видите того, что у вас под самым носом! Вас надо как щенков тыкать носом в блюдечко с молоком, чтобы вы, наконец, сообразили, что вам следует делать!
— Не слишком ли?
— Может быть. А ты знаешь, что девочки из стационара считают тебя импотентом? Они говорят, что я скрываю это потому, что стыдно признаться. И еще говорят, что твоя первая жена ушла от тебя потому, что ты ее не удовлетворял как мужчина!
— Вот как?
— Ты сам знаешь!
— Но разве я один? Алексея они тоже таким считают?
— Алексей реабилитировал себя…
— Это его личное дело.
— Уже с месяц. Он только боится отца. Тот у него старомоден.
— А жена?
— Жене сообщили в первую очередь!
— И что она?
— Проплакала всю ночь и успокоилась! Куда денешься?! При таком «соотношении сил», как говорит Катюша…
— Катюша?!
— Да! Мы с ней обо всем успели поговорить! Она так и сказала — «лучше я, чем какая-то бывшая наркоманка или наложница бандитов». Я с ней согласилась.
— Без меня?
— А что тебя спрашивать? У тебя все на лице написано!
— Не понял…
— А что тут понимать? То, что я согласилась? Да? Я же не дура какая-то. Рано или поздно этим бы все кончилось. Я и так удивляюсь, что ты так долго продержался. Если я удивляюсь, то понятно, что думают другие. Мне даже стыдно было перед ними. Доказывать, что это не так! А потом… Катя, действительно, прелесть. Я думаю, что мы с ней подружимся! Во всяком случае, она лучше других…
— Чего же ты тогда плакала?
— Чтобы легче стало! Я все-таки женщина и должна быть ревнивой!
— Тебе не придется ревновать! И плевать я хотел на то, что обо мне болтают дуры!
— Ну, уж нет! Этого я допустить не могу. Мне совсем не безразлично, что говорят о моем муже!
— Не пойму я тебя!
— А что тут понимать?
Она подвинулась ближе ко мне и я почувствовал прикосновение ее губ. Было уже шесть часов.
Только сидя в вертолете, летевшем к заимке лесника, я вспомнил как заблестели глаза Натальи и жены Алексея, когда в комнату вошла Катюша. Теперь я понимал, что это был блеск удовлетворенного женского самолюбия. Я ведь ничего не знал. Ни про Наталью, ни про Алексея. Да… Наталья тоже хороша. С какой преувеличенной любезностью она стала ухаживать за Катей, как она восторгалась ее красотой и нарядом и, одновременно, расхваливала нашу жизнь, наше хозяйство, нашу обеспеченность всем необходимым. Я вспомнил, что Наталья не бывала у нас и Сашка приходил всегда один.
«Не дай бог, обо всем этом узнает Сашка», — с опасением подумал я. Откровенно, для меня расположение друга было куда важнее, чем все Натальи мира вместе взятые. Зная Сашкино самолюбие, я серьезно опасался, как бы эти женские дрязги не положили тень на наши отношения.
— Что такой квелый? Не выспался? — Услышал я в наушниках голос Алексея. «Для тебя бессонная ночь уже в прошлом», — подумал я — Святоша!», а вслух произнес:
— Нет! Все в порядке! Здесь потише, за этой большой поляной будет еще одна, а там уже и — сторожка. Алексей сбавил скорость и стал снижаться. Мы опустились метрах в сорока от дворика избушки лесника. Я выпрыгнул из кабины и направился к ней.
Вдруг ударила автоматная очередь. Я бросился на землю, откатился метров на пять и затаился в траве. Снова ударил автомат. И на месте моего падения взвились фонтанчики земли. Свой автомат я забыл в кабине. Оттуда раздалась ответная очередь, а следом вывалился Алексей и быстро отполз от вертолета, затаившись за бугорком метрах в десяти от меня.
— Лови! — услышал я.
Метрах в двух от меня упал мой автомат. И сейчас же в это место дал очередь противник. Алексей ответил короткой очередью. Этого мне хватило, чтобы дотянуться до автомата и открыть огонь. Мы не видели своего противника. Он бил откуда-то из-за деревянного сарая, постоянно меняя место.
Я подождал, когда он откроет огонь из-за сарая и взял на прицел другой угол. Автоматчик выпустил короткую очередь, затих на время. Я махнул Алексею. Он понял меня и открыл огонь по тому углу, из-за которого только что стрелял наш противник. Я замер, держа на прицеле другой. Вскоре из-за него показалась и тут же скрылась голова. Алексей усилил огонь. Снова появилась голова и ствол автомата. Я нажал на спуск. За сараем что-то рухнуло.
— Вперед!
Мы кинулись во двор. Одновременно с нами из дома выскочила простоволосая женщина и с причитаниями побежала к сараю. Это была дочь лесника. Я ее несколько раз видел, но сейчас забыл ее имя и не мог окликнуть.
За сараем вытянув ноги сидел здоровенный белобрысый увалень. Он стонал, приложив руки к лицу. Меж пальцев текла кровь. Рядом валялся автомат с раздробленным цевьем.
— Встань, дурак!
Тот послушно поднялся. Рана была пустяковой. Щепка разорвала ему щеку и впилась в нос, пробив правую ноздрю.
