Александр Полещук - Звездный человек
— Да, Антон Иванович, — донесся до ушей Дмитрия Дмитриевича голос Аркадия Владимировича, — прошу вас, сейчас же пойдите на склад, скажите, что я сегодня же все оформлю, и принесите оттуда полосу листовой меди.
— Чистой, — сказал Человек.
— Да, конечно, рафинированной меди.
«Не нравится это мне, — думал Дмитрий Дмитриевич, рассеянно поворачивая ручку осциллографа. — Не нравится мне, что Человек так откровенен, так не скрывает того, что он не человек. Или, может быть, где-то во Вселенной живет раса, которая питается металлами? А если нет? Кто знает, может быть, мы накануне каких-то событий… Аркадий прав, нужно спешить!»
— Мы очень благодарны вам, — зазвенел напряженный голос Аркадия Владимировича (он говорил торжественно и четко). — Мы очень благодарны вам, что вы согласились посетить нашу лабораторию. Мы снабдим вас всем, что вам нужно для вашего здоровья. Но мы слышали от Дмитрия Дмитриевича, что вы просто сокровищница науки будущего, новых идей. Возможно, что вы разбираетесь в автоматике и в телевидении… — Аркадий Владимирович, придерживая Человека за локоть, прохаживался с ним в проходе между столиками.
— Конечно, — ответил Человек. — Я смотрел ваши журналы, вот эти. Меня удивляет, что вы не применили память при передаче движущихся объектов в телевидении… Нужно передавать только изменения, которые возникают от кадра к кадру… А то, что не меняется, остается в покое, пусть хранит память, искусственная память…
Они шаг за шагом подходили к экранной камере, из которой нетерпеливо выглядывал Дмитрий Дмитриевич. Аркадий Владимирович вошел в камеру первым. Человек перешагнул ее порог и сразу же метнулся назад, но Аркадий Владимирович быстро захлопнул дверь. Человек остановился на полуслове и забормотал:
— Что?… Что?… Что?…
Человек преобразился. Он раскинул руки и стал носиться по комнате, ощупывая сетку. Выражение его лица стало безвольным, тупым. Вся его фигура выражала растерянность.
— Его руки — антенна! — сказал Аркадий Владимирович. — А! Забегал!
— Но что с ним происходит? — прошептал Дмитрий Дмитриевич.
— Не слышу, — говорил Человек, ощупывая сетку. — Я не слышу…
— Кого? Кого вы не слышите? — спросил Аркадий Владимирович. — Подойдите сюда!
— Не подчиняюсь, — резко ответил Человек. — Я ничего не знаю… Нет сигналов, почему нет сигналов? У меня все в порядке, все работает, почему нет сигналов?
— Что вы можете делать самостоятельно? — спросил Аркадий Владимирович.
— Выполнять приказы, видеть, запоминать, двигаться.
— А если я прикажу вам, мне вы подчинитесь?
— Нет, — ответил Человек.
— Что нужно, чтобы вы подчинились мне?
— Нужно иметь шлем… Нельзя, нельзя подчиняться… Если связь прервана, нужно искать связь, связь искать…
— Кажется, теперь я кое-что понимаю, — проговорил Дмитрий-Дмитриевич. — Я его таким не видел… Видел, но тогда он был гораздо спокойнее…
А Человек метался по камере, цепляясь ногтями, взобрался на потолок, по стене соскользнул вниз и повторял бесконечно, упорно:
— Связь, связь, связь… Искать, искать, искать…
— Он повторяет слова инструкции, которая в нем заложена, — сказал Аркадий Владимирович.
— Если связи нет, нужно пробиваться вверх, — сказал Человек.
В его руках вдруг оказался длинный оранжевый прут. Человек взмахнул им, и Дмитрий Дмитриевич едва успел отскочить в сторону. Человек проткнул потолок, кисть его руки вначале медленно, потом все быстрее и быстрее начала вращаться. Тонкая белая пыль штукатурки наполнила камеру.
— Нужно кончать, — сказал Аркадий Владимирович, как только прут Человека углубился в потолок.
— Это ловушка! — закричал Человек. — Это ловушка! — Его лицо снова стало осмысленным. — Сетка! Сетка!
Аркадий Владимирович быстро открыл дверь экранной камеры. Человек выдернул прут и выскочил первым. Его руки — это было ясно видно — дрожали крупной, частой, совсем человеческой нервной дрожью.
— Я не ожидал от вас, Дмитрий Дмитриевич, — сказал он. — Не ожидал… После того как я вам столько принес… — Человек согнул прут, еще и еще, с удивлением ощупал его конец и неуловимо быстрым движением спрятал оранжевый жгут в рукаве гимнастерки. — Идемте, Дмитрий Дмитриевич. — Человек первым шагнул из лаборатории.
— Неприятно получилось, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — И опять нет полной уверенности в том, что это автомат.
— Полная уверенность, — ответил Аркадий Владимирович. — Полная! И теперь мне ясно, почему он стал отвечать быстрее… Димка, его хозяин приближается к Земле! Понимаешь?! Пока он был далеко, радиоволне или какому-то другому излучению нужно было большое время, чтобы донести к его господину твой вопрос и принести ответ или приказание… Завтра к вечеру мы всё устроим… Но ты будь осторожен…
— Аркадий Владимирович! — раздался вдруг женский голос. — Георгий Степанович на вас сердится. Что это вам вздумалось без предупреждения наш пол сверлить?
— Пол? — удивился Аркадий Владимирович.
— Да, пол. Мы сидим, ничего не подозреваем, и вдруг прямо посередине комнаты появляется вот эта штука. Я как испугалась, как закричу, а Георгий Степанович не растерялся — как стукнет молотком! Еще немного, и нам прибор испортили бы… — С этими словами лаборантка протянула Аркадию Владимировичу оранжевую полоску металла длиной сантиметров в двадцать.
— Да это же его шпага, шпага Человека, он ей потолок сверлил! — сказал Дмитрий Дмитриевич.
— Ну да, лаборатория, в которой работает эта девушка, как раз над экранной камерой!
— Дайте мне это, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — У меня мелькнула мысль: мы, кажется, сейчас точно сможем установить, откуда он взялся… — Дмитрий Дмитриевич выхватил из рук Аркадия Владимировича обломок прута и, засовывая его на ходу в карман, бросился догонять Человека.
Человек был уже в проходной и молча рвал дверь, которую вахтерша заперла на задвижку.
— Пропустите их! — крикнул Аркадий Владимирович, сбежав по лестнице. — Вот их пропуска, я их отметил…
Человек выскочил на улицу. Взяв Дмитрия Дмитриевича за локоть тем же движением, каким за несколько минут до этого его держал Аркадий Владимирович, он, четко выговаривая слова, сказал:
— Вы хотите знать, кто я? Вы, Дмитрий Дмитриевич, скоро узнаете все, но только вы один.
«АХ, НА МЕРКУРИИ ВЫ НЕ БЫЛИ?»
Молодежь нетерпелива. Она торопится и смотрит только вперед. «Потерять год? — говорит семнадцатилетний. — Что вы! Нужно столько сделать, изобрести, создать… Стать писателем, ученым, артистом, строителем, и на все, на всю жизнь, отводится еще какой-нибудь десяток лет, старость-то начинается с тридцати!»
Так думал и Коля, сидя за тяжелым лабораторным столом в ожидании экзаменатора рядом со своим новым приятелем, Сергеем Кайгородским.
Люди в походе сживаются. Каждый должен помогать товарищу по походу, иначе всем не дойти до цели, а цель — общая. Чем меньше людей, тем труднее идти. Казалось бы, что на конкурсном экзамене совсем другое. Казалось бы, чем больше в группе «двоек», тем лучше, тем ты, Коля, или ты, Сергей, ближе к лабораториям института, ближе к великим открытиям. И тем не менее конкурсные экзамены не разделили, а спаяли группу. Особенно сдружился Коля с Сергеем. После экзаменов они бродили по улицам и делились планами на будущее.
С Виталием Коля не виделся — тот «откололся» сразу же на сочинении. Виталий получил «двойку» и больше на экзамены не пришел.
— Зайду в институт тридцатого августа, заберу документы… На списки студентов посмотрю; Николай Ростиков будет в списках… может быть. — Виталий, сощурившись, проглотил комок в горле.
— Ничего, Виталька, — ответил ему Коля. — Поступишь через год, а я тебе все буду рассказывать, буду помогать. Да еще неизвестно, сдам ли я…
Но подошел экзамен по химии, и Коля получил «пять», прибавив балл к своей вечной «четверке». За химией — немецкий язык, по которому Коля получил «три». Еще одна «пятерка», и он в институте! У Сергея было точно такое же положение: его «пятерка» по немецкому оказалась таким же неожиданным подарком, как и Колина «пятерка» по химии.
И вот последний экзамен — физика. (Это было как раз в то утро, когда Михантьев повел Человека в лабораторию Аркадия Владимировича.) Основательно пощипанная и уставшая группа расселась в аудитории. За окнами высились учебные корпуса института, похожие на поставленные на ребро серые кирпичи, к которым прикрепили десятки высоких труб. Ясное солнце глядело в аудиторию, освещая неизвестно как попавший в институт совсем домашний граненый графин, изготовленный, видимо, из очень хорошего стекла.
Было известно, что экзаменатор, молодой аспирант, любит ставить в тупик мудреными вопросами о самых простых вещах и в предыдущей группе озадачил всех, спросив, какая папироса больше весит, зажженная или целая. Коля, разглядывая графин, отметил про себя, что радужные блики на потолке и стенах аудитории могут пригодиться как пример дисперсии света на стекле графина.
