Марина Ясинская - "Запаска" совести
Соблазны и искушения сыпались на Антона Сергеича со всех сторон — только успевай замечать. Хитрые, незаметные, деликатные или напористые, все они отличались неизменной щедростью и заманчивостью.
Зря в своё время так огульно винили политиков в поголовной продажности. Чтобы устоять под такой бомбардировкой искушений, нужно быть не простым смертным, а святым. А они, как известно, давно перевелись.
***
До аукциона оставалось чуть меньше недели, когда всё внезапно прекратилось. Больше двух суток никаких звонков с заманчивыми предложениями, никаких интригующих сообщений на почтовик, никаких длинноногих девиц с навыками заправских шпионов, никаких "случайных" встреч с далеко идущими намерениями, которые я видел так явно, словно они развевались над головами людей огромными транспарантами.
Ничего. Полная тишина. И она пугала меня куда больше, чем самый мощный поток желающих всеми правдами и неправдами соблазнить моего клиента на продажу хоть байта информации.
Егорыч хмурился, ворча себе под нос о затишье перед бурей, телохранители были напряжены до предела и, казалось, могли подпрыгнуть от любого неожиданного звука или резкого движения. Я был взвинчен так, что в любой момент готов был взорваться.
И потому, когда однажды, на выходе из здания "РосИмма", окружённые с трудом удерживаемой секьюрити воинственно настроенной толпой с плакатами, на разные лады развивающими тему "Руки прочь от Сибири!", мы поняли, что по нашей процессии защёлкали пули, я почти обрадовался — может, хоть теперь меня немного отпустит.
Высокий накачанный красавец Артур сбил Антона Сергеича с ног и, прикрывая его сверху своим телом, поволок по земле поближе к автомобилю. Я тут же подался назад, спрятался за колонны у входа. Две жертвы популярного в одно время увлечения будущих родителей оригинальными именами, смуглый, черноглазый, с характерным носом с горбинкой Фока и курносый голубоглазый добряк Доминик выхватили пистолеты и задрали головы, высматривая по крышам и окнам верхних этажей стрелков. Бурные протестующие в визгом разбегались в стороны.
Клиент в относительной безопасности лежал на земле, укрытый от прицела снайперки с одной стороны телохранителем, а с другой — бронированным боком машины. Однако, пули, вместо того, чтобы снимать телохранителей или пытаться пробить автомобиль, продолжали щёлкать у входа в здание… Я сообразил почему на миг раньше, чем раздался крик Фоки:
— Они целят по душехранителю!
…Полчаса спустя Антон Сергеич, демонстрируя чудеса выдержки, давал пресс-конференцию — в перепачканном от лежания на асфальте костюме, с героической ссадиной на лбу, которую он отказался заклеивать пластырем.
Сверкали вспышки фотоаппаратов, подмигивали выпуклыми линзами камеры, со всех сторон неслось:
— Вы считаете, что за покушением стоит кто-то из противников программы управляемой иммиграции?
— Вам в последние дни угрожали?
— Как вы ответите своим врагам?
Ребята пристально следили за толпой журналистов. Я стоял чуть позади клиента, в глазах рябило от мотивов и намерений жаждущих горячей сенсации акул пера, и почему-то слегка дрожали руки.
Действительно, зачем биться в закрытую дверь? Зачем соблазнять клиента, если к нему не пускает душехранитель? Надо сначала справиться с ним. А зачем искушать душехранителя, если куда легче его просто убрать? И пока тому найдут замену, у желающих будет масса времени, чтобы добиться от оставленного без присмотра клиента всего, чего им надо. И потребуется-то на это совсем немного времени… Вариант того, что политик сможет сам устоять перед искушением, я даже не рассматривал.
На следующий день в команде телохранителей Антона Сергеича — по его личной инициативе, несмотря на все мои протесты — появился ещё один. Его задачей было охранять не клиента, а меня.
***
За несколько часов до объявления результатов аукциона все заинтересованные стороны собрались на официальный банкет, финалом которого и должно было стать оглашение победителя. Я прекрасно понимал, что это — последний шанс заинтересованных сторон привлечь моего клиента на свою сторону или получить от него информацию перед тем, как она обесценится публичной оглаской.
Будь моя воля, на оставшиеся часы я бы запер Антона Сергеича в бункере безо всякой связи с внешним миром. Но кто бы мне это позволил.
На мероприятии присутствовало сразу пятеро телохранителей вместо обычных трёх. Шестеро, если считать моего собственного телохранителя, ходившего за мной по пятам с той же назойливостью, с какой я следовал за Антоном Сергеичем.
В отличие от многих аналогичных мероприятий, этот банкет не отличался непринуждённой атмосферой. Высокие фужеры с шампанским, сверкающий хрусталь на крахмальных скатертях, горки бело-розовых креветок в обрамлении листьев салата и кусочков лимона, нежная лососина и лангусты на тонком фарфоре, белые перчатки официантов и черные бабочки метрдотелей — всё это было лишь декорацией к разворачивающемуся здесь под масками нервных улыбок и деланных светских бесед действу, которое называют политикой. Каждый из присутствующих представлял какую-то партию или движение, управление или министерство; каждый хотел получить чего-то от других и готов был предложить за это что-то взамен. Почти за каждым стоял душехранитель, делая работу чужих клиентов крайне затруднительной. Словом, политика в чистом её виде.
На таком публичном мероприятии я не имел возможности предотвращать атаки. В самом деле, ведь не мог же я взять за локоть подходящего к Антону Сергеичу главу Совета Федерации и развернуть его прочь, погрозив на прощание пальчиком: "Не надо просить моего клиента намекнуть на победителя взамен на поддержку такого-то законопроекта". Оставалось лишь стоять позади, натянутому как струна, напряжённо следить за каждым искушением и с минуты на минуту ожидать, что клиент вот-вот поддастся.
Антон Сергеич пока держался.
Этим вечером получить от моего клиента хоть какую-то информацию, хоть самый малый намёк на победителя аукциона пытался, кажется, каждый, жавший ему руку. Невзначай, ненавязчиво, ненароком, хитростью, лестью, вовлекая в доверительный разговор, вызывая на эмоции, откровенно и напрямую, предлагая "бартер" или любую услугу…
К моему клиенту подошла Ирина Крек. Высокая сухая женщина, без грамма макияжа на лице, в строгом чёрном костюме, начисто лишённом какого-либо намёка на женственность, являлась лидером блока, представлявшего на данный момент партийное большинство в Думе — "ДУМ", Движение Угнетённых Меньшинств. Я знал, что Антон Сергеич, несмотря на высокую должность, метил гораздо выше, в перспективе — вплоть до президентства. Для успешной карьеры ему нужна была влиятельная поддержка, и на данный момент "ДУМ" мог бы её обеспечить лучше, чем кто-либо ещё.
Антон Сергеич энергично отвечал на очень мужское рукопожатие госпожи Крек, обмениваясь с ней каким-то ничего не значащими репликами, когда та вдруг его перебила и заявила с шокирующей откровенностью:
— Среди участников аукциона есть один, которому вы присвоили восемнадцатый номер. Я догадываюсь, что его предложение — не самое выгодное с точки зрения льгот или количества предоставляемых людей и оборудования. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы ещё раз рассмотрели его в числе прочих кандидатов. Я, в свою очередь…
Намерения Ирины Крек вспыхнули настолько внезапно, как если бы ударила молния. Я успел удивиться тому, как мастерски она их скрывала, раз я не заметил их заранее, когда моё плечо внезапно пронзила резкая боль.
А дальше всё случилось почти одновременно. Я провёл по плечу ладонью и с удивлением увидел на своей руке кровь. Послышалось несколько громких женских криков; со звоном упал отброшенный на пол серебряный поднос; стоявший неподалёку официант наводил на меня дуло пистолета и отчего-то медлил… Или так мне казалось потому, что время словно резко замедлило свой бег перед лицом неминуемой, казалось, смерти…
Какая-то сила сбила меня с ног. Несколько выстрелов раздалось одновременно с разных сторон.
Фока с Домиником уже тащили моего клиента прочь, в дверь какого-то служебного помещения.
Я дернулся в безуспешной попытке последовать за ними.
— Лежите, — раздался глухой голос моего телохранителя, и его рука сильнее прижала меня к полу.
— Пусти, — снова попытался вырваться я. — Пусти, я должен защищать своего клиента!
— А я должен защищать вас, — отозвался он, не позволяя мне шевелиться.
Стрельба давно стихла, официанта кто-то скрутил, а я всё лежал на полу, в бессилии глядя на то, как уводят Антона Сергеича из зоны моего воздействия.
***
В медпункте меня продержали почти два часа.