Зенна Хендерсон - Я верю... (Ребенок, который верил)
Но проявленное мягкосердечие сделало ее еще более уязвимой для этих маленьких дьяволят, когда они в конце концов снова взялись за свое.
Мы закончили первую книгу о стране Оз и с восторгом принялись за первую часть «Магии страны Оз», и вот тут-то мы на него и наткнулись! Прямо на девятнадцатой странице! Мы все торжественно на него посмотрели. Мы написали его на доске. Мы с благоговением созерцали его. НАСТОЯЩЕЕ ЖИВОЕ МАГИЧЕСКОЕ СЛОВО! И теперь, чтобы уметь заниматься настоящей магией, нам оставалось всего лишь научиться произносить его.
Но вот здесь как раз и была загвоздка. Мы еще раз рассмотрели слово. ПИРЗКХГЛ. Мы проанализировали его. Все его буквы были известны, но в нем не имелось гласных, за исключением И. Как можно произнести слово, в котором столько гласных и которое не делилось на слоги? Конечно же, такое длинное слово должно было иметь более чем один слог!
— Впрочем, мы должны проявлять осторожность даже при попытке произнести это слово, — предупредила я. — Потому что, если вы найдете правильный способ произносить его, вы сможете — ну, вот здесь написано: «…превратить любого человека в зверя, птицу или рыбу, или во что угодно и наоборот, как только вы узнаете, как произносить это магическое слово».
— Вы сможете даже превращать самих себя. Разве не было бы забавным на некоторое время стать птицей? Но вот о чем нужно как следует подумать. Птицы умеют говорить в стране Оз, но могут ли они говорить здесь?
Ответом было торжественное единодушное «нет» — если не считать попугаев и скворцов.
— Так что, если вы превратите себя в птицу, вы не сможете снова превратить себя в человека. Вам придется оставаться птицей до тех пор, пока кто-нибудь не скажет магическое слово за вас. Так что лучше будьте поосторожнее, если вы научитесь произносить его.
— А как ВЫ его произносите, учительница? — спросила Донна.
— Мне никогда это не удавалось, — со вздохом сказала я. — Каждый раз, когда я дохожу до этого слова, мне приходится произносить его по буквам, так как я не могу произнести его правильно. Может быть, когда-нибудь я научусь этому. И вот ТОГДА, когда у нас наступит Тихий Час, я превращу вас всех в пасхальные яйца, и в нашем классе будет настоящий Тихий Час!
Посмеявшись, дети вернулись к своим партам, и мы приготовились к нашим послеобеденным занятиям. Но сначала большинство детей склонилось над партами, старательно копируя с доски слово ПИРЗКХГЛ, чтобы унести его домой в надежде на то, что кто-нибудь поможет им научиться произносить его. Все было, как обычно, — смеющиеся дети, наполовину верящие в удивительные способности слова, и торжественная напряженность Дисмей, склонившейся над клочком бумаги и старательно переписывавшей слово, шевеля губами.
А дело «Банни и Майкл против Дисмей» все продолжалось. Я посоветовалась с родителями мальчиков, но мы не смогли придумать ничего путного, что могло бы остановить их. Казалось, существовала какая-то непреодолимая сила, подстрекавшая мальчиков, несмотря на все наши попытки справиться с ними. Иногда приходится сталкиваться с такими вещами, как конфликт индивидуальностей — а иногда и союз индивидуальностей, — которые невозможно объяснить. Я пыталась решить эту проблему с позиции Дисмей, настаивая на том, чтобы она каждый раз, когда мальчики будут пытаться оплести ее очередной басней, рассказывала мне об этом прежде, чем окончательно поверить им; но Дисмей была слишком наивным ребенком, чтобы распознать пускаемое ими в ход коварство. Пробовала я и игнорировать всю эту ситуацию, полагая, что создаю ее сама, признавая ее существование. Но рыдавшая несколько раз в моих руках Дисмей убедила меня в ее реальности.
И вот пришел вчерашний день. Это был холодный день, с неистовым ветром, пронизывающим до костей, несмотря на безоблачное небо — в такой день не очень-то поиграешь после ленча на площадке. Мы сказали детям, чтобы они побегали и поиграли минут пятнадцать после того, как мы вышли из столовой, а потом на оставшуюся часть перерыва зашли в дом. Я дрожала в своем свитере и жакете, щурясь от потока солнечного света, который, казалось, делал порывы проносившегося над площадкой холодного, хлесткого ветра еще холоднее. Дети, взвизгивая от возбуждения и ощущения свободы, носились взад и вперед наперегонки с ветром, играя в сумасшедшую игру — пятнашки, заключающуюся в том, что все становятся в круг и кто-нибудь начинает считать: «Джинджер, Финджер, Ливерпуль. К нам приехал мастер Гулль. Будет шить он и кроить, а тебе пора водить!», после чего они, как безумные, разбегаются во всех направлениях от того, на кого упало последнее слово.
Однако энергии некоторых из наших подопечных хватило ненадолго, и когда я увидела, как Трееса и Ханнери забились в угол, дрожа от холода в своих потрескавшихся, не по размеру, башмаках, и плотнее закутываясь в изорванные свитера, я поднесла к губам свисток, давая команду на возвращение в класс.
Крики и шум в конце концов сменились долгожданным сдержанным гулом Тихого Часа, и я позволила себе вздохнуть и расслабиться. Автоматически исключая тех, кто в этот день отсутствовал, я быстро пересчитала их и тут же, вздрогнув от неожиданности, снова проверила, кто есть в классе.
— Где Дисмей? — спросила я. Последовало долгое молчание.
— Знает ли кто-нибудь, где Дисмей?
— Мы с ней были в комнате отдыха, — сказала Донна. — Она боится ходить туда одна. Она думает, что внизу, в кочегарке живет дракон, и поэтому боится ходить одна по лестнице.
— Дак она играла с нами в пятнашки, — сказал со своим вечным сопением Ханнери.
— Может, она пошла на большую площадку, — предположила Трееса. — Нам не велят играться на большой площадке, — целомудренно добавила она.
И тут я услышала тонкое, смущенное хихиканье Банни.
— Банни и Майкл, идите сюда.
Они стояли передо мной — воплощенная невинность.
— Где Дисмей? — спросила я.
Они обменялись косыми взглядами. Плечи Майкла поднялись и снова опустились. Банни уставился на свой большой палец — вот! смотрите! — высох за все эти недели — и сунул его в рот.
— Майкл, — сказала я, крепко беря его за плечи так, что пальцы мои впились в его тело. — Где Дисмей?
— Мы не знаем, — захныкал он, вдруг испугавшись. — Мы думали, она здесь. Мы играли в пятнашки.
— Что вы сделали с Дисмей? — спросила я, и дикая мысль, что они в конце концов убили ее, пришла мне в голову.
— Мы… мы… — суровость моего лица и резкость слов заставили Майкла разразиться испуганными слезами.
— Мы ничего не сделали! — закричал Банни, вынув палец изо рта и внезапно осмелев, увидев испуг Майкла. — Мы просто положили камень на ее тень.
— Камень на ее тень?
Мои руки упали с плеч Майкла.
— Угу. — Смелость Банни испарилась, и его палец снова вернулся в рот. — Мы сказали ей, что она не сможет сдвинуться с места.
— Садитесь, — приказала я, оттолкнув ребят от себя. — Все вы помните правила, которых должны придерживаться, когда меня нет в комнате, — напомнила я классу. — Я скоро вернусь.
Площадка была пуста, если не считать мятой бумаги, крутящейся вместе с вихрем вокруг мусорного бака. Я поспешила в джунгли спортзала. Дисмей не было и там. Я повернула за угол Старого Дома и увидела ее, напряженную и борющуюся. Ноги ее зарылись в землю, изношенные башмаки были залеплены грязью, и все ее существо отчаянно старалось отдалиться от маленького камня, лежащего на ее тени. Я видела — или мне показалось, что видела, — как тень сама скручивалась вокруг ее угловатых, потрескавшихся лодыжек.
— Дисмей! — позвала я. — Дисмей!
— Учительница! — зарыдала она. — О, учительница!
Я взяла ее руки в свои, пытаясь согреть закоченевшие маленькие ладошки. Нас обеих колотил озноб. Губы мои плясали, как и ее съежившиеся, синие губы, трясущиеся от рыданий.
— Но Дисмей, миленькая! — воскликнула я. — Ведь это все не так! Ты можешь вернуться в дом в любой момент! Камень не может держать твою тень! Это неправда!
НО МНЕ ПРИШЛОСЬ СНАЧАЛА УБРАТЬ ЭТОТ КАМЕНЬ — только после этого я смогла поднять ее на руки и отнести в комнату.
Весь остаток дня эта комната была встревоженной и покорной. Банни и Майкл потеряли всякий интерес к работе. Полные страха, они сидели на своих местах, ожидая прихода грозы. Но я ничего не сказала им. Мне нечего было сказать. Я уже говорила и снова говорила все, что только могла придумать. Я сделала все, что можно было сделать, и все это оказалось напрасным. Даже визит в канцелярию и беседа с мистером Бисли утихомирили их только на полдня. Я не могла даже заставить себя думать обо всем этом. Я дошла до предела, за которым вера в то, что прикованная тень сопротивлялась мне, казалась реальной. Ведь для того, чтобы поднять ребенка, мне пришлось сдвинуть камень. Это было совершенно выше моего понимания. Я почувствовала озноб, осознав, что не только Дисмей, но и я сама — взрослый человек — попалась в сети этой безграничной веры. А что же будет дальше? От ощущения, что я нахожусь на грани психического расстройства, у меня весь день стоял комок в горле.
