Марина Золотаревская - Король Завидий
Кое-кто из приближённых даже пытался остеречь молодого короля.
— Ваше величество, вдруг он шпион?
— Бросьте, — отмахивался Зариций, — всё, что он вызнает, можно прочесть в наших газетах. Какой вред от любопытного старика?
И вот теперь на короля напала то ли душевная хворь, то ли тоска, то ли просто хандра. Справиться с нею сам, как собирался, он явно не мог. Тут бы отставному шуту и вспомнить своё искусство, развеселить, рассмешить, растормошить государя, вернуть ему бодрость духа. Ан нет! Шиш по-прежнему вёл себя тише мыши — до того самого дня, когда увязался за королём на церемонию открытия нового моста.
Столицу рассекала пополам широкая река. Старый мост через неё с годами обветшал, стал ненадёжен, а для проезда автомобилей не подходил вовсе.
Решено было его разобрать и заменить другим, новой конструкции. Её придумал и рассчитал инженер по имени Крептер, низкорослый коренастый человек лет пятидесяти. Он же руководил строительством.
Из окон парадной залы дворца, выходивших на реку, Зариций мог наблюдать, как идут работы. Пришлось наладить временную переправу, паромную; пользоваться ею было не слишком удобно, но король не подгонял строителей. Мост соорудили точно в назначенный срок. Люди называли его подвесным; правильного названия — какого-то иностранного слова — никто, кроме Крептера, запомнить не мог.
С виду новый мост больше походил на музыкальный инструмент — не то арфу, не то лиру, — и при этом был крепок, как скала.
Церемонию открытия донельзя упростили — пышных церемоний Зариций терпеть не мог. Король взошёл на мост, с другой стороны навстречу ему двинулся Крептер. За королём следовала свита; за инженером — рабочие. Примерно на середине моста все остановились, и Крептер произнёс положенное:
— Принимай работу, государь!
Их разделяло не более двух шагов — низенького, коренастого инженера и высокого, стройного молодого короля. Стояло лето, и Зариций в лёгких бело-золотых одеждах был особенно хорош.
Он обвёл взглядом прочный певучий мост и вымолвил одно-единственное слово:
— Чудо!
Инженер поклонился. Король продолжал:
— За труд вам нынче же будет заплачено по счёту. Но сам вижу — этого мало. Проси в награду всё, что хочешь!
— Наградите рабочих, государь, — попросил Крептер, — они старались, ни одной заклёпки не поставили неправильно.
Зариций согласился:
— Молодцы. Неправильно поставленная заклёпка может обернуться катастрофой. — Он повернулся к свите. — Казначей!
— Здесь я, ваше величество! — отозвался тот.
— Каждому рабочему, сверх жалования, — по десять золотых.
— Будет исполнено! — отвечал казначей.
А рабочие дружно закричали:
— Да здравствует король!
— Хватит, ребята, — поморщился Зариций и опять обратился к инженеру. — Ну, а ты, друг Крептер? Как мне наградить тебя самого?
Эх, попросить бы Крептеру, к примеру, золотую готовальню, украшенную портретом короля и усыпанную бриллиантами! Может, всё бы и обошлось. А он сказал:
— Поручите мне, государь, построить ещё один мост, вантовый — по нему мы сможем пустить поезда. У меня, признаться, уже и эскизы имеются… Вот это и будет мне награждением.
Король замер, точно громом поражённый. Почему-то все сразу притихли. Стало слышно, как на мосту свистит ветер.
Наконец Зариций сдавленно спросил:
— Неужели ты настолько любишь своё дело?
Инженер ничего не успел ответить. Из толпы придворных, будто чёртик из коробочки, выскочил Шиш; гримасничая и приплясывая, подбежал к королю, и воскликнул своим скрипучим голоском:
— Что, завидно? Глядите-ка! Хорош наш правитель — король Завидий! — и ткнул в самодержца костлявым пальцем.
Все ожидали от Зариция гневного крика, а услышали глухой смешок:
— Браво, шут!
Кто-то нерешительно хихикнул и тут же испуганно смолк. Король будто не заметил. Адресуясь к инженеру, он проговорил невнятно:
— Насчёт моста… я подумаю… подумаю…
Развернулся на каблуках и бросив: «Возвращаемся, господа!» пошёл прочь. Свита — за ним, Шиш приплясывал позади, что-то бормотал, и придворные старались держаться от него подальше.
По дворцу в этот день поползли тревожные шепотки. И неудивительно: король вернулся сам не свой, отослал всех, заперся у себя в покоях и не стал ни обедать, ни ужинать. А вечером вдруг потребовал:
— Шута ко мне!
Шиша, о выходке которого знал уже весь дворец, препроводили к королю, и приближённые стали гадать, как поступит последний.
— Прогонит дурака к чертям собачьим, — говорил один, — прогонит и пенсии лишит.
— Простит, — уверял другой. — Он у нас отходчивый. Да и шутам многое прощается…
— Ну, не такое же! — не соглашался третий. — За такие выходки можно и в острог угодить!
Никто не мог бы догадаться, как на самом деле поговорили шут и король.
Оставшись с государем наедине, Шиш без приглашения уселся с ногами в самое удобное кресло, и задрав острый подбородок, уставился на Зариция. Тот пододвинул себе другое кресло и сел напротив. С минуту оба молчали. Король заговорил первым:
— Раскусил меня, а?
— Давным-давно.
— Как ты догадался?
— Дураку ясно, — осклабился Шиш, — а я и есть дурак. Ах, светлый король Зариций, всем умельцам — первый друг, всем искусникам — отец родной! Который сегодня от зависти к инженеру-строителю готов был броситься вниз головою с его чудо-моста! Что, вру?
— Нет.
— Да ты не только господину Крептеру, ты им всем завидуешь, мастерам-то.
Зариций откинулся на спинку кресла и промолвил жалобно:
— У них есть то, чего нет у меня: призвание, искусство, любимое дело. Довольно, чтобы наполнить и жизнь, и душу.
— А желудок?
— Что?
— Ты хоть знаешь, что самый искусный мастер часто сидит без хлеба? А знаешь, каково это — когда твоё искусство втаптывают в грязь? А когда само творение не даётся, не получается — понимаешь, что это такое?
— Каторга, — отвечал Зариций, — каторга, за которую я сей же миг отдал бы свою корону.
— Теперь дурак — ты! — воскликнул шут.
И король Невоздании молча проглотил оскорбление.
— У тебя есть власть, — продолжал Шиш. — Тебе ведомо, на что идут люди ради власти?
— Но я-то к ней не рвался, чёрт подери! — вяло огрызнулся Зариций. — Родился принцем, стал королём, вот и всё.
— Ага, просто должность такая — король. Ты и ведешь себя, как усердный чиновник средней руки. Погляди, как живут иные правители! Пьют-гуляют, казну распыляют, зато душу забавляют…
— Ничего-то ты не понял, — прервал государь шута. — Думаешь, я себя сдерживаю? Какое там! Не тянет меня к разгульной жизни, как не тянет повелевать людьми.
— А к чему тянет? Кем бы ты хотел стать, если бы не был королём?
Зариций ответил с мукой:
— В том-то и беда, что никем!..
— Ой ли? — поднял брови Шиш. — Ты ведь и живописью баловался, и музыкой, и стишками…
— Вот именно что баловался — душу в них не вкладывал.
— Велика беда! Одно твоё слово — и тебя объявят величайшим музыкантом и лучшим поэтом в истории страны, а за твои картины передерутся директора всех музеев.
— Разве мне слава нужна? Да к тому же ещё дутая!
— Жениться не думал? — неожиданно спросил шут. — Отец семейства — тоже призвание.
— Не моё.
— А что же девицы твои, фаворитки?
— Ну что девицы… Я их желал, они не противились…
— Оно и понятно! — ехидно вставил шут. — А любил ты хоть одну из них?
— Если бы… Что ты выспрашиваешь, точно поп! — вспылил вдруг король.
Шиш помахал перед его глазами тощим пальцем:
— Те-те-те! Поп тебе скажет, что зависть — смертный грех, а власть надо употреблять на добрые дела, и велит поститься да молиться. А я, может, посоветую кое-что получше…
— Говори! — простонал Зариций.
Шут медленно промолвил, будто смакуя слова:
— Себе же на беду наводнил ты страну мастерами. Сам и позаботился, чтобы они с голоду не погибали и в безвестности не прозябали. «Проси в награду всё, что хочешь!» — передразнил он вдруг голосом короля. — Ладно, они процветают, а тебе-то каково с ними рядом? Они живут любимым делом, а тебе, монарху, и жить вроде нечем: власть для тебя — служебная лямка, кутежи — скука смертная, женщина — услада на миг, а искусство — баловство. Верно, король Завидий?
Король не отвечал, только сильнее вжался в кресло, стиснул подлокотники. Шут встал и наклонился над ним:
— Об одном ты позабыл: эти искусники да умельцы — твои подданные, и ты волен делать с ними, что хочешь.
— И что ты советуешь? Призвать ещё одного мастера — заплечного, чтобы выкручивал им золотые руки, рубил светлые головы? Так, что ли?
— Ну, зачем же, — усмехнулся Шиш. — Ты ведь у нас монарх просвещённый и милосердный. Гуманный, как нынче говорят. Просто предложи им — каждому — сменить занятие.
