Леонид Каганов - Чёрная кровь Трансильвании
— Ну наконец-то, Влад! — раздался знакомый голос.
Матей распростер руки и шагнул ко мне.
— Осторожно, краска!
— Да ладно! — Матей обнял меня и похлопал по спине.
Я готов был поверить, что он действительно рад меня видеть, но лицо его оставалось таким же унылым, а при свете свечей выглядело и вовсе жутковато.
— Главное, не смотри на лицо, — Матей словно читал мои мысли. — Я сейчас улыбаюсь тебе во всю варежку. Но лицо не работает. Ты, главное, поначалу не пугайся, а потом привыкнешь. Все привыкают. Ты-то мне рад?
— Еще как! — ответил я честно. Действительно был дико рад его увидеть.
— Сразу хочу попросить, — перебил Матей. — Петра сказала, что ты беспокоишься из-за ваших отношений и чувствуешь вину.
— Матей, не надо сейчас об этом… — поморщился я.
— Надо, — твердо ответил Матей. — И надо именно сейчас, с самого начала, чтобы это не повлияло на нашу дружбу. Я попал под кобальтовые бомбы и стал инвалидом. Просто, чтоб ты знал и больше не задавал вопросов. У меня даже не может быть детей, проблемы с координацией, и вообще я решил посвятить жизнь науке. Я сам сказал Петре, что у нас все кончено, и попросил ее начать встречаться с тобой, моим лучшим другом.
— Вот как? — Я ошарашенно стянул парик. — Встречаться со мной?
— А ты бы на моем месте поступил иначе?
— Не знаю, Матей… — вздохнул я. — Давай не будем об этом. Расскажи, как ты добрался?
Я щелкнул выключателем, задул свечи, и, как всегда, вампирское очарование подвальной комнатки исчезло вместе с полумраком. Стали видны слоящейся хлопья нитрокраски на стенах, проводка, вентиляционная гофра под потолком и рваные шляпки шурупов, скрепляющих постамент гроба.
Пока я снимал с себя ветошь, оттирал грим и натягивал рубашку, Матей рассказывал, как его чуть не ссадили с поезда на натовской границе, потому что подумали, будто он диверсант и провозит на оккупированную территорию оружие. А он вез самые обычные приборы, каких навалом в любой лаборатории. Хорошо, что один из натовцев слегка понимал в физике.
Мы вышли из замка через черный ход, обогнули розарий и зашли к дядюшке Габи выпить по бокалу вина за встречу. Ведь не виделись больше года. Матей сел так, чтобы оказаться к залу спиной, и я понял, что у него после контузии завелась привычка прятать лицо.
— Матей, а чем ты так разозлил декана, что он тебя отчислил? — спросил я.
Рот Матея скривился еще больше, он качнул головой.
— Это тебе так сказала Петра? Никто никого не отчислял, просто университет временно распустили на каникулы. Знаешь, когда в городе каждую неделю ракетные бомбежки, не до университетов…
— В интернете пишут, ракетных бомбежек давно нет, — удивился я.
— А что они вам ещё напишут? Йасса лежит в руинах, ракеты бьют по графику. Я тебе покажу потом фотки с мобильника… — Матей умолк и залпом осушил бокал.
— Так значит, тебя не отчислили, с деканом ты не ссорился, и никакого реферата про графа Дракулу не писал?
Матей пожал плечами.
— А что я по-твоему должен был рассказать Петре, если звонил по мобильнику с границы между правительственной зоной и натовской?
Я вскинул брови.
— Думаешь, они прослушивают мобильники? Откуда у них столько переводчиков?
— Откуда я знаю, может, у них роботы ключевые слова пишут? Решил не рисковать.
— Хитер! А я уже представил себе эту картину, как ты машешь рефератом перед деканом по физике, а декан орет, что ты провинциальный мальчик из туристической деревни, совсем спятивший на своих вампирах…
— Декан по физике не бывает, — деловито поправил Матей. — Декан — это декан. Кстати, доктор наук и вообще очень грамотный мужик. И тоже лютеранин, между прочим.
— Так, значит, ты специально наплел ерунды? — улыбнулся я. — Рад, что у тебя голова варит.
— Сомневался?
— Ну… Просто читал в интернете, что контузия — это что-то с рассудком. И когда Петра съездила к тебе в йасский госпиталь, долго ее расспрашивал, как ты…
— А она?
— Сказала, что никаких новых странностей у тебя не добавилось.
— Это она зря, — серьезно сказал Матей, глядя мне в глаза, и вдруг со всего размаха грохнул бокалом об пол, даже не посмотрев на прыснувшие во все стороны осколки.
Я недоуменно замолчал.
— Ты знаешь что-нибудь про графа Кавендиша? — поинтересовался Матей как ни в чем не бывало, продолжая смотреть мне в глаза.
— Нет.
— Это был самый гениальный физик в истории человечества! Граф!
Дядюшка Габи принес новый бокал и хмуро поставил перед Матеем.
— Аккуратней, будь добр, — пробурчал он.
— Простите, дядюшка Габи, — кивнул Матей и снова повернулся ко мне. — Ты знаешь, что говорили ученые-современники о Кавендише? «Его облик — всего лишь маска, скрывающееся под ней существо не является человеком!»
— Знакомо, — усмехнулся я. — Так говорит Петра, когда подводит толпу балбесов к моему гробу.
— Кстати, ты слегка переигрываешь, — заметил Матей. — Ненатурально, особенно когда язык высунул. Это имело бы смысл, если б он у тебя был раздвоенный, а так — обычный, розовый, как у поросенка. С остальным гримом и клыками не сочетается.
— Слушай, давай тебя буду физике учить? — обиделся я.
— Не обижайся, — Матей неловко разлил вино по бокалам, и я заметил, что руки у него слегка дрожат. — Кстати о физике. Ты знаешь, что граф Кавендиш первым вычислил массу Земли? Проверить это смогли только в двадцатом веке. И знаешь, на сколько он ошибся? Всего на полпроцента! Представляешь? Всего полпроцента! А ведь он жил в тысяча семисотых годах…
— Типа, все кругом думали, что Земля плоская, а он уже ее взвесил? — Я тоже решил блеснуть эрудицией.
— Во-первых, уже давно так не думали, — неожиданно обиделся Матей. — Во-вторых, она реально плоская.
— Теперь так учат физику в Йассе? — улыбнулся я.
— Не учат, — серьезно возразил Матей. — Но я тебе покажу. Сегодня ты увидишь то, что Кавендиш увидел в восемнадцатом веке.
— Постой, в каком-каком веке? — насторожился я.
— В восемнадцатом.
— Ну и какой же он граф Дракула? Дракула-то жил в пятнадцатом!
— Да что ты ко мне пристал со своим Дракулой?! — Матей возмущенно откинулся на спинку стула, и мне показалось, что выражение его лица сейчас впервые соответствовало эмоциям.
— Да чего ты бесишься? — удивился я. — Сам же сказал, что граф Кафендиш — это граф Дракула, одно лицо…
— Влад, ты дурак что ли? — Матей аккуратно оглянулся по сторонам и продолжил шепотом: — Я тебе еще раз повторяю: забудь про Дракулу. Что я должен был говорить по мобильному Петре? Что расшифровал чертежи Кавендиша, набрал приборов в разгромленном корпусе и хочу повторить его эксперименты?
— Взвесить Землю? — не понял я. — А смысл?
— Смысл? — Митей сжал в руке бокал, и я испугался, что он разобьет и его. — А какой смысл тебе три раза в день плясать в гробу перед натовскими ублюдками, обливаясь краской?!
— Матей, между прочим, деньги зарабатываю. — Я пожал плечами. — И почему только натовскими? Натовских конечно понабежало, но ведь еще есть венгры, словаки, румыны, албанцы, немцев много… У меня что, есть выбор, в конце концов?
— У всех есть выбор, — сказал Матей, со стуком опустив бокал на стол. — Например, тебе не приходила в голову мысль пробраться в Букурешти или Йассу и вступить в армию сопротивления?
— Да? — Я почувствовал, что завожусь. — Сопротивления? Какой ты умный! И как я буду сопротивляться? Выйду на перекресток с осиновым колом и буду встречать натовские сверхзвуковые ракеты? Про какое сопротивление ты говоришь? Пройдет еще месяц-два, пока правительство найдут и убьют, за это время от твоей Йассы с Букурешти камня не останется!
— От моей Йассы? — Матей сжал кулаком тоненькую ножку бокала так, что стеклянный диск со щелчком отскочил и покатился по полу. — От моего Букурешти?! Моего?! Не твоего?! Это уже не твоя столица, да?! Это не твою страну восьмой месяц безнаказанно бомбит чудовище с другой точки земного шара?! Это не на твоей стране испытывают сверхзвуковые ракеты с кобальтовыми боеголовками?! Мы наверно выросли с тобой в разных странах, Влад?! Или ты думаешь, что Трансильвания теперь другая страна с тех пор, как здесь обнаружили самый крупный в мире запас нефти, будь она трижды проклята?!
— Какой нефти? — изумился я. — Что ты плетешь?
Матей решительно поставил бокал и взялся обеими руками за графин, но бокал без подножки упал и покатился, подпрыгивая на досках стола. Я подхватил его. Появившийся дядюшка Габи назидательно вынул из рук Матея графин и молча унес, хотя там оставалась еще половина. Матей проводил его суровым взглядом, но спорить не решился, и снова повернулся ко мне.
— Какой нефти, спрашиваешь? — Он снова перешел на угрожающий шепот. — Черненькой такой, мокренькой. Которой здесь, — он постучал ногтями по столешнице, — нашли сорок процентов мирового запаса, больше, чем у русских с арабами вместе взятых! Ты что, действительно идиот или вам тут мозги промыли? Ты забыл, после чего началась война? Через пару месяцев после сообщения про трансильванскую нефть.
