Танассис Вембос - Кто платит за переправу?
В толпе поднялся визг и смех. Второй клон достал револьвер и принялся палить наугад во все стороны. Люди с криком разбежались, оставляя за собой раненых. Я поспешил скрыться внутри, пройдя мимо двух гологрудых девиц, которые проверяли посетителей металлодетекторами. У одной из них на шее была опухоль размером с апельсин. У второй один глаз был жёлтый, а другой — небесно-голубой. У обеих — огненно-красные волосы и подбитые гвоздями футбольные бутсы на высоких каблуках.
«Бизе» считалось хорошим заведением. Когда-то здесь была ратуша, которую потом разграбила и подожгла разъярённая толпа. Десять лет назад её отремонтировали и открыли в ней клуб. В нём можно было встретить интересных типов, которые, кроме того, занимали и относительно хорошее общественное положение. Мужчины и женщины. Многие денежные мешки развлекались здесь после рискованной вечерней поездки в центр города. Для меня здесь было идеальное место, чтобы грести деньги лопатой. Я часто сюда захаживал.
Стены были выкрашены в чёрный цвет, и постоянно работали стенные телевизоры, звук которых заглушала музыка. Головы на экранах открывали и закрывали рты, но их не было слышно. Яркие неоновые светильники освещали людей снизу.
Клуб был забит до отказа. Технофрики, кибержертвы, девушки, взгляд которых оцепенел от розовых таблеток суперэкстази, поглощаемых каждую пару минут. Молодые люди в дорогих шмотках, предельно взвинченные. Большинство были в шляпах, армейских шлемах, цилиндрах или шерстяных шапочках с маленькими стробоскопами. На заднем плане стоя совокуплялась парочка. Кто-то снимал их на видео. Группы танцевали, пили и беседовали о моде, о компьютерах, о новых психотропных средствах, о космических полётах и о музыке.
— Летом я отправляюсь в космический «Хилтон». Мои старики оплачивают…
— А мне бы хотелось совершить путешествие вокруг Луны на «Нерва-экспресс»…
— Хорошая мысль! Только придётся тебе десять лет подряд непрерывно раздвигать ноги, чтобы суметь купить билет!
— Это что, было в последнем реалтайм-выпуске «Tsak»?
— Я видел новейший болевой клип «Urban-Decadence» на MTV-3. Ничего особенного, кстати…
— На следующей неделе «Giga-Byte» играет в «Родоне», последний шанс основного состава.
— Разве их ещё не распустили?
— Нет.
— Нет ли у тебя желания быстренько перепихнуться?..
— Почему бы нет…
Я заказал двойной афинский слинг и забился в дальний угол. Музыка становилась громче. Должно быть, это была «$Muscleflex-G» с их новейшим хитом. Бас долбил мне прямо по желудку. Я чувствовал, как гудят металлические нервы моей руки. Одним глотком опорожнив стакан, я заказал ещё один у зеленоволосой официантки в металлическом платье. И закурил «Голден джойнт». Жалко, что в клубе не было «бонк»-автоматов. Лавочке ещё было над чем поработать.
К пяти часам утра ряды поредели. Осталось лишь несколько отдельных группок. Все были обдолбанные, пьяные или взвинченные, потому что приняли внутрь бесчисленное количество напитков и таблеток. И тут я увидел её.
Она была среднего роста, черноволосая, с выступающими скулами. Красивые ноги в фосфоресцирующих колготках. Она сидела, закинув ногу на ногу, на стуле у стойки бара. Волосы её приобретали разные оттенки, в зависимости от того, под каким углом на неё смотреть. Она тоже курила «Голден джойнт» и медленными движениями пила из высокого стакана с двумя ножками коктейль апельсинового цвета с зелёными кубиками льда. Глаза её блестели особенным блеском.
Она бросила взгляд в мою сторону и ещё раз затянулась сигаретой. Она была хороша собой. Я допил остаток своего шестого афинского слинга и улыбаясь двинулся к ней.
— Привет.
Она поцеловала меня взасос, больше не дав мне сказать ни слова. Когда она нагнулась ко мне, я заметил у неё на затылке хромированное штекерное гнездо. Наверняка она — метахакер. Вот мне повезло-то!
Мы трахались в туалете. Она дрожала всем телом, но не произнесла ни слова. Я тоже. Пол был залит лужей грязной воды с мочой, а в сторонке валялся в отключке какой-то тип, остриженный наголо и с обрезанными ушами. В его сплошь татуированной руке всё ещё торчал шприц.
Я кончил со странным звуком, застегнул брюки и порылся в карманах, ища «Голден джойнт». Она молча натянула свои трусики.
В большом зале оставалось всего человек десять. Клуб закрывался, и несколько чернокожих уже начали пылесосить пол. И тут она впервые хоть что-то произнесла:
— Дай мне сигарету.
Я снова вынул пачку.
— Не очень-то ты разговорчива, а?
Она посмотрела мне в глаза. Она носила умные контактные линзы, которые меняли цвет в зависимости от душевного состояния носителя. Сейчас они были золотисто-зелёные.
— Я не разговариваю с незнакомыми людьми.
Я засмеялся.
— Но зато трахаешься с ними не задумываясь, а?
— Это разные вещи. Одно с другим не связано.
Казалось, она чувствовала себя оскорблённой. Я решил сменить тему.
— Метахакер? — спросил я и показал на хромированное штекерное гнездо у неё на затылке.
— Журналист? — спросила она, выпуская дым изо рта.
— Как ты догадалась? — удивлённо спросил я.
— Застывший взгляд, лицо человека, который, в основном, пропадает в Интернете в поисках информации. Охотник за данными. Это с самого начала было ясно, как только я тебя увидела. Просто намётанный глаз.
Я улыбнулся.
— Значит, ты знаешь, что за травку я курю, а?
— Для затравки «Голден джойнт», — она впервые улыбнулась. — А потом информационный смог из Интернета.
Я с самого начала знал, чего она хочет. Метахакер — одно из тех заслуживающих сострадания существ, которые подвергли себя трансплантации интерфейса, лет десять назад, когда это был самый писк. Они подсоединялись к компьютерным сетям и пропадали среди обломков информации в поисках новых миров и отменного кибернетического кайфа. До того момента, как локальные сети сменились подключением к Интернету.
Я не знал ни одного случая, чтобы метахакер выжил после того, как подсоединился к Интернету. Головокружительный поток гигабайт буквально выжигал ему нейроны, взрывал их изнутри в электронном оргазме беспримерного суперкайфа без обратного билета.
Я знал, чего она хочет. У журналиста в распоряжении всегда есть голомодем — если он хочет выжить как журналист. Я знал, что она тоскует по последнему виду кайфа, по смертельному торчку, по необыкновенному и неповторимому мгновению, которое ей не в состоянии дать ни одна простая гиперкомпьютерная среда.
Я знал, что часы её сочтены.
Я улыбнулся.
— Идём? — спросила она.
Я ничего не сказал, и мы вышли на улицу.
По площади Омония неутомимо двигалась людские массы, они спорили, ели, испражнялись, спали и глазели по сторонам. Празднество новоязычников за это время раскрутилось на всю катушку. Один из них как раз только что поджёг себя, и в воздухе стоял запах горелого мяса.
Мы шли пешком. На тёмном бульваре народу было мало, и торговцы давно уже свернули свои лотки. На углу сидел пьяный в луже собственной блевотины и горланил песни. Старик с деревянной ногой рылся в куче отбросов, а группа албанцев трахала молодого мужчину, который стоял на четвереньках и кричал им, чтоб поторопились. Невдалеке сидел шелудивый пёс и смотрел на них.
— А ты хорошо подумала? — спросил я её, закуривая ещё один «Голден джойнт». Я знал, что это дурацкий вопрос.
Она прямо посмотрела на меня. В её многоцветных глазах я увидел полную готовность, тоску человека, который мечтает отдать жизнь за последний кайф, человека, которому знакома Другая Реальность. Человека, который уже однажды побывал в стране лотофагов, отведавших медвяных плодов лотоса.
— Все, кто побывал в стране отчаяния, страдают потерей памяти, — сказала она.
Я не понял, кого она имеет в виду — себя или меня. Я так и не узнал этого.
На входе в подъезд дома валялся в глубоком сне грязный растафари со своей львиной гривой, употребивший незнамо сколько «бонков». Нищий старик, одетый в лётную офицерскую куртку, рылся в его карманах. Увидев нас, он отпрянул и принялся ругаться на незнакомом языке. У него был только один глаз, и из его правого уха свисал провод.
Мы пошли по пыльной лестнице вверх. Лифт не работал уже пятнадцать лет. На лестничной клетке пахло мочой и гниющими отбросами. Какая-то кошка выскочила из дыры в стене и пулей пронеслась мимо нас.
— Как тебя зовут? — спросил я обречённую на смерть.
— Какая теперь уже разница?
— Я стану фактически зачинщиком твоего самоубийства. Скажи мне, по крайней мере, как тебя зовут.
Мы поднялись ещё на один этаж, прежде чем она ответила:
— Джулия.
— А меня зовут Сакис, — сказал я, хотя мне было ясно, что моё имя интересует её в такой момент меньше всего. — Уменьшительное от «Атанассиос». То есть «бессмертный», — я улыбнулся.
