Алексей Погорелый - Тихий конец света
Шувалов прошел к зданию по песчаной аллее, рассекающей пополам запущенный сад. В тени громадных, столетних платанов, небольшой особняк казался миниатюрной бутафорией, как «Ласточкино гнездо» на побережье Крыма. Перед колоннадой мини-особняка припарковался огненно красный спортивный мотоцикл. Словно почувствовав приближение Матвея, из дверей вышла худая брюнетка, затянутая в кожаный костюм. Гибкая девичья фигура с полным отсутствием груди. Смуглое овальное лицо с темными очками на маленьком курносом носике и полные, чувственные губы. От девушки шли плотные волны сексуальности. Матвей ощутил их физически.
— Вы из Агентства, — утверждающе сказала она, — проходите. Матвей выдохнул и зашел в прохладу здания.
— Все двери открыты, — ее голос звучал неожиданно глубоко и певуче, — мне надо уехать по делам, так что никто не будет вам мешать. Вот моя фотография. Она достала из набедренной сумочки снимок.
— А фотография супруга? — спросил Матвей, разглядывая зеленые глаза на снимке.
— Его я почищу сама, — двусмысленно ответила девушка.
— Вы экстрасенс, — улыбнулся Матвей.
— Вроде того. Когда закончите, просто прикройте входную дверь. Мы больше не увидимся. Никогда.
И она ушла. Матвей даже обиделся, что с ним случалось очень редко. «Странная женщина, — подумал Матвей, глядя на фотографию, такие глаза… Опытные, или, скорее старые». Шувалов обошел все здание, отмечая показания прибора-тестера. Нашел место наибольшей активности и установил там ретранслятор на среднюю мощность. Дом был относительно «чистым». Через полчаса Матвей сделал контрольные замеры и, с чувством выполненного долга, отзвонился шефу. Потом вызвал таксиста. Его мысли никак не покидал образ гибкой фигуры. И что означает последняя фраза? Никогда?
Из подъехавшего такси вышел монах.
— Здравствуйте, коллега! — с наигранной радостью сказал Матвей, — объект в вашем распоряжении, черти заждались уже!
Монах неодобрительно посмотрел на Шувалова и, молча, пошел к особняку.
«Ведьма это была, придурок, — сказал Голос в голове Матвея. «Тоже мне новость», — подумал Матвей и выпил рюмку водки. За окном пошел дождь. Алкоголь нежным туманом обнял Матвея, ему стало спокойно и уютно в собственном теле. «Деловара с монахом угробила, — продолжал Голос, — а ты ничего, крепкий оказался». Матвей посмотрел на свои худые ноги в домашних тапочках. «Ничего, — по-дружески, пьяно сказал Голос, — поправишься еще». Матвей выпил еще.
Приехав домой, Шувалов вложил фотографию девушки в сканер и запустил программу по очистке ауры. Изображение на экране компьютера получилось слишком темным и расплывчатым, но корректировать картинку инструкция запрещала. «Потом обработаю», — подумал Матвей и нажал кнопку «Ввод». По поводу завершения прибыльной работы Матвей решил устроить маленький праздник. Позвонил подружке, но она уехала к матери, немногочисленные друзья тоже разъехались кто куда, а с приятелями Шувалов делить праздник не хотел. «Да пошли они все, — подумал он, открывая бутылку коньяка. — Мы и сами можем, в тесном кругу так сказать».
Очнулся Шувалов уже в больнице. Смутно вспоминалось, как на него обрушился хор голосов. Они матерились, издевались и угрожали всеми возможными и не возможными способами. Невидимые голоса орали со всех сторон. Матвей орал в ответ. Матом. Потом выскочил на улицу и начал избивать прохожих, ему казалось, что за дело. Оказалось, что просто так. Его еле скрутили два милицейских патруля и отвезли в психбольницу. Крепкие санитары привязали Матвея полотенцами и простынями к железной кровати, где он и пролежал неделю, громко матерясь, корчась в судорогах и отправляя физические надобности под себя.
Через неделю, то ли благодаря лошадиным дозам сильнейших транквилизаторов, то ли просто от усталости, Матвей успокоился и замолчал. Когда его отвязали, он с большим трудом дошел до ванной комнаты. От неподвижности и побочного действия лекарств конечности не двигались как положено и дрожали при малейшем напряжении. Колоть Матвея перестали, а таблетки, по примеру других больных, он незаметно сбрасывал в дырку нужника.
На третий день его ограниченной свободы к Шувалову пришел посетитель. Мент из службы безопасности расследовал предполагаемое самоубийство монаха. По их данным, Шувалов и пожилой таксист были последними людьми, которые видели церковнослужителя живым. Его нашли в парке возле монастыря. «Хорошо хоть не в особняке» — подумал тогда Матвей.
Монах повесился на собственном поясе. Никаких следов борьбы и насильственной смерти на теле не обнаружили. Если бы мужик не был служителем церкви, никто бы и не подумал возбуждать следствие по этому делу. Настоял сам епископ. Самоубийство смертный грех. Насильно повешенный монах устроил бы церковь намного больше, чем наложивший на себя руки. Шувалов честно рассказал о последней встрече с монахом, его работе в особняке и жене деловара. Следователь это все уже знал от начальства монаха.
— Это она? — спросил человек из службы безопасности, показывая снимок женщины лет сорока, с невыразительным, полным лицом и крашеными хной кучеряшками.
— Нет, та была молодая, — Матвей замялся, — со спортивной фигурой. У меня фото в сканере осталось. И в базе тоже должно быть.
— Ваш сканер с компьютером сгорели.
— А квартира? — прохрипел Матвей.
— Скажете соседке спасибо, старушка успела пожарных вызвать. Все целым осталось, кроме стола с компьютером. Ну и замок на двери пожарники выбили.
— Вот сука!
— Кто?
— Ведьма эта! Я ее за жену строителя принял. Вела себя так … Спокойно, по-хозяйски.
— Этого строителя? — следователь достал из папки еще одну фотографию.
— Этого.
— Коротков Валерий Геннадьевич скончался вследствие ДТП неделю назад, — скучным голосом произнес следователь. В день смерти монаха и вашего заточения в эти стены. — Он усмехнулся. — Что вы думаете по этому поводу?
— Вы следователь — вам и думать. Все что знал, я рассказал. Могу помочь составить фоторобот той суки, которая в особняке была.
— А какой смысл? Предъявлять ей нечего. Был несчастный случай и самоубийство, — утвердительно, сверля Шувалова взглядом, произнес следователь. — Свидетель из вас теперь никакой. Сами понимаете. Он поднялся и направился к двери.
— Стой! Как это случилось? — окрикнул мента Матвей.
Следователь удивленно обернулся.
— Ну, авария. Как деловар умер?
— Врезался на скорости в столб. Подушка безопасности не сработала. Вот тебе и «Мерседес». Умер на месте.
— В столб, — озадачено повторил Матвей.
— А жена после похорон уехала на свою виллу в Черногорию. Единственная наследница, между прочим. — Следователь усмехнулся и закрыл за собой дверь.
На следующий день пришла девушка Матвея. Светочка. Она с испугом смотрела на зарешеченные окна, на казенную обстановку общей столовой, в которой встречались больные с родственниками. Морщила носик от запахов и вздрагивала при каждом крике, доносившемся из палат. Смотрела на неряшливых больных и на лице ее читалось отвращение. Матвей хотел ее поцеловать, но Светочка отпрянула, как от ВИЧ-инфицированного. Матвей психанул и громко, с яростью ее обматерил. Больше Светочка не приходила. Как и друзья. За два месяца заключения — ни один не проведал Матвея. Наверное, у него никогда и не было друзей.
Если бы не книги, Матвей никогда бы не вышел из больницы. Он читал запоем все, что приносили ему санитары. Пожелтевшие, пыльные стопки старых журналов и разваливающиеся тома классиков девятнадцатого, начала двадцатого века спасали его избитое сознание от бездны сумасшествия. Голоса не умолкали ни на минуту. Извращенные издевательства не могли зародиться в разуме человека или какого-либо социального существа. Это были голоса тварей. К воплям в мозгу Матвея добавилась боль, возникающая во всех органах и частях тела попеременно. Твари вспоминали все грехи Матвея. С самого раннего детства и по сегодняшний день. Они заставляли парня снова и снова переживать все страхи и неприятные моменты жизни. Твари знали о Матвее все. Даже то, что он сам давно забыл. Видения были настолько реальны, что Матвей покрывался холодным потом и долго не мог успокоить бешено рвущееся из груди сердце. Не известно, сколько кругов ада прошел Матвей. Он думал, что если ему устроили такое Чистилище, значит скоро он должен умереть. Матвей часто думал о самом эффективном способе самоубийства. Он не мог заснуть неделями, не помогали самые сильные снотворные, от которых на утро сводило колючими судорогами все мышцы.
Сначала читать не получалось. Болели глаза, сливались строчки. Голоса искажали смысл прочитанного. Превращали трагедии книжных героев в безумный фарс. Но постепенно упорство, с которым Матвей пытался удержать смысл прочитанного в сознании, возвращаясь по пять, шесть, семь раз к началу строки, начало приносить результаты. Твари стали делать перерывы. И беспрерывный хаос в голове Матвея уступал место событиям, развивающимся на страницах книг.
